Была она худенькая, росточку небольшого, с белыми прядками седых волос из-под цветастого платочка и глазами, не утратившими голубизны, из которых струилась тихая благодать.Раиса Николаевна…
В то время, отчаявшись найти няню для своего годовалого сына, которого никак не удавалось устроить в ясли, пришло в голову попробовать пригласить хотя бы на месяц её, которую часто видела сидящей на балконе, напротив. И она согласилась.
А жила в однокомнатной квартирке вместе с племянницей Лизой, преподавателем истории. Пытаюсь вспомнить: кем работала Николаевна, была ли замужем, были ль дети? Нет, не помню.
А, может, и не знаю, ведь старушка ничего о себе не рассказывала.
Уже потом, когда мы водили сына в ясли, я, возвращаясь с работы, встречала её иногда у подъезда, и она совала мне в руку несколько десяток: «На, возьми… пригодятся». Конечно, я отказывалась, но Раиса Николаевна твердила: «Да мне они не нужны… а то Лиза отнимет и опять кольцо золотое купит… денег-то у нее уже и на машину хватит».
Племянница её была полной противоположностью своей тётке, - громкой, агрессивной, с вечно недовольно стреляющим взглядом серых холодных глаз. Когда стала к нам захаживать, то её посещения обернулись для меня бедствием, - не уходила часа по два, рассказывая только о соседях, - какие, мол, плохие! - и мне, вымотанной на работе, приходилось поддерживать этот разговор.
Иногда я навещала Раису Николаевну, принося незамысловатое угощение, и она хвалила мои блинчики с творогом, благодарила, но каждый раз во взгляде Лизы замечала я чуть сдерживаемое раздражение из-за моих гостинцев, поэтому посещения становились всё реже. А потом узнала, что племянница выселила свою тётку в тёмный коридорчик, хотя квартира той и принадлежала, а когда навестила старушку, то она даже не пожаловалась на племянницу. Могла ли я защитить Николаевну? Не знаю. Ведь как вмешиваться в чужие семейные отношения? Но чего не могу простить себе, так это… Только дважды и успела навестить добрую старушку, когда та заболела. А ведь незадолго перед смертью с балкона она прокричала дочке, когда та бегала во дворе: «Скажи маме… пусть зайдет». И я собиралась, но… Работа, дети…
Да нет, это – не оправдание.
На похороны пришла с белыми гвоздиками… которых потом не оказалось на могиле.
А когда, спустя неделю, Лиза пригласила меня на «поминальный чай», то, посматривая вопрошающе, всё повторяла: тётино кольцо, мол, куда-то запропастилось. Вначале я не придала значения этому её взгляду, а потом, когда она всё же нашла кольцо в ванной, в спичечной коробке и, позвонив, радостно сообщила об этом, то меня осенило: так вот зачем Раиса Николаевна приглашала меня!.. Хотела кольцо своё подарить. Ведь как-то спросила: «Что ж это у вас кольца-то на руке нет?»
Через год умерла и Лиза, - с подругой шла на дачу, приостановилась, сказала: «Ой, что-то у меня с головой…», и упала, так что всё её золото и деньги, которые копила, отбирая и пенсию у своей тётки, достались дальней родственнице, а квартира – государству.