Цветёт сирень, а на краю обрыва
вдруг обелиск.… Вновь мысли о беде.
Читаю мельком: Изя… Хаим… Рива…
Внизу мелькают блики на воде.
Я не хочу о грустном, но когда
душа в согласьи оставалась с телом?..
Массандровская помнит слобода
обыденность еврейского расстрела.
Везли их или гнали – кого как…
И этот памятник не смыть с обличья века,
как тёмное тавро, позорный знак
безумья и паденья человека.
Но бабочка уселась на цветок –
и ожил обелиск, отринув тленье;
не от него ль затеплится виток
от покаянья в сферу очищенья?..