У мамы профиль был камеи краше: точёный, тонкий, на сапфире неба. Я становилась
и умней, и старше – в те дни, когда её со мною не было. Мне тяжело давалось расстояние, двух
наших жизней дальнее ауканье. И бездной горя стало расставание. Душа осиротела, бредит
муками.
Она была проста, но столь изысканна, что портретист, не постигая облика, её рисуя,
ошибался искренне, её высот не достигая облака.
Обнимет – и растаешь окончательно от нежности, тепла её сердечного. Я помню всё
подробно, замечательно, всё более вдыхая воздух вечного. Поныне тайна за семью печатями –
её душа, вмещаюшая многое.
Так я всё шла: с болезнями, печалями, жестокой, но правдивою дорогою, ведущею меня
от дома отчего в края с неверной, зыблемою почвой.
Её портрет резцом на сердце высечен, и каждый миг её натуры высвечен лучом любви
и долгого терпения. И драгоценностью, без золочения, сияет память, не сгорая, мамина на днях
ненастных, как святая тайна.