Подружка

Татьяна Седых
Мы с Полиной жили в одном доме, через стенку с самого моего рождения. Вернее, жили наши семьи. Семья Полины это ее мама Антонина Федоровна, учительница русского языка, преподававшая в нашей деревенской школе в средних классах. Наша семья: мой дядя, тетя и я.
Моя родная мама рассталась с моим отцом еще до моего рождения. Она жила со старшей сестрой и ее мужем, потому что их мать рано умерла, а старшая сестра с мужем были бездетны. Дядя был на войне, потом вернулся и они заботились о маме, а тут родилась я. Мама была красавица и, как бы, больно она ни переживала предательство любимого, молодость брала свое. Вскоре вернулся со службы на флоте бравый парень Алексей и так полюбил маму, что не глядя на других девушек, предложил ей стать женой. Конечно, она согласилась. Не знаю, какие чувства у нее были, но брак состоялся, и они решили уехать из деревни в поисках лучшей жизни. Но мои тетя и дядя не были в восторге от новоявленного зятя. Он им казался грубым, неотесанным, разбитным и вообще недостойным быть мужем мамы. Тем более, они грудью встали за меня, когда родители хотели забрать меня с собой в эту новую жизнь. Громкие обсуждения дебаты продолжались некоторое время, но пришли к соглашению, что я остаюсь на месте, пока молодые не устроят свой быт где-то и когда-то. Родители уехали в Кемеровскую область, отчим устроился на разрез, постепенно их жизнь налаживалась, и появились два сына. Это дало отсрочку на мой переезд к ним. А потом случилась беда с моим младшим братом. Он простыл, и простуда дала осложнение – менингит, инвалидность.  Я тем временем подросла и привыкла к тете и дяде, даже стала звать их мамой и папой. Теперь меня даже силой родители не смогли бы заставить уехать от них, потому что в том возрасте я уже подсознательно понимала, что я для них – все, и не могла совершить предательство, как бы меня ни сманивали мама и отчим, как бы ни расписывали прелести городской жизни, чего бы ни обещали.
Меня возили к ним в гости, а позже я и сама стала ездить, благо было не так далеко и ходил прямой поезд, а потом пустили электрички. У меня была и попутчица. С моей ровесницей, Валей, мы из детского сада поступили в первый класс, да так все 10 классов и просидели за одной партой. Оказалось, что в городке, где жили мои родители, обосновалась и семья ее родной тети. Вот мы вдвоем и путешествовали. 
Но не об этой подружке мое повествование, а о другом событии, связанном с Полиной.
Полина с самого раннего моего детства взяла надо мной «шефство», поскольку на четыре года была старше. Я, как хвостик, везде ходила за ней. Вместе мы ходили купаться на озеро, я проводила долгие зимние вечера у них дома, слушала ее рассказы. Кстати, именно она просветила меня, что мамин муж не мой родной отец и немного рассказала об истории их с мамой отношений, известила, чем закончилась эта драма. При этом отец был представлен в самом злодейском виде. Полина взяла с меня страшную клятву, что я не проболтаюсь об услышанном, иначе ей грозила нешуточная экзекуция, и я обещала.  Несмотря на то, что мама тоже не лучшим образом выглядела в этом детском пересказе взрослых сплетен, я на Полину не обижалась. Никакие наговоры не могли поколебать моей любви к маме и восхищения ею. Она для меня всегда была таинственной, красивой, необыкновенной! И то, что я узнала, только прибавило ей в моих глазах очарования, загадочности, моя любовь стала еще сильнее. Я никому не сказала о своих открытиях, боялась огорчить взрослых, и понимала, что эту тайну они решили оставить в прошлом. Зато и у меня появилась своя тайна. Я ее хранила. Взрослые жили в своем мире, а в нашем детском мире все знали эту тайну, но детские и взрослые миры не пересекались на уровне признаний, тогда существовало расстояние между родителями и детьми, не все уместно было обсуждать с родителями, не обо всем можно было спрашивать. Конечно, этого никто не запрещал, это, как-то получалось само собой. Мне  иногда казалось, что возможно, мои тетя, дядя, мама и знали, что я в курсе кое-чего, но все об этом молчали. Правда, потом я убедилась, что это не так.
Так вот о Полине. Мы росли, привязывались все больше друг к другу и стали почти родными. Ее мама учила меня затем в школе, все было хорошо. Огорчило, когда им дали новую квартиру на другой улице. По тем временам - шикарную. Но я это пережила, потому что радовалась за них.
А тут и мой дядя купил домик тоже на другой улице, мы туда перебрались. Полина заканчивала школу, я училась в седьмом классе. Эта история не может обойти такую деликатную деталь, как личная жизнь Антонины Федоровны. Отца Полина не знала и мать ей запретила спрашивать о нем. В этом мы с ней были похожи. Но у Антонины Федоровны появился верный поклонник в лице мужа ее коллеги, преподавательницы математики. Дело осложнялось тем, что у них была дочь немного младше меня, а сама жена поклонника была неизлечимо больна. Эта связь наделала шума в деревне. Причем, Антонина Федоровна, то принимала к себе поклонника, то его с треском выгоняла. Полина была категорически против того, чтобы он с ними жил. Да правду сказать, этот мужичок был совсем не пара ее маме. Малограмотный, пьющий, небольшого роста, вечно замызганный, работал на какой-то технике. Но в пятидесятые года мужчин катастрофически не хватало, и даже такие были в дефиците. Только этим фактом я могу объяснить то, что Антонина Федоровна не могла никак окончательно расстаться с ним. Он периодически появлялся у них, его отмывали, обстирывали, приводили в человеческий вид, но он снова напивался, его изгоняли, он уходил в семью, и так длилось несколько лет. Тогда испортились отношения Полины с матерью.
Тем не менее, время шло, Полина закончила школу, и собралась поступать на исторический факультет педагогического института в Новосибирске.
Началась подготовка к вступительным экзаменам.  Мы с волнением ждали сообщений о результате каждого экзамена. О них Полина сообщала матери телеграммами. Я в эти дни была у них и не находила себе места, беспокоилась и, наверное, мешала, но со мной обходились терпеливо. И вот все экзамены благополучно сданы! Пришла последняя телеграмма, что зачислена, приезжает завтра с…подружкой!? Естественно, к приходу электрички я была на месте. Мы Антониной Федоровной и ее приятельницей стояли на крыльце и пристально глядели на дорогу, ведущую в село от станции. Наконец, вдалеке появились две фигуры. Полину мы узнали по одежде. Она не снимала себя брюк и футболок, чем всегда была недовольна Антонина Федоровна и даже дразнила ее «мужичкой». И рядом с ней подруга была в брюках! Мы переглянулись: мол, нашла себе под стать. Чем ближе подходили две подружки, тем растерянней становились наши лица. В подружке Полины все явственнее обозначались признаки противоположного пола. И на подходе мы узрели приятного молодого человека, примерно одинакового роста с Полиной, со смущенной улыбкой представшего пред изумленной группой встречающих. Помню, как я расстроилась: поговорить не придется! Всем было не до меня и я поняла, что мне самое время удалиться и не мешать предстоящим объяснениям.
Никто не ожидал подобного от Полины. Она никогда и ни с кем не встречалась в школе, хотя подружки меняли ухажеров, влюблялись, ссорились, кипели чувства, доходило до исключения из школы! А Полина была далека от этих событий. И вот такой крутой поворот!  Я была, как сейчас говорят, в шоке!
Домой к ним я идти боялась дня три, чтобы не мешать и не выглядеть любопытной. Выждав эти три дня для приличия, я решила, что теперь можно нанести визит, поздравить Полину, поговорить, если удастся.
Однако дома была только расстроенная Антонина Федоровна. На мои вопросы она отвчала неохотно. И ничего конкретного я так и не узнала.
Вскоре, как гром среди ясного неба, пронеслась весть, что Антонина Федоровна увольняется и уезжает на юг к брату.
В комнатах стояли запакованные вещи, ящики с адресом пункта назначения. Я случайно прочла адрес на одном из них. Это был Узбекистан, город не помню. А брат жил в Краснодаре…
Антонина Федоровна уехала, Полина училась, мы переписывались. Где-то в ноябре она сообщила, что вышла замуж. Конечно, за «подружку». А поклонник Антонины Федоровны уехал к ней.
Жизнь продолжалась. Мы с Полиной не расстались. Много чего мы еще вместе пережили, но это, как говорится, уже другая история.