Дом сгорел дотла, и молодые вынуждены поселиться в родительском доме Агриппины.
Не было бы счастья, да несчастье помогло!
Теперь стараниями Аксиньи Сидоровны зятёк и доченька были накормлены, напоены,обстираны.
После пожара Агриппина ничуть не присмирела, а, наоборот,ещё больше ожесточилась. Несколько раз ещё потом в неё стреляли, но пули пролетали либо вскользь, либо навылет, оставляя лишь рваные отметины на теле.
Каждый раз, после лечения в городской больнице, она возвращалась в родное село и с утроенной силой боролась с недовольными советской властью и прочими несознательными элементами.
Вот и со своим старшим братом Иваном Агриппина принципиально расходилась во взглядах на жизнь. Они часто спорили, и все их дебаты заканчивались ссорами.
Жестикулируя руками,громко доказывали друг другу свою правоту, но к единому мнению так и не приходили. Уже тогда было понятно, что родные брат и сестра встали, как говорится, по разные стороны баррикад.
Брат заступался за селян, живших в достатке, не пожелавших влачить нищенское существование. А Агриппина же считала их, а вместе с ними и его самого, кулаками – классовыми врагами революции!
– Стал быть, всему люду надобно только одну мурцовку хлебать, да
и в оборванцах ходить? – недоумевал брат Иван. – Вот тогда-то ужо верно
не будет никаких «классовых врагов», а сплошь только одна голытьба!
– Не будет кулаков – не будет и голытьбы! – твёрдо стояла сестра
на своём. – Будет всеобщее равенство!
– Вот такое твоё равенство бывает только на погосте! Там все равны! А
живым людям никогда не бывать равными, потому как они все по-разному размышляют, да относятся к жизни.
– А мы создадим общество, которое будет и мыслить, и созидать
одинаково!
– Ну, тогда это будут не люди, а железки с моторами.
– Это будут сознательные граждане!
– Ну и кем же в твоём уразумении значится наша Петровская родова? А? – спросил брат, хитро прищурив правый глаз.
– Кулаками! – ответила с вызовом Агриппина.–Да,да! Вот кем! И ты – кулак и эксплуататор!
– Получается, по-твоему, что наша родова всю жизнь мунтулила, а
не прохлаждалась на печи, потому-то и в кулаки зачислена тобою? Ну,
тогда, благодарствую тебе, сестричка! – Иван Иванович поклонился в
пояс сестре, потом махнул рукой и вышел из отцовской избы.
– Ты, девка, того... Говори, да знай укорот языку своему! – не выдержал отец и встал на сторону сына. – Какие же мы тебе кулаки? И как только язык повернулся у тебя, бесстыжей? И-и-ишь, кулаков она нашла тут!
После этого последнего спора Иван вообще перестал разговаривать с единственной сестрой. Ему было досадно и обидно, что эта девчонка, выросшая в тепличных условиях, не имеющая понятия,как доить корову или работать в огороде, записала его родову в эксплуататоры.
В те лихие годы ей, однако, около сороковника уже стукнуло.С годами она становилась только ещё злее и жёстче!
Родители всё никак не могли её урезонить.
Куда уж там! Партийная начальница! Деревенские её сильно побаивались!
А между родни-то думали, может, Агриппина родит дитя да и утихомирится. Но Бог не дал ей их, вот и лютовала баба!