Инопланетяне

Яцук Иван
                Инопланетяне.


Нынче ученые всех мастей усиленно ищут в космосе братьев по разуму, изобретают всякие хитроумные схемы контактов и общения. Ох, ребята, мне кажется, напрасно вы это делаете. На Земле столько непонимания между людьми, что еще работать и работать над схемами и контактами. И не могут нас понять не дельфины какие-нибудь, а люди одной расы, одной национальности, разговаривающие на одном языке, исповедующие одну веру, но ведущие себя так, словно они прилетели из разных галактик. В подтверждение этого незамысловатого тезиса расскажу  быль, которую мне поведала одна знакомая, а ей тоже кто–то рассказал.
Дело было в начале второй мировой. В концлагере познакомились две девушки-украинки. Сестры по несчастью, они доверяли друг другу самые сокровенные, нехитрые девичьи тайны, жили, как говорится, душа в душу. Но все в этом мире когда-нибудь кончается.
Закончилась и война. Лагерь освободили. Одна девушка, которую звали Ольгой, еще в лагере приглянулась одному голландцу. И они уезжают вместе сначала в родную ему Голландию, а потом в Америку. А другая–Люба– с радостью возвратилась к себе на родину. Родина встретили ее сурово, хмуро, условия жизни были только чуть-чуть лучше лагерных, а иногда и хуже.
Но молодость, она и есть молодость!Все по плечу, все по нраву, рядом родные, друзья по школе, соседи– такие же горемыки. Вышла замуж Люба, родила троих детей: двоих девочек и мальчика. Глаза Родины постепенно теплели, жить становилось все лучше, все веселее, дети подрастали, а мать старилась. И вдруг наша Люба получает письмо с иностранными марками и штемпелями на конверте. Оказывается, это Ольга через свое посольство нашла свою подружку и шлет ей пламенный привет, рассказывает о своем житье-бытье и пишет, что скучает по Украине, по Любе и просит ее ответить.
Родина насторожилась, и районный представитель ее компетентных органов вызывает Любовь Николаевну Красиворон на беседу и грозно спрашивает, откуда, мол, и что это за географические новости. Женщина дрожащим голосом отвечает, а потом и письменно свидетельствует эту неприглядную для советской гражданки историю. «Ежели будешь писать– не вякай лишнего,– сказал в заключение бдительный страж,– а еще лучше вообще не отвечать на эти капризы буржуазной дамочки. Ишь, приспичило ей узнать, как ты живешь. Хорошо живешь, не жалуешься». Насчет «не жалуешься» начальничек попал в самую точку – попробуй пожалуйся. Насчет « хорошо живешь» – это уже, как смотреть. Если не голодаешь– значит, живешь хорошо.  Тоже выходит все правильно.
Следуя красноречивому пожеланию органов дознания, Любовь Николаевна  со слезами на глазах положила  дорогое письмо в шкатулку, где хранились ее « драгоценности» и постаралась забыть о досадном инциденте. Но Ольга, она же Виннер, оказалась бабенкой настырной и дотошной, видно набралась американского духу. Следует очередной запрос в посольство США в Москве.  А там запрос гражданина Соединенных Штатов– дело святое. Американский посол запрашивает по инстанции, что с Красиворон, почему не отвечает, жива ли, здорова? Дело происходило во времена хрущевской оттепели.
Никита Сергеевич колесит по кукурузным полям  Арзамаса и Миннесоты, решает глобальные задачи «догнать и перегнать» , а здесь настойчиво запрашивают о какой–то козявке. Родина, стиснув зубы, неохотно отвечает: да, существует, жива-здорова, ударница коммунистического труда, некогда отвечать на многочисленные письма из-за границы в ее адрес, ждите, когда она выберет время и вам напишет.
Срабатывает цикл молниеносных закодированных сообщений между компетентными органами– и вот уже районный комитетчик заводит свой мотоцикл с коляской и– неслыханное дело!– собственной персоной едет в Пересадовку передать срочный приказ– « отвечать».
Люба ответила. Написала о муже-трактористе, о троих  детках, старший из которых Петя– уже победитель районной олимпиады по математике. Написала, что возле дома цветут вишни, в палисаднике растут чернобрывцы, петушки, георгины, а вечером ходят девчата с хлопцами, как  и она в свое время ходила, и поют украинские песни.
Умилительное, задушевное письмо получилось. И Ольга через полгода ответила, что проплакала над ним весь вечер и ночь, и перечитывает время от времени и опять плачет. Живет она хорошо. Муж– инженер электротехнической кампании. Четверо детей: Майкл– Миша,  Питер–Петя,  Элен–Лена, Софи– София.
Муж– Роберт на хорошем счету в компании, у них свой двухэтажный дом, два автомобиля, стиральная машина, холодильник, телевизор, садовник, кухарка, горничная. Муж, правда, часто ездит по командировкам по всем штатам и даже в Европу– так что она сама управляется со всем хозяйством, но ей не привыкать.Только по вечерам и по ночам одиноко. Вот и вспомнила о подруге, теперь будет ждать весточек от нее.
А вскоре пришла первая посылка, ровно 10 кг. Открывали в присутствии все того же бдительного чекиста. Бомб, снарядов, скорострельных пистолетов, секретных инструкций, адресов, явок и шифров обнаружить не удалось; надежды на раскрытие разветвленной шпионской сети также не оправдались, и славный наследник железного Феликса окончательно удалился, на всякий случай напомнив о бдительности.
Люба хотела подарить ему цветную шариковую ручку– писк моды того времени– но разведчик, заметно поколебавшись, отверг злокозненные происки агентов империализма. А в посылке были детские вещи, все новенькие, не какие– нибудь обноски, все чин по чину.
Кое- что пришлось ушивать, переделывать, но все равно это были добротные американские вещи, которых не видели не только в Пересадовке, но даже в областном центре. Семья Красиворон в одно утро проснулась знаменитой.
В то время было модно переписываться со сверстниками из других стран, в основном, социалистического лагеря. Но Лена Красиворон и здесь всех переплюнула. Она стала переписываться со своей тезкой из Америки. Писала, как они кормят кроликов в группе юнатов, собирают гербарий с ботаничкой– даже нашли несколько редких растений; как ходили в турпоход по родному району, как встречали Новый год и доверяла  прочие детские секреты.
Письма Элен тоже не отличались оригинальностью и знанием русской грамматики. Но со временем письма девочек становились все сокровеннее, интимнее. Они скорее напоминали записи в личном дневнике.
Время шло ни шатко ни валко, но шло неотвратимо. Девочки стали девушками, потом невестами, затем и матерями. Лена «отсеялась» двумя сынами, Элен– тремя сыновьями и девочкой.
Переписка то затухала на несколько лет, то опять возрождалась по какому-то наитию. Разрядка, перестройка, крушение страны, независимость Украины, смена президентов никак не отражались в письмах, они по-прежнему вертелись вокруг семейных дел и проблем.
А они во всем мире одни и те же, только с некоторыми нюансами, но в них–то вся и соль. Старые подруги умерли почти в одночасье. В 1998 году оплакали всем селом Любовь Николаевну, а через год  похоронили и Ольгу Григорьевну, скромно и незаметно, как всех граждан Америки, за исключением самых знаменитых.
Украина уже почти десять лет была независимым государством с демократическим устройством, что по мнению Элен должно автоматически привести к изменениям в материальной и духовной сферах. Отныне все барьеры между людьми и странами разрушены и можно наконец свидеться.  Элен напористо, как и ее мамаша, приглашает подругу в гости, великодушно предлагая оплатить все расходы по визиту.
Елена Петровна  сперва пришла в ужас от подобного предложения, а потом стала рассматривать его вполне серьезно. А почему бы и нет?! Она жена твердого фермера, не последнего человека в селе, не бедствует, как многие, сама еще работает.Элен обещает полет туда и назад оплатить, ну а остальные расходы не такие уж обременительные..Зато впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь.Дети уже не требуют родительской опеки, сами присмотрят с отцом за хозяйством.
И вот Красиворон пишет, что готова приехать. Элен сразу же отвечает: ждите вызова. Она постеснялась откровенно сказать, что в Америке не принято ехать в гости напролом. Гостевые расходы надо сперва заложить в семейный бюджет, каким бы большим он ни был. Но Елена Петровна никуда не торопилась, надо было еще сделать заграничный паспорт, а это морока немалая в наших условиях. Вызов пришел через полгода.
Самым  трудным пунктом подготовки оказались подарки. Ну не повезешь же сало в Америку или шедевры местной швейной фабрики, находящейся на грани банкротства, как и многие другие предприятия.
Остановились на украинских вышитых сорочках, таких же рушниках и гончарных фигурках, за которыми ездили на Сорочинскую ярмарку, проходившую вскорости. Приготовили и литровую бутыль самогона, выделанного с особым тщанием и с надеждою, что таможня пропустит. А не пропустит– тоже не пропадет, муж знает, куда ее пристроить.
Наконец Борисполь, таможня, самолет, океан, за которым телушка полушка, да рубль перевоз– и здравствуй, Америка! В аэропорту они сразу узнали друг друга, крепко, по-родственному обнялись, такие родные и одновременно такие непохожие. Элен– спортивного вида, элегантная, энергичная женщина с короткой стрижкой, в брючном костюме.Елена Петровна в традиционной кофточке и юбке– миди– статная украинка, еще черноволосая, еще чернобровая, робкая и застенчивая, с запрятанной грустинкой в глазах.
– Я тебя такой и представляла,– сказала Элен с заметным акцентом.– Ты такая красивая и оригинальная.
– Какая есть,– скромно пожала плечами Елена Петровна.– Ты прямо девушкой смотришься.
– Какая там девушка,– отмахнулась польщенная Элен.– Покрасилась, чтобы седина не проглядывала. А морщины никуда не денешь. Конечно, держу себя в тонусе, здоровье у нас– очень дорогая  вещь.
–У нас теперь тоже,– поддержала ее гостья,– если нет здоровья– в селе нечего делать, хоть умирай.
– Не будем о грустном, садимся в машину и едем домой,– распорядилась Элен.
Машину вел муж Джим– рослый, крупный мужчина с бородой и солидным брюшком, словоохотливый и смешливый. Каждый раз что–то объясняя,  он  оборачивал к гостье улыбающееся лицо.
–Ты что, насмотреться не можешь?– шутливо сказала Элен,– смотри лучше на дорогу, происшествий нам только не хватало.
Джим ответил жене что-то по–английски и оборачивался уже реже.
« Ну совсем как у нас»,– подумала Елена Петровна, вспомнив свои поездки с мужем.
У Форстеров оказался не просто особняк, а чуть ли ни дворец с парком, озером, теннисным кортом, с лужайкой для гольфа и прочими атрибутами процветающего капитализма.
– Купили сперва в кредит,– пояснила окончательно оробевшей гостье Элен,– под будущее наследство, а потом понемногу выплатили. Джим– акционер небольшой золотодобывающей кампании, получает неплохую прибыль. Когда мать умерла, полученная часть наследства уже не играла существенной роли. А родители Джима еще живы.
На третий день Елена Петровна, немного освоившись, захлопотала на блистающей никелем кухне и приготовила великолепный обед: настоящий украинский борщ с пампушками, вареники с творогом и со сметаной, компот, пирожки всякие. Хозяева не уставали нахваливать, особенно Джим, но вечером Элен, оставшись вдвоем, строго сказала:
– Спасибо тебе, Лена, за обед, он был прекрасный, Такой обед в приличном ресторане стоил бы нам сотни долларов. Но ты потратила на него больше трех часов. Это непозволительная роскошь с одной стороны, и очень вредно для здоровья с другой.
– Что ты, Элен?– ответила ошарашенная Елена Петровна.– С такими приспособлениями, на такой кухне– это же одно удовольствие.
– Я прошу тебя, больше так не делай,– настояла на своем хозяйка.– Ты у меня в гостях, и я не хочу, чтобы ты пропахла кухней. Этот дым, этот чад…упаси боже! Так можно легкие запустить. А ты знаешь, что такое лечить легкие?
– Хорошо, хорошо, Элен,– заторопилась Елена Петровна,– больше не буду. Я же хотела, как лучше.
– Ты на меня не обижайся,– Элен пытливо посмотрела на приунывшую подругу.– Я тоже хочу, как лучше. Кстати, Джим нализался твоего самогона, будь здоров. Да и я капельку хлебнула– до сих пор шум в ушах. Неужели вы его стаканами пьете?
«Бутылками»,– хотела ответить Елена Петровна, но ответила дипломатично.– Через трубочку, конечно, не пьем, но по самочувствию и настроению. Если соберутся два казака и есть о чем поговорить– а поговорить есть о чем всегда –то одной такой бутылки может и не хватить. Сколько выпил Джим–это для наших мужиков забава.
Элен с сомнением покачала головой. На следующий день Джим опять был развеселым. Жена подозрительно посмотрела на него, затем пошла на кухню и, удостоверившись,что самогона стало меньше, спрятала бутылку подальше. Вечером хозяева ошарашили гостью  очередным сообщением:
– Лена, мы приготовили тебе сюрприз,– торжественно объявила Элен.– Мы покажем тебе Америку во всей ее красе. Мы едем на Аляску к мужу на работу. Машиной.
– Ну как же?– испугалась Елена Петровна, смутно припоминая школьную географию.– Там же, кажется, очень холодно?
– Сейчас там тоже лето,– улыбнулась подруга,–а во-вторых, для нас там всегда весна и лето. Вот увидишь.
И Елена Красиворон увидела Америку во всей ее красе. Шикарные автострады, вечнозеленые рощи, сады с оливками и апельсинами, кипарисы и секвойи, огромное ночное небо с блестками незнакомых звезд и розовое, благоухающее утро. Горы, степи, долины, леса и полупустыни– все увидела украинка. Чем далее на север, тем больше пейзажи напоминали Украину с ее полями зреющей пшеницы, золотом цветущих подсолнухов, с задумчивыми ивами по берегам тихих рек и озер. А потом снова пошли горы, леса, величественные каньоны, озера, похожие на моря. На границе с Канадой таможенники мельком глянули документы, козырнули, машина поехала дальше среди лесов, полей и кленов.
Наконец приехали в Анкоридж– столицу Аляски. Здесь уже ощущалось дыхание зимы, пролетал легкий снежок, дули сильные ветры. Но все было приспособлено к лютым морозам. Хочешь попасть в супермаркет– заезжаешь сперва в специальный бокс с искусственным отоплением и по галлерее переходишь в магазин.  И так везде: в аптеке, парикмахерской, банке, полиции, на почте. Можно целый день колесить по зимнему завъюженному городу в летнем платье. Чудеса. Елена Петровна во все глаза пялилась на изобилие супермаркетов, на экстравагантные модернистские интерьеры учреждений и только ахала. Аляска– и вдруг в банке тропический сад. Гражданка Украины Красиворон  словно попала на другую планету или в далекое будущее своей страны.
В Анкоридже у Форстеров тоже был свой дом, не такой большой, как на материке, но уютный. Здесь, в основном, жил Джим, время от времени посещая семью. Или, наоборот, семья приезжала к нему, соскучившись по отцу.
Ночью за вечерним чаем подруги неспешно беседовали о том о сем. Элен заинтересованно расспрашивала, как изменилась жизнь после этих « долбаных коммунистов», как благотворно влияют демократические принципы на все украинское общество. Елена Петровна скромно отвечала, что да, влияют; что жизнь постепенно изменяется к лучшему, но не во всем, иногда бывает даже в худшую сторону.
– Не может быть!– возмущенно восклицала Элен, твердо убежденная в том, что демократия– верный и единственный путь к всеобщему благоденствию.– Значит, у вас не демократия; значит, вы что-то не так делаете. Вам надо изучать историю Америки, как мы шли к своему благополучию. Тогда у вас все получится.
– Да,– дисциплинированно соглашалась Елена Петровна,– обязательно надо изучать, непременно, без этого никак нельзя. А сама себе думала: « в классе 30 учеников, все изучают одно и то же, а у всех получается по–разному».
– Ну вы землю уже получили?– азартно спрашивала хозяйка.– Разворачивайтесь! У вас же такие черноземы!
– Разворачиваемся,– в голосе гостьи не было пылкого энтузиазма Элен. Не могла же сказать Елена Петровна сказать, что землю-то дали, но чернозем есть не будешь; его надо обрабатывать, а обрабатывать нечем. И столько еще других проблем…Она осторожно попыталась объяснить подружке, что государство ушло, а крестьяне остались у разбитого корыта, а за все теперь надо платить самим: за вызов к врачу, за школьный автобус, за неимоверно подорожавшие книги, за ветеринара, за хранение на элеваторе, за полив, за страхование урожая и многое многое другое…
– Бедные вы бедные!– чуть ли ни со слезами на глазах воскликнула Элен.– И что же?! Все это вы должны платить со своего личного счета?
Елена Петровна обомлела. Она смотрела в глаза Элен, полные сострадания и лихорадочно думала, что же ей ответить на этот абсолютно некорректный в украинских условиях вопрос. Сказать правду? Но американка и без того уже на пределе сочувствия, она посчитает это неправдой, издевательством над здравым американским смыслом. Но и врать не хочется. И правду нельзя сказать, потому что правда покажется ужасной ложью, оскорбительной для этого гостеприимного дома.
Сострадательные глаза Элен ждали ответа, не понимая, почему гостья вдруг так смешалась.
– К сожалению, да,– наконец со вздохом ответила Елена Петровна.– Все платят со своих личных счетов. – Сделал операцию в больнице– снял со счета. Школьника подготовить к новому учебному году– снимай со счета; зуб вырвать– снимай со счета, документ получить – снимай, сына в армию отправить– тоже снимай.
« Но так никаких накоплений не хватит»,– подумала про себя Элен, но, как женщина тонкая, решила, что гостья имеет полное право на умолчание своих дополнительных доходов  типа повышенных процентных ставок в банке, игры на бирже или торговли землей. Она благоразумно перевела разговор н другую тему, а потом стала напевать украинские и русские песни, из тех, что пела мама, когда ее переполняла радость или грусть.
А потом опять был Нью–Йорк,  аэропорт, слезы прощания. По законам гостеприимства Елена Петровна обязана была пригласить Элен к себе, но у нее язык не поворачивался. Американка– такая шустрая женщина, что запросто приедет.И куда? В ее хату? После американского дворца?  Стыдно даже не за себя–за страну. Но и не пригласить– тоже не по-людски, не по-украински. Эти терзания отравили последние часы пребывания Красиворон в Америке. Наконец пришло соломоново решение.
– Элен,– сказала на прощание гостья, – спасибо большое-пребольшое за приглашение, за подарки, за прием. Я пока не могу пригласить тебя к себе, но как только мы укрепим нашу демократию, подучимся у Америки, я обязательно тебя вызову, открою счет…то есть накоплю на счете приличные деньги, предусмотрю расходы в своем бюджете, и ты увидишь Украину во всей ее неописуемой красе и блеске: и ставки, и наши ночи, и соловьев по вечерам, и наши песни, и гопак, и как мы самогон пьем– все посмотришь.
– О’кэй!– ответила госпожа Форстер.– мы с Джимом обязательно приедем. Это тоже будет событием всей моей жизни. Мама так хотела, чтобы я увидела Украину, а ехать просто туристом я не хочу. К тебе– другое дело!
Пролетая над океаном, Елена Петровна с грустью думала, что не скоро Элен услышит, как поют соловьи на Украине.