Российская история. Часть 5. Карусель

Юрий Никулин Уральский
   По русскому обычаю, место князя занимает его сын. Если сыновей два и больше — то старший сын. Святополк не считал себя сыном Владимира, но был старшим среди Рюриковичей, и счел себя вправе занять киевский стол сразу после смерти отчима. Свои права он подкрепил убийством Бориса, Глеба и Святослава, из которых двое первых стали святыми, а третий — нет, так как попытался бежать вместо того, чтобы ждать, когда зарежут.
   Через двести после смерти Бориса и Глеба свет увидела так называемая «Эймундова сага» о похождениях бравого солдата швей... шведа Эймунда, воевавшего во главе варяжской дружины на стороне русского князя Ярицлейва против некоего Бурицлава, которого некоторые исследователи отождествляют с князем Борисом.
   Согласно этой саги, Бурицлав был убит Эймундом по предварительному сговору с Ярицлейвом, из чего был сделан вывод о непричастности Святополка к гибели братьев, а данное ему летописцем прозвище «Окаянный» на самом деле означает «охаянный», то есть оклеветанный. Летописный рассказ об убиении братьев и в самом деле выглядит не слишком натурально, и сильно напоминает бразильский сериал со слезами и соплями, но целью его автора было не стремление в завуалированной форме перевести стрелки на Ярослава, а придание братьям образов страстотерпцев, с христианским смирением ждущих спешащей к ним смерти.
   Предслава разбудила Ярослава, Ярослав ударил в вечевой колокол и разбудил новгородцев, новгородцы ударили на Киев и прогнали Святополка за границу, к его тестю, польскому королю Болеславу, которого некоторые другие исследователи отождествляют с Бурицлавом из «Эймундовой саги», оговариваясь при этом, что в описании гибели последнего от руки Эймунда допущена именная ошибка: на самом деле Эймунд убил не Болеслава, а Святополка. Правда, описание убийства Святополка в скандинавской саге практически идентично описанию убийства Бориса в русской летописи, но это уже на совести не русских плагиаторов...
   Болеслав тоже ударил, и тоже — на Киев, прогнав из него Ярослава. Потом Святополк прогнал Болеслава, потом Ярослав — Святополка, потом Мстислав побил Ярослава, но прогонять не стал, а потом умер, и прогонять  стало некому. И Ярослав от нечего делать повыгонял печенегов с Руси, понастроил церквей, понаписал «Русской правды», повыдавал дочерей замуж за границу и понасадил сыновей по городам русским, определив, что когда умрет киевский князь, его место займет новгородский князь, место которого займет ростовский, а его — туровский, и так далее по старшинству... Мудрено как-то  показалось это люду русскому, и прозвал народ Ярослава "Мудрым".
   И закрутилась карусель, набирая обороты по мере почкования потомков княжеских: сел в Киеве Мстислав Ярославич, за ним очередь занял Изяслав Ярославич, из-за которого Святослав Мстиславович и Олег Святославич выглядывают, а за ними — остальные Рюриковичи, из которых некоторые по летам уже в два раза старше своего двою-троюродного брата Великого князя киевского, а некоторые — вообще его дядья, которым не по чину занимать место в каком-нибудь Турове, а как минимум в Новгороде княжить надо...
   От обид словесных к делу перешли: утром очередной наследник  приезжает из Новгорода в Киев, вечером его оттуда прогоняет «старший» князь из Суздаля, посуливший киевским боярам выгоды немалые за признание его прав на первенство; возвращается князь изгнанный в Новгород, а там уже ростовский князь сидит, которому тоже ехать некуда, так как суздальский стол, освободившийся после «старшего» князя, занял его пятилетний племянник, за которым его мать неуступчивая и дружина верная, а то и ополчение народное, в доброго князя верящее.
   Позвенев мечами, освободят князья свой род от лишних Рюриковичей, снова поживут в мире, пока на всех городов хватает, да вера христианская не позволяет кровь лить; между делом повоюют с половцами, сменившими печенегов, или с литовцами, никого не сменившими, да объявят Владимир стольным городом; и - вновь друг на друга идут. И дошли до тринадцатого века.