Tripreport

 
Внимание! Автор и издатели не несут никакой ответственности за возможный вред, причиненный самостоятельным выполнением упражнений, описанных в данной книге. Все упражнения в этой книге представляют собой исключительно справочный материал и не предназначены для самостоятельного изучения. Только тренировки под наблюдением специалистов, имеющих право преподавать, можно считать безопасными.



Я понял, что действительно сошел с ума. Плохо это или хорошо будет видно, когда жизнь подойдет к концу.
Борис Заколка




КЛОУНЫ-ДЕГЕНЕРАТЫ И ПОЛНАЯ ЖОПА НЕПРАВИЛЬНОГО МЁДА
В дверь постучали.
— Так открыто же! — крикнул я.
Я ожидал увидеть Таню, которая недавно ушла в магазин за едой, но в квартиру ворвался перекрытый *** знает чем Денди. В танце лавируя между разбросанными по полу бутылками и прочими предметами быта, он пересёк комнату.
— Жарко ****ец, — сказал он, снимая рубашку.
На обеих руках у него были колотые дороги, тянущиеся от кистей до плеч. Левой  досталось больше, она была сплошь в желто-зеленых задувах; это была уже даже не рука, а сплошная гематома. Он встал напротив меня, широко улыбаясь своей рыжей лисьей мордой, и  неразборчиво затараторил, то и дело почесывая себя то тут, то там.
— Бля, Тимур, Тимур , бля...
— ****ец как информативно. Чем обжабился, есть ещё? — я только что проснулся, потому говорил без особого энтузиазма.
— Ну бля, короче смотри, есть метадон, но давай ты его пока не будешь колоть.
— Да ты охуел, — зевая, вяло возмутился я.
— Ну чувак, ты вообще-то сегодня помочь обещал. Давай я тебе спидов лучше дам, как раз для работы, — сказал он, корча гримасы и продолжая чесаться всё неистовее.
— Ну доставай, хули.
Денди закрутился волчком, явно довольный моим ответом, и кинул в меня маленьким черным свертком.
— Бля, а открытого нет? Ты же этот по-любому разбадяжил, — сказал я.
— Да схуяли? — отозвался Денди.
— Ну ты ж его на продажу паковал.
— А, ну да, — ответил Денди, и его хитрый лисий ****ьник казалось вот-вот треснет, если он попробует улыбнуться хоть чуточку шире. — Ну нет, чувак, открытого нет, извини.
— Да похуй, ты же анальгином бадяжил?
— Ну да, да... — он уже расчесал спину до крови, и решил снова надеть рубашку.
— А баяны есть? — спросил я.
— Ты че их бахать собрался?
— А хули нет?
— Ну не знаю, не знаю. Ну на держи, — ответил Денди, протягивая мне двухкубовый шприц.
— Что вообще за вопрос такой странный? — спросил я у Денди, насыпая в ложку желтоватый порошок.
— А? Че? Какой вопрос? Бля, я залипаю ****ец. Отъебись короче, — сказал он, ложась на диван.
— Ага, — безразлично ответил я, помешивая поршнем раствор.
И когда я уже набрал раствор в баян, стало ясно, что бахать эту ***ню идея не самая лучшая.
— Ну ****ый в рот, Ден! Крахмал! — я показал ему застывший в шприце раствор.
— Ну так да! Я ж те и говорю, как ты его бахать-то собрался?
— Ууу какой же ты мудак!
— Ну бля, чувак, ну... ну по носу ёбни да погнали уже.
— Да иди на ***, всё. И куда ****ь погнали, Таню ждем.
— Ну чуваааак, — протянул Денди, и как-то погрустнел.
В каждой компании есть отморозок, которого лучше бы знать заочно. Так вот это Денди. Такой полумифический персонаж, главный герой всех охуительных историй, которые слушаешь, и думаешь: «ну да, этот и не такое мог». Он, конечно, наглухо ****утый, но всё же как-то по-доброму. В том смысле, что он обязательно извинится, после того как случайно испортит тебе жизнь. Исправить нихуя конечно не исправит, но обязательно извинится. Искренне.
Я выдавил амфетаминовый кисель из шприца обратно в ложку. Добавил воды, накрутил на иглу побольше ваты, и потихоньку вобрал раствор. Получилось почти не похоже на сперму. Я облизал ложку, и повторил процедуру ещё раз. Получив наконец жидкость, которая может быть даже не забьет мои вены тромбами, я наконец укололся.
— Ух, заебись! — выдохнул я, вскакивая с дивана и прижимая руку ваткой.
— Ну всё давай, чувак, погнали, погнали, погнали! — Денди вновь завертелся, и принялся расчесывать шею.
— Да ты заебал, Таню ждем.
— Ну и где ****ь она? Нахуя мы ее ждем?
— Она в магаз пошла, у нее ключа нет, успокойся, щас уже должна подойти.
В дверь постучали.
— Ты закрылся что ли? — спросил я Денди, направляясь к двери.
— Ну типа да, а че не надо было? Ну извини...
Под опиатами его невнятный ****еж становился невыносим, так что дальше я не особо слушал.
Я дёрнул щеколду, в квартиру вошла Таня.
— Смотри че я купила, смотри! — залепетала она с детским восторгом, тыча мне в лицо какой-то ***ней. — Знаешь как вкусно! Я свою уже съела, это тебе.
В ответ я молча улыбался, видимо непроизвольно выпучив глаза. Еда меня, само собой, в этот момент волновала меньше всего.
— Ты объебаный что ли?
— Ну, тип того. Денди пришел, — ответил я не прекращая улыбаться.
— Ой, привет! — сказала Таня заглянув в комнату.
— Привет-привет, — отозвался Денди.
— Чем вы упоролись-то? — Спросила Таня.
— Ну я спидами, этот вон мёдом, — сказал я, кивая на Денди.
— Ой, а можно мёда?
— Кароче, Меченый, — заговорил Денди голосом пацанчика с района, вразвалочку подходя к Тане, и вновь улыбаясь на пределе возможностей своего лица. — Я тебя спас и в благародство играть не буду: выпалнишь для меня пару заданий —  и мы в ращщете.
Я рассмеялся.
— Че? Что он несет? — спросила Таня.
— Да расслабься, чисто мужские преколы, — не унимался Денди.
— Мы щас говно пойдем по району раскидывать, пошли с нами, — сказал я Тане, пытаясь передать смысл его слов.
— Да! Ага, идем с нами, это ж охуенное прикрытие! Ну типа. Просто. Гуляем такие. Втроем, — забубнил Денди, манерами и речью напоминая пятилетнего ребенка.
— Давай только ты мёд щас не будешь, я вот воздержался. Домой вернемся и поваляемся, окей? — сказал я Тане.
— Хорошо. Тогда спидов мне заваришь? — спросила она у меня, снимая пальто.
— Да они с крахмалом ****ь, я заебался их фильтровать. Может занюхаешь?
— А, ну ладно. Начертишь пока? — сказала Таня уходя в сторону туалета.
За окном была солнечная погода, и мы ****ато погуляли, густо заминировав район спидухой. А когда вернулись, притон загудел, словно улей полный неправильных пчел.

;;;
Встретил нас Кобзон, сверкая лысиной. Последние дней пять он занимался какими-то своими еврейскими делами, и на притоне не появлялся.
— Здорово братва! — сказал он, широко улыбаясь.
В ответ мы все не менее радушно его поприветствовали.
— Короче, щас еще этот приедет, как его? Ну короче он говорит у него дохуя наркоты, и он хочет тусануть! — чуть ли не прыгая от радости сказал Кобзон.
— Так кто приедет-то? — спросил я, проходя в комнату.
— Привет! — хором сказали Вика и Дима с разных углов комнаты.
— ****ь, здорова! — сказал я, не ожидая их всех увидеть. — Так, стоп! Кто в итоге хочет приехать и что он привезет?
— Ну со сходки чувак, он норм, отвечаю. Дима! Дим, как его зовут, ты не помнишь? — сказал Кобзон.
— Дубина, что ли, — ответил Дима.
Я слегка взоржал и спросил:
— К нам едет чувак по имени Дубина?
— Да он норм ****ь! — продолжал Кобзон.
— Ну так и что он везет-то? Вот что меня больше всего интересует, тупой ты еврей, — сказал я.
— Бляяяядь, иди на ***, чурка, как ты заебал! — ответил Кобзон — Короче, стопудово будут мдма и сибирь, еще по-моему нбомы, или добы. Короче! У него дохуища психоты!
Дальше выебываться я не стал. Чуть позже мы с Димой сидели на кухне и болтали. На лице у него в последнее время читалось явное недовольство, но я как-то не придавал этому значения.
— Ну в общем я последние дни тут живу, комнату себе сниму, — сказал он.
— Ты серьёзно? — удивился я.
— Ну да.
В кухню начинает валить народ, с чего-то решив, что мы тут в крысу что-то жрём. Я вопросительно смотрю Диме в глаза, в ответ он разводит руками и отводит взгляд.
— Да вы заебали уже, я хочу нормально пожить, — наконец говорит он, и уходит.
— Нет, ты погоди, Дима, ****ь, стой! Давай поговорим! — говорю я и понимаю, что звучу как сучка, но ничего не могу с собой поделать.
Дима мне как старший брат тире социальный работник. И хавчик в мусарню принесет, и налаксоном бахнет, если что. Более того, весь наш притон держится на нём, как на столпе трезвости и благоразумия. Наши взгляды на жизнь в последнее время мягко говоря отличались, но пока он был рядом, и не давал мне захлебнуться в собственном говне, я не придавал этому значения.

;;;
Ночь знакомства с Димой началась с рядовой пьянки в компании малознакомых молодых людей. Разговоры за жизнь с мальчиками, неловкий флирт с девочками, невнятный мордобой с каким-то жирным куском говна. В общем и целом всё как всегда, по одному обкатанному сценарию. Но вот одно юное дарование падает со школьного крыльца на асфальт. Я к тому моменту уже готов стрелять по парламенту из танка, то есть на переговоры едва ли способен. Однако желание с****ануть ***ню, во мне всегда было сильнее всего.
— Это был типа перформанс, или она утомилась вашим ****ежом бесконечным? — нарочито пафосно и пренебрежительно сказал я. — Вообще норм дебютировала, я ей прям сопережива-а-а-а-ал, — закончил я, громко отрыгнув на последнем слоге.
— Куда дебютировала, в асфальт ****ьником? — усмехнулся сидящий рядом парень.
— Ага, и из роли гляди не выходит.
— Роли мешка с говном?
— Дикаприо, прошу заметить, за роль мешка с говном оскара получил. Тимур, — я протянул парню руку.
— Дима, — ответил он.
Пока мы зубоскалили, вокруг места крушения Наташи (так мы её условно нарекли) начал скапливаться народ. Я, не сходя с насиженного кирпичика, жру водку из горлышка, дабы не отставать от растущего градуса неадеквата. Внезапно, составить мне компанию решает вторая девушка. Невысокая, очень худая, она села на мою вытянутую ногу. Я, всё еще пытаясь усидеть на кирпичике, то и дело утыкаюсь лицом в ее синего цвета волосы.
— Ты мне море напомнила, — сказал я.
— Ой, ты такой милый, спасибо. А ты мне сразу понравился, у тебя глаза такие… — бормотала она, но я не слушал.
Я вспомнил Анапу, когда на календаре последние числа августа, и общественный пляж гниет вместе с отдыхающими. Вода грязная, маслянистая, и вонь до самого Краснодара. Такое вот море несвежих воспоминаний. Но, синеволосая пигалица лучше мешка с говном, решил я глядя на Наташу, и приобнял свою синичку посильней.
Обладатели активной гражданской позиции, тем временем, начали один громче другого предлагать свои варианты оказания помощи, от обилия которых Наташе лучше почему-то не становилось.
— Антракт, ёпта, — хрюкнул я, запустив пустую бутылку в стену.
Предаваясь каким-то пьяным, мальчишеским мечтам, я подошел к стене и расстегнул ширинку. Довольный всем происходящим, сосредоточенно ссу, струей пытаясь сбить со стены полудохлую пчелу. А плоды моих попыток, тем временем, текут озорной струйкой в сторону упавшего мешка с Наташей.
— Вы эту палевную тушу подальше утащите. Она уже час посреди ночи под единственным ****ь фонарем валяется. Надо было сразу на нее нассать, — говорю я в ответ на возмущенные крики.
И, продолжая свое дело, начинаю было руководить процессом транспортировки, как меня перебивает Дима:
— ****ец, вы ****утые что ли? Дохлой бабы никогда не видели? Вон бак мусорный, кидайте туда её.
Праздник в его голове, казалось, не остановила бы и пуля. Как сатир, скакал он вокруг всего происходящего, пил вино из тетрапака, и время от времени разряжал атмосферу порцией здорового цинизма.
Объединив наши усилия, мы направили общественное мнение в нужное русло. В итоге заботливо затолкали Наташу в кусты. Где взамен холодного оплеванного асфальта, её ждал теплый и уютный газон. Всё-таки вызвали скорую, нарисовали на лице *** и свастику, сделали пару смешных фоток, и не спеша двинули в сторону моего дома. До дома дошли только трое: я, мой новообретенный брат-****ат, и стремноватая телка с синими волосами. Последней, в память о нашем знакомстве, я подарил несколько минут разочарования, и пятна спермы в её синих волосах. А обретенная с Димой самурайская дружба, стала основой моей философской жизни.
За время нашего с ним знакомства он конечно видел некоторое дерьмо, но активного участия ни в чём не принимал. Весь треш и криминал происходил у него под носом, но без его участия. Если вдуматься, то становится совсем нихуя непонятно. Сам он ничего тяжелее травы с кислотой не употреблял, но почему-то жил на притоне с игловыми, и был нашей матерью-настоятельницей. Я бы и сам с удовольствием съехал, да толку нет. Любое место, где бы я не поселился, очень быстро каким-то волшебным образом превращается в притон. Так что где-то в глубине души я его возможно даже поддерживаю, но от бессильной злобы выть хочется. Усилием воли вдавливаю всю эту ***ню вглубь себя. Сегодня слишком суетно, чтобы думать о будущем.

;;;
Будет жестко. Я даже было начал сомневаться в своих физических и психических возможностях, но тут же взял себя в руки. Гореть так дотла! Иначе нихуя это всё? В ожидании предстоящей вакханалии мы себе места не находили, прям как дети под новый год. Так что я решил сварить себе и Тане ложечку неправильного мёда. Ну так, исключительно в терапевтических целях, нервишки успокоить. Употребив, мы с Таней, как и всегда, легли в обнимку на диван, и в эти несколько часов были только мы втроём. Я, она, и метадон.
На одном из прошлых притонов Таню **** один мой хороший приятель, который вскоре умер от передоза, и Таня мне досталась вроде как по наследству. По началу я упорно игнорировал все её попытки перескочить с мёртвого ***ца на мой, но она почему-то сочла наиболее выгодной партией именно меня, и попыток не оставляла. В ту пору она еще не закончила школу, и появлялась у нас сессионно.  Время от времени приносила на притон наркотики, как бы ненавязчиво напоминая о своём существовании. Я же в то время особенно жёстко торчал на мефедроне. На пике своей зависимости я набил такой толер, что за раз приходилось ставить по 500, а то и 700 миллиграмм, чтобы хоть что-то почувствовать. Ну и я это к тому, что либидо было нулевое. Как сексуальный объект я не воспринимал никого. Разве что предвкушая очередную вмазку, в паху ощущалась неуместная истома. Это, пожалуй, можно было бы назвать апогеем моей игломании. Ну а Таня, очевидно, уткнувшись рогом в тотальный игнор, как и всякая ****а, усилила натиск. Спустя пару недель после смерти своего бывшего, она решила брать быка за рога. Однажды утром я по какой-то причине был на притоне один, и Таня как обычно пришла прогуливать школу. Ввиду отсутствия наркотиков и других собеседников я удовлетворился Таниным обществом и «Виноградным Днём». После первой бутылки она показалась мне довольно неглупым и интересным собеседником. А после второй я обратил внимание на её охуительно сексуальную школьную форму: белая блузка, темно синие юбка и клифт, чёрные туфельки и чулки. И все это на небольшой изящной фигурке старшеклассницы. Перейду сразу к итогам этой молниеносной войны. Время где-то десять утра, бухая школьница победоносно восседает голой жопой у меня на лице (она пришла без трусов!) и стягивает с меня джинсы. Я право и опомниться не успел, гражданин начальник. С грехом пополам она закончила девятый класс, и с последнего звонка дома уже не жила, и всюду моталась со мной.

;;;
— Вечер в хату, — раздался незнакомый мне голос.
— Это тебя Дубиной звать? — спросил я, силясь поднять хотя бы голову. Возможно, с метадоном я слегка переборщил.
— Ну да, можешь звать так.
— ****атое погоняло, братан, — сказал Кобзон, хлопая его по плечу.
— Соглашусь, грозное такое, я как услышал, даже обосрался слегка, — съязвил я.
— Всем привет, я Бивень, — в комнату вошёл ещё один чувак.
— Дубина ****ь и Бивень! Жёсткие вы, — я рассмеялся.
Спустя 10-15 тупых, как дубина, шуточек, мы уже были одной большой и дружной семьёй, и решали, как будем делить наркотики, которых на деле оказалось не так уж и много. Всего пара юнитов сибири, две марки ДОБа, несколько марок какого-то нбома, марка ДОМа, и какое-то ничтожное количество МДМА в кристаллах. В конце концов мы решили не решать, отдав все на волю случая. По итогам захватывающей нарколотереи, которую они в итоге придумали, и в правила которой я не углублялся, мне досталась марка ДОМа и щепотка сибири. Марку я закинул незамедлительно. А пока она растворялась под языком, путем сложных и длительных переговоров я ещё вымутил у кого-то достаточное количество 2C-B.
— Как вы думаете, мне стоит сибирь по вене впороть, или да? — стараясь всех перекричать, задал я вопрос.
— Ну смотри, чувак, — начал Денди. — Ты сегодня вколол амфа, потом мяса, щас ты че там сосешь? ДОБ, ДОМ? Ну, короче, чувак, по-моему не стоит.
Порой голос разума доносится оттуда, откуда меньше всего ожидаешь. Например, изо рта Денди. Однако, в руках я уже держал баян и ложку, так что мой вопрос был скорее риторическим. По пути на кухню я с****ил у Вики МДМА, (делить там было особо нехуя, и было решено отдать всё ей). В большой семье еблом не щелкай. Эту житейскую мудрость я оставил Вике взамен МДМА. А краденые кристаллы быстренько замешал в одном баяне с сибирью. Ещё раз попробовал подумать относительно разумности этой затеи, и перетянул ремнем руку повыше локтя. ДОМ уже начал потихоньку забирать, и лёгкие визуалы слегка усложняли задачу. Однако вены у меня всё ещё неплохие, а рука набитая. Так что я решил бахаться наощупь, если придётся. Разрядив баян едва ли на половину, сложность операции значительно возросла. Редкие, едва видимые волоски на моей руке превратились в деревья, гнущиеся под резкими порывами ветра. Так что, в связи с резким ухудшением погодных условий, баян я дожимаю полагаясь только на удачу, которая все же не подвела.
Наощупь возвращаюсь с кухни. Дико прёт. Времени в привычном смысле не существует, но за окном темно. Свет вроде бы выключен, но всё вокруг мерцает и переливается. Я самозабвенно танцую в Танином платье. Рыжее пятно протягивает мне полную дыма бутылку, вдыхаю. Выдыхаю с дымом половину своих нейронов. На выдохе вижу, как мой затылок взрывается радугой. Перестаю понимать, лежу я или стою. Представляю, как я представляю. На миг осознаю себя единым целым с квартирой и всеми её обитателями, и познаю все грани безумия. Быть одновременно всеми этими сумасшедшими, содержать их всех в себе, и себя в каждом из них — одновременно страшно и грустно. Сбегаю по винтовой лестнице в подсознание, где сливаюсь с калейдоскопом говна и ***в.
Сибирь начинает попускать ровно в тот момент, когда ДОМ выносит на плато. И тут Таня решает обрушить на меня всё своё внимание. Тащит меня за руку на диван и начинает рассказывать свои абсолютно неадекватные истории. Сама она психоту не жрёт, потому как и без неё ****утая. К слову, общаться на одном уровне у нас удаётся только в подобных ситуациях. Когда я почти нихуя не понимаю, а она относительно трезвая. Все ещё не до конца просекаю такие понятия, как формы и границы, поэтому какое-то время мы лежим на диване единой кучей биоматериала. Но ДОМ оказался то ли слабоват, то ли толера не пробил, короче как надо в итоге так и не впёр. Ну че, думаю, раз я уже трипанул, пора делать трип остальным. Для начала задаю настрой хорошей музыкой. Пытаюсь вспомнить что-нибудь подушевнее, но сам ещё слишком упорот, поэтому ставлю первый попавшийся трек Летова. Все чего-то залипли в самих себя и молчат. Видать музыка зашла, не прогадал. В это время мы с Таней ведём оживленную беседу, в ходе которой Таня пытается объяснить мне принципы, по которым работает новая реальность.
— Почему новая? — спрашиваю.
— Не новая, а обновленная. Пока тебя не было вышел этот, ну…
— Откуда вышел?
— Из психушки. Заткнись! Вспомнила! Апдейт, вот. Апдейт же?
— А список изменений где можно посмотреть?
— В медкарте. Ну или сам напиши, ручку дать? Или может по ****у?
И далее в таком духе. Вся вписка в говне, сидят молча глазами вращают, и одна Таня ****ит как сотня телевизоров. Трезвая. Под аккомпанемент  Гражданской Обороны. Наши новые друзья, те что с богатырскими погремухами, потихоньку начинают отлетать. Перешептываются, да на нас поглядывают. В конце концов решают уйти на кухню. На мгновение мне их даже жалко стало, но эту дурную мысль я поборол, и решил добивать пацанов. Беру телефон, иду на кухню вслед за дезертирами. Парни тут же замолкают, в глазах у каждого ужас. Из телефона доносится: «Солдатами не рождаются, солдатами умирают»
— Коробочка, хорони ребят! — громко говорю я.
На кухню заходит Таня и спрашивает кого конкретно хоронить. Бивень закрывается в ванной.
«Отряд не заметил потери бойца» — заиграло из телефона. Самое сложное в такой ситуации самому не перекрыться нахуй. Мы ведь не планировали ничего. Даже музыку я не переключал. Она как играла по запросу «летов», так и играет.
Дубина тем временем совсем плох стал, за голову хвататься начал, да круги по кухне наматывать. Ну вот примерно тогда мне это всё и наскучило. Решаю оставить пацанов наедине с самими собой, и с тем, что мы с Таней им там нахуевертили. Включаю лёгкий псай-транс, и ложусь на матрас, который пару дней назад Денди приволок с помойки. Таня пристраивается рядом, продолжая ссать мне в уши, а я потихоньку всераюсь всем, до чего могу дотянуться. Большинство уже так или иначе пришли к победе и вырубились. Таня тоже держалась из последних сил.
— Ну как тебе шоу? — шепнула она мне на ухо.
— Я охуел, десять бэдтрипов из десяти, — с нескрываемым восторгом ответил я.
— Для тебя старалась, наслаждайся.
Чмокнув меня в щеку, она уткнулась носом мне в подмышку, и сразу же засопела. Я тоже потихоньку начал погружаться в сладкое забытье, как обычно мечтая не проснуться. Но видимо господь меня слишком сильно любит, и раз за разом дарует мне новый день.

;;;
Который я в штатном режиме начинаю с нескольких минут жалости к себе и рефлексии. Вдумчиво поковыряв в носу, я достал оттуда несколько строчек, и записал в телефон:

Пойми мою скорбь по умершему Богу,
Которую сам я не понимаю.
А ныне живущий мне чертит дорогу,
Которую я, повинуясь, вдыхаю.

Пойми мою горечь утраченных грез,
Ведь раньше на ложке они не вмещались.
Когда-то я думал о чём-то всерьез,
И до меня тоже люди пытались.

Хоба! И я уже не нытик и ****обол, а поэт и философ, и могу себе позволить некоторые рассуждения, с претензией на глубокий смысл.
На долю нашего поколения не выпало великой войны, так что нам нечем оправдать свою никчёмность. А войну духовную проиграли ещё до нашего рождения, так что даже ныть по этому поводу уже поздновато. Но хули ещё остаётся? Сарказм, как последнее оружие защиты своего жалкого я, превращает всё происходящее в сюр, и мы уже давно превратились в пародию на самих себя. Уйма свободного времени и любая информацияв один клик, помогли увидеть всю абсурдность происходящей вокруг ***ни, но не пояснили что с этим всем увиденным делать, и как вообще дальше жить. За окном без перерыва транслируют какой-то новый фильм Светланы Басковой, в котором ты в главной роли жрёшь собственное говно. Такая реальность учит ко всему относиться С ЮМОРОМ. Чёрным, как некроз. Громко и напоказ смеёмся в бездну своих дней, жертвуем самих себя во славу Великого Ничто. А по утрам просыпаемся от собственного воя, не в силах встать с кровати. Каждый новый день предстаёт непреодолимым горным хребтом, и все твоё ебучее, опостылевшее бытие, каждый раз обрушивается грудой камней с вершины этого ****ого нового дня, и ты можешь разве что тихонечко поскулить в пустоту, постепенно приходя в себя после очередного пробуждения. Короче я снова проснулся. И снова в России.
Неважно где и в каком состоянии я вырубался, просыпался я всегда на диване. Вот и сейчас, я лежал на боку и втыкал в знакомую стену, чувствуя, как Таня сопит мне в шею. Каким-то неведомым способом каждый раз она транспортировала мою тушу в наше импровизированное гнездо. К слову, на этом притоне ни у кого, кроме нас, своей постоянной шконки не было. Наличие партнёра, безусловно, даёт свои преимущества, даже в этой ёбнутой карикатуре на социум.
Сегодня у нас суббота, а значит большая часть сходки будет фуфлить у входа в Ионотеку. Давно я там не был, надеюсь свинорылые ***сосы-охранники меня подзабыли. Я бывал в этом гадюшнике раз 10, и ни разу не покидал его по своей воле. В последний раз эти фашисты выдернули меня прямо с танцпола, дали ****ы и вышвырнули. Лишь за то, что я под какую-то пампуху плечом врубился в толпу малолеток, и одна бесполезная кегля с сиськами влетела головой в аппаратуру.
По пьяни меня часто переполняет желание нести людям свет, в их темные пустые скворечники. Обычно я просто иду по улице и кричу свои истины, обращаясь не к кому-то конкретному, но ко всему человечеству.
— Вы же ****утые, ****ь! — кричу я миру великую истину. — Оглянитесь вокруг! Это же ****ец!
Но все с гордыми ****ьниками проплывают мимо, будто бы у них всё хорошо, и это я ****утый и чего-то не понимаю. Но вот один из моих невольных слушателей прекращает мое выступление отрезвляющей порцией ****юлей. И я довольный, с чувством выполненного долга, харкаю кровью в след этому пидорасу.
Вот и в тот раз желание просвещать людей вновь возобладало над инстинктом самосохранения.
— Ионов сын шлюхи! На рею пидораса! Мы здесь власть! — кричал я, валяясь у мусорных баков, недалеко от входа.
И тут одна из свиней залила меня перцем.
«Подумать только, какой абсурд. И это здесь ебашит андеграунд? Говно какое-то» — думал я, пока меня откачивали молоком.
Но сегодня нечто подобное мне было просто необходимо, чтобы отвлечься от мыслей о Димином отъезде. Оказалось, что это его «на днях» случится именно сегодня. Наша вчерашняя психопати стала для него последней каплей.

;;;
— Ты заебал — завёл я по новой — Давай вдвоём хату снимем. Слышь? Полностью на твоих условиях, без треша с моей стороны. Че скажешь?
Время едва перевалило за полдень, все ещё спят, мы с Димой сидим на кухне.
— Бля, Тимур. Ты сам-то себе веришь? Снимай вон с Таней. Сам же рассказывал, что у вас всё заебись, — ответил Дима, явно уставший от этого разговора.
— ****ь, чувак, мне Таня похую вообще, — я поджал губы, и пристально посмотрел на него. — Не о ней речь, понимаешь? Я *** знает, как тебе ещё сказать.
— Да я понял тебя.
— Да хули ты там понял? Без тебя мне ****ец, сечешь?
— Да я понимаю…
Меньше всех в этой ситуации, пожалуй, понимал я. Свалившийся хер знает откуда эмоциональный мусор уже грозил перерасти в психоз, а я только начал замечать, что со мной творится какая-то ***ня. А он-то конечно всё понимает, и все это размазывание соплей было ни к чему. Но хули мне ещё оставалось.
— Ну че ты! Тимурка! — сказал Дима, после затянувшегося молчания, улыбнулся, и толкнул меня в плечо кулако. — Мы же будем тусоваться вместе, ну! Я к вам в гости буду заходить.
В ответ я лишь кисло ухмыльнулся.
Он подошёл ко мне с улыбкой дебила, хлопнул по плечу и потрепал по волосам.
— Ну все, я на работу. Ты давай тут…  — сказал он, и поднял кулак на манер приветствия рот-фронт — Ну ты понял.
Я понял.
Привычную хандру сейчас обостряли не только отходняки и похмелье, но и неведанный мне доселе спектр каких-то пидорских эмоций. Понимая всю абсурдность, нелогичность, творящейся в голове ***ни, я все же ничего не могу с собой поделать. Я ****ь ненавижу этого предателя.

;;;
Перед Ионотекой мы обычно разгонялись в одном уютном скверике неподалёку. Сквер обладал какой-то необъяснимой аурой, скрывающей нас от внешнего мира, и, в частности, от мусоров. Там мы бухали, курили и кололись никого не стесняясь и не боясь. Старожилы здесь тусуют чуть ли не дольше, чем я живу, и о случаях принималова никто из них не рассказывал. Туда мы с Таней и отправились, после того как я наконец закончил жалеть себя, и допил оставшийся алкоголь. Когда мы пришли, народу уже собралось человек пятнадцать. Пока я пытался нашакалить себе бухла, один парень достал из рюкзака круглодонную колбу с желтоватой прозрачной жидкостью. Это был местный варщик, а в колбе у него по сути отходы производства амфетамина, или же «шпага». Этой ***ни он не жалел, и разливал направо и налево, в ходе своего рода рекламной кампании. По слухам, помимо небольшого количества амфетамина, там были ещё какие-то не особо полезные металлы. Но я же не химик. Да и почти каждый присутствующий уже сделал оттуда по глоточку. Так что я, будучи уже в говно, набрал полный пятикубовый и зарядил в вену.

;;;
Прихожу в себя в зассаной парадной. На мне футболка, джинсы, и один кроссовок. Сука, как же холодно. Голова раскалывается, нихуя не помню. Где я? Как я сюда попал? Где мой ебучий телефон? В такие моменты понимаешь, что надо что-то менять. Я поднял с пола длинный окурок и закурил. Сквозь стеклянные глаза в сигаретном дыму виделись очертания того, чего я хочу от жизни. И это, внезапно, СТАБИЛЬНОСТЬ. Проживать этот день как последний весело до тех пор, пока не наступит следующий. А наступит он тебе прямо на ****о. Климат России позволяет беспечно бродяжничать только в летний период, и поскольку в остальное время я не впадаю в спячку, это вдвойне прискорбно. Скоро осень, вот когда начнётся настоящее выживание. Без Димы притон неминуемо накроется ****ой в ближайшее время, я тупо не вывезу. Кобзон и Денди ебучие маньяки, живущие по закону джунглей, и понимающие только силу. А я на хую вертел эти обезьяньи игры. Я докурил и двинул к выходу.

Покинув, наконец, этот многоквартирный склеп, я приятно удивился, когда меня ослепил яркий, околополуденный свет. С минуту я стоял и балдел, а когда глаза привыкли к яркому свету, я, к ещё большей радости, обнаружил рядом с лавочкой второй кроссовок. Эх, ****ь, кайф. Жить стоит только ради таких моментов. Надеваю кроссовок, пытаясь понять, где вообще нахожусь. Настроение просто охуительное. И даже тот факт, что я вновь проснулся в ****ой России, его не омрачил. По набережной идёт какой-то гопник, и я, без задней мысли, стреляю у него позвонить. Без особой надежды звоню на свой проебанный телефон. Внезапно слышу гудки.
— Алло, — донесся чрезвычайно заёбаный голос.
— Алло, ****ь. Кто это?
— Тимур, ты?
— Таня?! Нихуя себе! — я прям подпрыгнул, чем явно заставил гопника занервничать.
— Ты где?
— Да вот *** его знает! Вы че меня бросили-то?
— В смысле бросили?! Ты нажрался и лёг спать на лавочку, тебя пытались на руках тащить, но ты всех на *** посылал. А в меня вообще кроссовком запустил, уебок.
Я рассмеялся.
— А, ну теперь все понятно. А нахуй ты мобилу мою забрала? — спросил было я, но тут же сообразил, что иначе я бы её попросту проебал. — Ааа, понял! Бля, Тань, спасибо! От души и в душу, душенька моей души!
Мы попрощались, и я спросил у гопника, как добраться до ближайшей станции метро. Придя домой, я сообщил всем, что этот месяц станет последним в жизни притона. У Денди была заначка, на которую он планировал снять комнату. Таня была рада такому раскладу, и даже взяла денег у родителей на оплату первого месяца аренды нашей с ней комнаты. Кобзон выебывался больше всех, но в итоге вернулся к мамке. Вика подхватила гепатит и вернулась в Барнаул. Диму я избегал, а он не особо навязывался, так что в итоге вся наша дружба сошла на нет.

НЕГЛУБОКАЯ АНАЛИТИКА ****Ы И МЕЖВИДОВОЙ КОНТАКТ
— У вас есть жижа отражающая мой глубокий внутренний мир? — спросил я продавца — паренька лет шестнадцати.
Он с его приятелем усмехнулись.
— Ну, зависит от Вашего внутреннего мира… — начал он что-то лепетать, но я его не слушал. Я только что вмазался в туалете KFC, и мне абсолютно поебать, кто и что говорит, в этот момент все обязаны слушать меня.
— Я тут видео посмотрел, — прервал его я. — Как чувак парил свою сперму.
Они рассмеялись. Спасибо, вы отличная публика.
— Так вот, к чему это я, мне нужна жижа. У вас есть жижа? — тараторил я выпучив глаза и облизывая губы.
— Ну, я как раз перечислял имеющиеся у…
— Да-да-да, так вот, вы же по сути новые парфюмеры, верно? Вы должны тонко чувствовать человека, чтобы подобрать жижу, которая в точности отразит его внутренний мир.
— Вот попробуйте ананас… — начал он снова. Я задумался: я что ****ь похож на типичного посетителя подобных магазинов? На моих губах помада или я пукаю спермой?
— Да, но ты знаешь, я подумывал о запахе гниющей плоти, есть у вас что-то подобное? В конце концов мы говорим о моем внутреннем мире. Знаешь, тебе предстоит многому научиться, если ты хочешь сохранить работу.
Его приятель тихо повизгивал где-то в дальнем углу плохо освещенного магазина, а этот чудила растерянно смотрел на меня. Повисла неловкая пауза.
— Ну ладно, мне пора, — у меня внезапно пропало всякое желание продолжать этот цирк, этот еблан все испортил.
Я вышел из магазина на улицу. Это был освежающий осенний вечер, одинаково освежающий и одинаково осенний в любое время года. Заболтал меня этот пацан, еще до дома доехать надо. Последние часа четыре телефон разрывался от звонков. Мне льстила мысль о том, что обо мне беспокоятся. Хотя скорее всего поводом для беспокойства служили пять грамм мефедрона, за которыми меня отправили ещё днём. Идти в метро упоротым и с весом на кармане идея не самая лучшая, так что я отправился до ближайшей автобусной остановки. Впрочем, дойдя до нее я не остановился. Ведь кем надо быть, чтобы променять замечательную прогулку по вечернему Петербургу на давку в автобусе? Правильно, адекватом. Набрав полные кроссовки воды, я понял, что хожу кругами. Попускает, вестимо, пора бы ехать домой.
Жили мы теперь с Таней вдвоём, в комнате общежития, которую оплачивали её родители. Таня обзавелась куколдом-****олизом по имени Федя. Невыносимо злоебучий очкастый заморыш, с охуенно важным, и непременно единственно верным мнением касательно абсолютно любой ***ни. Терпели мы его только из-за гор мефедрона, которыми он одаривал Таню. Ну и мне было просто по приколу вливать ему в уши свои мефедроновые бредни. Трешь ему за теорию струн, или за правильное существование по Сартру, да похуй что. Неправильно, дескать, ты дядя Фёдор существуешь, не видишь всего спектра ужаса экзистенциального. Сам себя не понимаешь нихуя, а он понимает, ведро с ушами. Ну как тут сдержаться и не насрать полну голову, чтоб аж с ушей капало? А то слишком беззаботно живёт, ****юк. Не видит, понимаете ли, всех оттенков своей серой и бессмысленной жизни.
Так, раз за разом, и проходил наш совместный досуг. Ну а когда у него кончались деньги на меф, он со щенячьими глазами шёл домой. Каждый раз надеясь, что я позволю ему отоспаться у нас. Жизнь не сахер, и я перила на мосту, ведущему на хер.

;;;
Когда я пришёл домой, эти двое уже ополоумели. Казалось, что они разорвут меня на части, если я сейчас же не дам им то, чего они хотят. Меня самого уже давно отпустило, и последние сорок минут я провел ерзая в кресле автобуса, мечтая только об одном.
— Да пошли на ***, наркоманы! — отрезал я, сжимая в кулаке зиплок. — Сначала себе насыплю.
Я растолкал их и прошёл к тумбочке, где взял чистую ложку, и высыпал в нее миллиграмм 200. После чего швырнул зиплок на диван. Я налил воды, и трясущейся рукой поднёс зажигалку, едва не опрокинув ложку. Даже не дожидаясь, пока меф растворится до конца, я не фильтруя набрал раствор в двухкубовый баян. Вены и без перетяжки пульсировали на поверхности, так что я сразу зарядил в центряк. Раствор был ещё горячий, и обжигал меня изнутри. Едва выдернув иглу, я понял, что сыпанул я себе куда больше двухсот миллиграмм.
— Ох ****ь! — только и смог выдохнуть я, повалившись на диван.
Спустя пару минут на меня рухнула Таня, напугав до усрачки. Минут 10 мы лежим в обнимку, под неразборчивое Федино бормотание.
Он что-то в очередной раз спросил.
Ответом была рокочущая тирада моего пищеварительного тракта.
— ****ец, тебе не стремно? — спросил у меня Федя, косясь на Таню.
— Нет, Федя, мне не стремно, — ответил я, поднимаясь с дивана.
Он начал было что-то говорить, но меня уже понесло.
— Более того, — прервал его я. — В нынешнем постобществе мужественность проявляется теперь именно так. Раньше на мамонта ходили, на дуэлях стрелялись, а сейчас достаточно громко и бесстрашно пернуть. И всем сразу понятно, что ты — МУЖИК. Ну а как ещё? Мамонты вымерли давно, а пистолеты в России только у ментов. Вот и получается...
— Более того, — продолжал я. — ей тоже не стремно. Потому что женщины воспринимают это как брачный зов. И пока успешные самцы своим гордым ревом завлекают самок, ты жалобно поскуливаешь в кресло. Бля, я один раз ночью по улице шёл, а впереди баба идёт. У меня настроение было игривое такое, и пучило меня с самого утра. Короче иду я на обгон...
— А ты не мог бы рычать где-нибудь подальше?  — прервала меня Таня. — Меня-то завлекать уже не надо.
— А это был нервно-паралитический, чтоб ты к Феде не убежала, — подмигнул я.
— ****ец, это так мило, — послышалось где-то вдалеке.
Федя смотрел на нас с умилением пьяного бати, который успешно выдал свою дочь замуж. Только скупой слезы не хватало.
Я улыбнулся.
— Вы так друг на друга смотрите, — сказал Федя.
— Это как же? — спросил я.
— Ну прям мимими. Очевидно, что вы любите друг друга.
— Ох ****ь, опять ему все очевидно. Что ты вообще понимаешь под словом любовь? — задал я вопрос.
Таня тяжело вздохнула и села за ноутбук.
— В ****у, лучше не отвечай, — продолжал я. — Этот ваш суррогат, который вы называете любовью, жил три года поколение назад, а сегодня не живёт и трех месяцев. Я люблю себя. В себе я уверен. Только с собой у меня всё серьёзно и навсегда. А вот это всё временно. Отношения, дружба, прочее социо****ство — лишь временные союзы, основанные на торговых отношениях.
— Ну всё, началось, — сказала Таня, не отвлекаясь от переписки.
— И тебе норм? — спросил у неё Федя.
— Что именно? — Таня повернула голову.
— Ну, такое его отношение.
— Ну а что с него взять? — ответила Таня, снисходительно посмотрев на меня. — Весь такой самодостаточный! Никто-то ему не нужен! Мва! — Она чмокнула меня в щеку.
— Видишь, ****ь, даже она все понимает! — злорадно сказал я.
— На самом деле я с ним просто не спорю никогда, себе дороже, — сказала она Феде, стрельнув глазками.
Всю оставшуюся ночь Федя ныл о том, какая Таня замечательная, а я устроил ему сеанс психоанализа. В итоге диагностировал новое психическое расстройство, которое назвал «фильтр ****ы». Из-за него, по моему профессиональному мнению, Федя был попросту неспособен в адекватную оценку женского пола, и был обречён на ****острадальческие муки до конца дней своих.
Ближе к утру даже я устал от своего бесконечного ****ежа, и мы решили прогуляться. В итоге обнесли контейнер для благотворительного сбора вещей, стоявший в квартале от нашего дома, и устроили показ мод. А к полудню, когда меф закончился, мы вышли разжиться алкоголем, и заодно выпроводить Федю.
— Че дальше делаем? — заискивающе спросил он, будто бы не зная ответа.
— Ну, я сейчас спизжу три литра «Охоты», и мы с Таней пойдём спать, — ответил я.
— Вы всё что ли? Я думал мы просто прогуляться вышли. Так это… Го ещё мефа возьмём!
Я ухмыльнулся.
— Ну го, че. Только пива я все же возьму, раз уж вышли.
По пути домой Федя закинул свои последние бабки на электронный кошелёк, а я вылакал полтора литра «Охоты». Вернувшись домой, Таня сразу же прыгнула за ноут, и взяла ещё два грамма в нашем районе. Меф мне уже был до ****ы, я начал приставать к Тане, и Федя пошёл за закладкой один. Минут через десять я открыл томик стихов Тургенева, и вырвал оттуда пару листов, чтобы вытереть сперму с Таниной задницы. После чего сразу же отрубился.

;;;
Полный праведного гнева и желания убивать, я поднял голову и оглянулся. Продрав глаза я обнаружил стоящего над собой лысого мужика лет тридцати, похожего на огромную картофелину, с татуировкой «WHITE PRIDE» на шее. На всякий случай отложил кирпичей, и получше огляделся. В комнате помимо него было еще двое его корешей, и Таня с Федей.
«Таня совсем ****улась? Сколько я проспал? Какого ***?» — размышлял я в те мгновенья. — «Одно дело ручные ****острадальцы, типа Феди. Но еб твою мать, боны? Где она их только нашла-то ****ь?»
Похмельная опухлость лица сделала меня ещё больше похожим на гука, а сраные янки тем временем уже вели себя как дома.
— О, проснулся! — раздался чей-то голос.
— Я в аду? — отозвался я. — Что за ***ня тут происходит? Кто все эти люди?
Захватчики подошли к моему дивану, и по очереди представились, пожав мне руку. Они показались мне неопасными, во всяком случае, намерений от****ить меня во славу Руси не выказывали. Лежа под какой-то тряпкой, служившей мне одеялом, я удовлетворительно пернул, чтобы утвердить свою доминантность. Всё ещё не до конца раздуплившись, я перевернулся на бок, намереваясь то ли поспать, то ли спрятаться. «Боны ****ь, охуеть, ну ****ец» — думал я, пытаясь заснуть. Из дремы меня вывел начавшийся вновь кипиш, в котором я расслышал робкий звон стеклянных бутылок.
Я издал что-то среднее между ревом и звуком забившегося унитаза, в попытке более радушно поприветствовать своих новых друзей.
— Держи! Пить будешь? — протягивая мне пластиковый стакан, спросил один из них.
В ответ я как можно более искренне улыбнулся, после чего осушил стакан. Белое сухое, мсье знают толк в извращениях. Я поморщился и попросил еще. Таня была абсолютно неадекватна, с выпученными глазами она металась по комнате, пытаясь что-то найти. Я вывел её за руку прочь из комнаты.
— Ну и что это ****ь за ***ня? — спросил я её, закрывая дверь туалета.
— Погоди, не бомби, — сказала она.
Вопреки её просьбе в ответ я просто взорвался.
— Что ****ь?! Я тебе ёбну сейчас! Ух, сука, не беси меня! — зашипел я, тыча в неё указательным пальцем.
— Да дай объяснить! Короче… Я одного из них почти на меф развела.
— Что? — я нервно рассмеялся. — Тебе мефа мало?
— Так тебе же! Мы весь спороли.
Я одарил её полным ненависти взглядом.
— Телефон с собой у тебя?
— Что?
Я схватил её за подбородок, пальцами сжимая щеки.
— Телефон у тебя с собой? — повторил я сдавленным от злости голосом.
— Да, да! С собой, — промычала она.
— Запрись в кабинке и сиди, пока не отпустит, — сказал я, и зашагал к выходу.
— Сколько сидеть-то? — сказала она мне вслед.
Я развернулся, и хотел было подойти и объяснить, но Таня видимо удовлетворилась моим красноречивым взглядом, и поспешно скрылась за дверью, щёлкнув щеколдой.
Я вернулся в комнату.
— А где сеструха твоя? — спросил меня говорящий картофель.
В ответ я сначала слегка опешил, но сразу же сообразил, что к чему.
— В магазин пошла.
Я достал телефон, и отправил Тане сообщение:
«так мы брат с сестрой?»
На что получил ответ:
«блин, да кстатм, звбыла сказатб»
После стаканов пяти шести самочувствие нормализовалось, а настроение омрачал лишь факт отсутствия наркотиков. Когда вернулась Таня, я уже включал группу Ландсер, и сам распевал, как умел, военные марши нацисткой Германии. Завалилась она где-то через час, активно хлеща красное из горлышка. И это отнюдь не было хорошим знаком. Потому как хуже перекрытой мефом Тани, была лишь Таня в жопу пьяная. Почти сразу Картофель начал к ней подкатывать. И такой ***ни я еще не имел шанса наблюдать. Огромный лысый детина крутится вокруг школьницы как собачонка, и на манер гимназиста на первом свидании, старается сесть поближе и неловко приобнять. А она, сука такая, норовит сесть поближе ко мне. Учитывая его предвзятое отношение к неруси, жопа моя сигнализировала о возможном начале военных действий со стороны этого клубня ненависти, поводом к которым могла послужить эта тупая ****а. Но помощь пришла, откуда не ждали.
— Вы прям родные брат и сестра? — задал вопрос один из бонов.
— Ну да, а что, незаметно? — сказал я, и приобнял Таню за плечо.
К моему большому удивлению, буря миновала. Ведь похожи мы с ней друг на друга, как моча на говно. Корнеплод уже изрядно навеселе начал обещать Тане безбедную жизнь в съёмной квартире, а Таня продолжала тереться об меня. Ситуация снова накалялась. Возможно именно в это время у скинхэдов начинается период спаривания, кто знает. В любом случае, желания участвовать в брачных играх у меня не было никакого. Краем уха я услышал, как двое других наших гостей обсуждают что-то запрещенное. Молниеносно вклиниваюсь в диалог, больше в попытке разрядить обстановку.
— Че пацаны брать хотите? Может помочь?
— Да чувак должен с феном написать, третий час ****ь ждем.
Диалог не завязался. Чувствую, что следующая бутылка станет контрольной. Предвкушаю сладкие минуты забвения. Но теперь уже Таня уводит меня из комнаты.
— Че? — спрашиваю я, закрыв дверь.
Таня молча тащит меня в туалет.
— Тимур прости пожалуйста! — едва не плача, говорит она.
— Да успокойся, потом поговорим, — спокойно ответил я, понимая, что она на грани истерики.
— Я перекрылась, Тимур. Прости пожалуйста!
— Да забей, все нормально.
— Правда? — она кинулась меня целовать.
Не успел я как либо отреагировать, как Таня уже присела и расстегнула мне ширинку. Возвращаемся под косые взгляды, потные и взъерошенные. Я уже успел забыть, кто у нас в гостях, и сложившуюся ситуацию в целом. Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу. В гробовой тишине рассаживаемся по разным углам. По кругу ходит бутылка вина, очередь доходит до Тани. Таня, как и полагается малолетней тупой ****е, долго и демонстративно пьет. Бутылку выхватывает Картофель и делает пару больших глотков.
— Эм, я вообще-то только что пидору сосала, — совершенно спокойно заявляет Таня.
«Таня, ёп твою мать! Ёп твою мать, Таня! ЁП ТВОЮ МАТЬ! И почему пидору-то? Зачем она акцентировала на этом внимание? Типа, просто *** в ее рту было недостаточно? Этим она зашкварила его еще сильней? Градируется ли зашквар подобным образом?» — думал я в тот момент.
Из раздумий меня вырвала творившаяся вокруг невообразимая ***ня. Картоха еще чуть-чуть и разобьет Танино лицо бутылкой. И *** бы с ней, казалось бы, но бутылка была последней. Да и разбитая Танина голова смотрелась бы хорошо где угодно, но не в помещении, снятом на мое имя. Федя при малознакомых людях превращался в тыкву, и обычно никак не заявлял о себе, но в этот критический момент своим искусством оратора спас положение, Танину голову, весь наш притон, и самое главное — недопитый алкоголь.
— Да успокойся ты, че с неё взять, — начал было Федя.
И я сразу же подхватил, чувствуя, что его словам чего-то недостаёт:
— Да эта ****а тупая нажралась и ***ню несет! Таня сядь сука и ****о завали!
— Слышь, — к Картохе обратился один из его корешей. — Леха через полчаса у метро будет. Давай погнали на *** отсюда.
Картофель гневно плюнул под ноги, и поставил бутылку на стул. После чего смерил меня взглядом, и молча зашагал к выходу. Я поднял руки, потупил взгляд, и с невинным выражением лица вжался в стену, когда они проходили мимо меня.
Сперва я хотел отправить Таню на улицу со всеми её вещами, но потом вспомнил, что, фактически, сижу у неё на шее. И решил подыскать работу. Залез в интернет, приглядел подходящую вакансию. Недалеко от дома открылся магазин разливного пива, и туда требовался продавец. Я представил, как весь день на работе разбавляю пиво водой, а дома меня ждёт пивной джакузи. Объявление подали десять минут назад, и я решил сразу же позвонить, несмотря на довольно позднее время. Язык уже заплетался, но всё прошло как надо. С утра нужно не пропустить собеседование.
Глядя в зеркало перед выходом так и не смог понять: это я так херово выгляжу, или меня уже визуалит с недосыпа. Ждал работодателя на улице около двадцати минут. Приятный ветерок срывал остатки шифера с моей и без того расшатанной мефедроном крыши. Прохожие и машины на периферии сливались в огромные пятна говна. В голове ручьем журчало слово «умиротворение». УМИРОТВОРЕНИЕ. Ума не приложу, откуда в моей голове взялось это слово, ведь никаким УМИРОТВОРЕНИЕМ там и не пахло. Наконец приковыляла хозяйка магазина. Собеседование закончилось первым же вопросом о наличии у меня санитарной книжки. Разумеется, ее у меня нет. В следующий раз надо бы внимательней читать объявления.

ТРАНСТЕДЕНТАЛЬНОЕ ПОЗНАНИЕ ЧЕРЕЗ ПРАВОСЛАВИЕ И ГЛУБОКИЙ ГОРЛОВОЙ КАТАРСИС
Это был трудный год. Мефедрона было столько, что я даже слегка пожелтел. Таня устроилась работать флористом, а я курьером. Самым обычным курьером, без риска. Но примерно неделю назад я вдруг понял, что работа убивает душу, и уволился, прихватив 200 баксов из кассы. Контора была мутная и полулегальная, так что ментов я не боялся. Не так давно мы расстались с Федей. Мне пришлось ему недвусмысленно намекнуть, что наркотики — не наша тема. И что я расковыряю ему ****ак, если он продолжит написывать Тане. Нашего семейного бюджета теперь вполне хватало, да и торчать мы стали поменьше, так что причин терпеть его не осталось. Мы вообще решили слегка попуститься, и временно перескочили на метадон. Выходило намного дешевле, да и в целом жизнь стала намного спокойнее. Но мефедрон всё равно занимал первое место в наших сердцах, и мы с нетерпением ждали Нового Года, в канун которого решили купить 5 грамм на двоих. И не какого-нибудь желтого комковатого говна, а белого и пушистого, как новогодний снег. Такого, чтобы с пятисот миллиграмм челюсть съехала и глаза закатились. Что тут скажешь, недельная ремиссия — это не шутки.
Но вечером тридцатого января Таня таки не выдержала, и поехалана какую-то мефедроновую вписку. Обещая, впрочем, привезти и мне. Я же всем своим видом старался показать, как я в ней разочарован, и в итоге пошёл на сходку, чтобы не кусать локти. Когда я подошёл, на часах было уже около восьми.
— Кто ДОБ будет? — спросил Омич.
Он частенько угощал всех психотой, но отнюдь не из альтруизма. В день нашего с ним знакомства, например, он сначала накормил всю вписку грибами, а потом раздал всем ножи. Сам же сидел и курил кальян забитый планом, и виделся мне гусеницей из Страны Чудес. Я тогда впервые попробовал грибы, и в самом начале, когда на входах начали одна за другой отлетать стены, являя собой открытый космос, было очень сложно делать вид, что всё происходящее вокруг меня вполне устраивает.
— Давай мне! — говорю.
— Ты сейчас хавать будешь? — спросил Омич, щуря свои глазки-бусинки.
— Ну нет, ****ь, в карман положу. Давай уже.
Он дал мне марку, и я, недолго подумав, решил закинуть только половину. Омич же ещё минут двадцать ходил, и настойчиво предлагал всем ДОБа.
— Да хули вы такие скучные? Халявный ДОБ, ну!
— Так вон же Тимур схавал, — сказал кто-то со сходки.
— Да ему ****ь, что доб… что ***, — расстроено сказал Омич.
Последняя фраза прозвучала как призыв к действию. «А действительно, хули мне этот доб» — подумал я, и закинул остатки.
Кроме меня никто так и не угостился, а спустя час все уже начали расходиться.
— Вы охуели? — возмутился я. — Че мне дома-то одному делать?
— Трипуй! — усмехнулся Омич, и хлопнул меня по плечу.
— Ну давай мы к тебе поедем, — сказал вдруг Кондрат.
Под «мы» он подразумевал себя и свою девушку Машу. Они как-то раз приютили меня на недельку, и я прожил у них около трех месяцев. Кондрат и Маша были, как бы сказать, весьма изощрённо ****утыми. Чтобы понять всю глубину их безумия, мне не хватило и трёх месяцев, что я у них гостил. Кондрат работал каким-то офисным клерком, а Маша по большей части лежала в дурке. Вместе же они представляли собой гротескную карикатуру на типичную ячейку общества. Два человека, у которых из общего лишь безумие и страх одиночества. Эгоизм переходил в фашизм, и заставлял унижать и подчинять; в то время как ненависть к себе заставляла терпеть и подчиняться. L'amour fou, ёпта. Однако жилось мне у них неплохо. Ребятам, очевидно, было скучно, и я был для них чем-то вроде экзотического домашнего животного. Я не встревал, когда они друг друга убивали, а ещё каждый день воровал продукты, так что мы довольно неплохо ладили.
;;;
Для меня психоделический трип никогда не был способом познать себя, потому что познавать там нехуя. В таком состоянии мое сознание как зеркало, и если в нем отражается какой-то движ, то я часть него. А если нет, то… Ну не знаю, что видит зеркало, глядя само в себя? Короче говоря, в одиночестве я обычно просто умираю. Я имею ввиду так называемую смерть эго. Это прикольный опыт, но после первого раза надоедает. Умирать мне сегодня не хотелось, так что в начале одиннадцатого мы сели в автобус, и поехали ко мне. В начале пути автобус начал рисовать фрактал, а к концу я уже начал сомневаться. Не в чём-то конкретном, а во всём сразу, такое бывает, когда сожрёшь слишком много психоты. Эхо грядущего трипа как бы ненавязчиво отражается у тебя в голове: «Готовься, долбоеб, тебе ****а… да… да… да…».
Пока мы поднимались на пятый этаж, я дважды прошёл мимо курящего мужика, будто бы сошедшего с холста Василия Шульженко. И тут я засомневался ещё сильней. Минуя длинный общажный коридор, мы наконец пришли. Пару недель назад я обклеил стены огромными иконами, которые Таня притащила с помойки. Они задавали тон комнате, и действовали на меня успокаивающе. Всматриваясь в сюжеты этих еврейских сказок, я переставал сомневаться.
«И я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом!»
Бытие 28:21
Пока я вдумчиво поедал сосиску, пытаясь вообразить, из чего она сделана, Кондрат с Машей собрались спать.
— Да вы охуели, — говорю. — Я вас нахуя вписал? Развлекайте меня.
— Это ты охуел. Я вон тебе похавать купил, — сказал Кондрат. — Видосики смешные посмотри, а мне на работу завтра.
Видосики, ****ь. Во-первых меня прёт так, что я едва ли картинку от видео отличить смогу. Во-вторых это ДОБ, а он кроме всего прочего ещё и стимулирует. Впрочем, похуй. Какая-то наиболее ****утая часть меня жаждала кейпопа и гурятины, я зашел на двач, но вебм-тред так и не смог найти. Может, оно и к лучшему. Я включил кислотную музычку, да хули с неё толку, под добом разве позалипаешь. МНЕ НУЖЕН ДВИЖ! Но тут, к моей огромной радости, Таня написала, что скоро придёт. И стоило ей прийти, как я вдруг понял, что натворил. Я совсем забыл, что эти трое вместе образовали собой порочный треугольник. Иными словами некоторое время назад Кондрат **** их обеих. То ли определиться не мог, то ли просто охуел, не знаю. Ну и в общем-то такого объяснения более чем достаточно, чтобы понимать ситуацию. И в центре этого равноёбнутого треугольника сижу я. Под добом. Щелк! Трип уже настроен на шизофреническую волну и вращается вокруг *** Кондрата. Я в очередной раз понимаю, что недооценивал насколько эти люди ебанутые. Но было уже поздно. Война душевнобольных приматов началась. И полем боя стала моя голова. Пока эти две суки делали вид, что не ненавидят друг друга, Кондрат включил какое-то видео. В нём наглядно рассказывали, как вывернуть наизнанку сферу. Визуалы были невероятно сильные, и когда Таня включила все наши наркоманские лампы и гирлянды, видео я почти не воспринимал, потому что стал на какое-то время проводом от телефона. В видео говорилось, что нужно избегать перегибов, и я изо всех сил старался не перегибаться и исправно проводить через себя электрический ток.
— Ну че, Тимур, выворачивай, — сказал вдруг Кондрат.
Тут я понимаю, что уже нихуя не понимаю. Чувство юмора начало потихоньку отказывать.
— Чего? — спрашиваю я наконец, пытаясь не подать виду, в каком говне я сейчас нахожусь.
— Сферу-то когда вывернешь? — подхватывает Таня. —  Тебе сколько лет-то уже? Ванька вон уже вторую выворачивает.
«Выверни сферу» — отражалось у меняв голове. Бог кайфожорства вызвал меня на страшный суд, и вот его приговор. Выверни. Сферу. Сообразив, наконец, что я не провод, я вскочил, и с трудом выключил видео и гирлянды. Время два часа ночи, а меня будто бы только-только выносит на плато. Слабо соображая о временных рамках вообще, и о продолжительности добового трипа в частности, всё же прихожу к выводу, что это только начало. Тут уже и сомнений не осталось, на смену им пришёл панический страх. «***ня, и не такое бывало» — пытаюсь сам себя успокоить, мысленно прокручивая в голове свои прошлые путешествия. Внезапно вспоминаю парня, который любил повторять: «любой бэдтрип когда-нибудь заканчивается». Или что-то вроде того. Шутка в том, что он умер от разрыва аневризмы, вызванной большой дозой нбома, и его бэдтрип так и не закончился. Хе-хе. Обычно меня эта история забавляла, и я сам частенько рассказывал её неофитам, впервые попробовавшим психоты. Но не сейчас. В панике вскакиваю, и начинаю быстро соображать, в попытке уцепиться за что-нибудь знакомое, что-нибудь РЕАЛЬНОЕ. Всё, нахуй, шутки в сторону, стресс-тест моей покосившейся крыши окончен. И я впервые готов признать, что не прошёл его. Когда до меня наконец дошло, что я просто могу всех вы****ить, оказалось, что именно это они и пытаются сделать уже около часа, но Маша никак не могла найти какую-то ебучую ***ню. Поняв что к чему, я быстренько помог им собрать манатки, попутно растеряв остатки разума, после чего они наконец ушли. Но было поздно. Необратимый ущерб уже был нанесён. Среди руин моей головы потрескивая догорало эго.
Таня въебалась мефом и решила идти в магазин за чаем. Оставаться наедине с вечностью мне хотелось меньше всего, и я увязался за ней. Из-за фрактального шторма видимость была около нулевая. Выходя из комнаты вслед за Таней, я понимаю, что вообще нихуя не вижу. Вернее вижу слишком дохуя. В добавок ко всему, только я вышел за порог, меня охватило сильнейшее чувство дежавю. Это заставило меня зависнуть на некоторое время.
— Ты в порядке? — донесся откуда-то женский  голос.
— Нет, — ответил я, и схватил Таню за капюшон.
Выйдя на лестничную клетку, настроение стало каким-то мечтательно-романтическим. Все российские подъезды обладают неким неуловимым кислотным шармом. Эти потрескавшиеся стены в зелёных тонах невероятно гармонично сочетаются с большими дозами психоделиков. Здесь ничто не может быть лишним, даже мой засохший сблёв недельной давности кажется неотъемлемой частью композиции. Любой падик, словно море, способен вобрать в себя грязный поток людей и испражнений, и оставаться при этом чистым. Лифт не работает уже лет 15, и я, отдавшись во власть потока, несусь на гребне волны в самую бездну. Момент овладел мною полностью. Сейчас Таня — моя доска, а я — фрактальный сёрфер. Выбросив на берег магазина, волна вновь подхватывает нас, и обратный путь происходит в виде обратной перемотки.
По пришествии домой настроение в корне меняется. Еврейские сказки на этот раз сыграли со мной злую шутку. Сперва я вполне обоснованно прихожу к выводу, что от Тани сейчас зависит ВСЁ. Меня самого уже практически нет, и моя новая реальность будет состоять из того, чем наполнит её мой невольный трипситтер. Но, вглядываясь в библейские мотивы, мысль закономерно сошла с пути логики и здравого смысла, и понесла меня к заре человечества. И вот меня уже выгоняют из рая из-за этой тупой ****ы. В конце концов я понимаю, что женщина во истину сосуд зла. Первопричина бесконечной фрактализации. Безжалостный механизм людских страданий. Но мысль уносит меня все дальше, оставляя все прозрения позади. В итоге в голове остаётся лишь одна единственная истина, не вызывающая никаких сомнений, и не требующая доказательств.  Таня — причина всех моих страданий. В этом персональном аду, она та, кто держит вилы.

Я попадаю в какую-то необъяснимую ловушку сознания.
Чтобы выбраться из неё, я должен вывернуть сферу
Что это значит?
Голову?
Я должен вывернуть себе башку?!
— Расслабься, все хорошо, — говорит Таня, и фиксирует мою голову в тисках. — Сам вывернешь? Или помочь?
Ну давай...
ВЫВОРАЧИВАЙ
Но я не понимаю как! Зачем?!
ЗА ЧТО?!
Таня улыбается, успокаивает...
...достает пилу по кости, кусачки, и что-то еще более жуткое
— Ты в порядке? — донесся откуда-то женский  голос.
— Нет. — отвечаю я, и хватаю Таню за капюшон.
ПОКАЗАЛОСЬ
«Но вот ты видишь это вновь в её движеньях, в её не лживой улыбке» — слышится мой насмешливый голос. Но я молчу.
— Ты в порядке? — донесся откуда-то женский  голос.
— Нет.
СУКА НЕТ
Нет, нет, нет!
ЕЩЁ РАЗ
да похуй уже
нет, ну пожалуйста!
ЕЩЁ РАЗ
Опять по новой?
— Ты в порядке?
держусь за Танин капюшон
парадная
бесконечный водоворот
ВЫВОРАЧИВАЙ
Кто она? За что она так со мной?
успокойся, все хорошо
забываю
обнимаю её
«Но вот ты видишь это вновь в её движеньях, в её не лживой улыбке»
— Ты в порядке?
ЕЩЁ РАЗ
капюшон, парадная
боль, отчаяние
И ЕЩЁ РАЗ
И ЕЩЁ
Дурачок. Ты ещё не понял?
ВЫВОРАЧИВАЙ
ЗА ЧТО ТЫ ТАК СО МНОЙ?!
Я чувствую боль, реально чувствую боль
Я ЧУВСТВУЮ КАК МЕНЯ ВЫВОРАВАЮТ НАИЗНАНКУ
не может быть
этого не может быть
Так, так, так, думай!
Я же что-то схавал
Это всё галлюцинации!
Галлюцинации?
хорошо
Визуальные?
Я держу в руках выбитые зубы
Слуховые?
«Но вот ты видишь это вновь в её движеньях, в её не лживой улыбке»
НО Я ЧУВСТВУЮ БОЛЬ!
она режет меня вновь и вновь
Хирургическая пила вонзается мне в голову
Я в сознании
Я все чувствую
Всё хорошо, ты чего, успокойся!
Ты никому ничего не должен…
забываюсь в её объятиях
разве с такой улыбкой можно лгать
Вот мы голые, но вряд ли она меня когда-нибудь вновь возбудит
— Ах, ты ещё не понял?
— Я должен тебе трахнуть?
— Ты никому ничего не должен…
Зачать ребёнка? Это я должен сделать? Обречь кого-то на такие же страдания?! ПРОДОЛЖИТЬ ****ЫЙ ЦИКЛ?!
АХ ТЫ СУКА!
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
— Ты в порядке?
снова забываю
снова иду в магазин
снова тиски, пилы, кровь

Раз за разом она заставляет меня выворачивать ****ые сферы, используя для этого разнообразный слесарный и медицинский инструмент, а когда я теряю сознание от боли, она отматывает время и всё начинается заново. После каждого флешбека я всё забываю, и Таня прикручивает оторванные конечности, красится, и записывает полученные данные. Я прихожу к выводу, что мы оба принадлежим к двум расам воюющих сверхсуществ, и итог войны зависит от того, смогут ли они заставить меня вывернуть сферу. Самым ужасающим осознанием стало то, что вся моя жизнь, да и вообще вся жизнь — это лишь ****утая симуляция. Весь наш мир появился только ради этого момента, только для того, чтобы спустя миллиарды лет после большого взрыва какой-то наркоман вывернул ебучую сферу. Перед каждым флешбеком я за одно мгновение всё вспоминаю. Весь этот бесконечный цикл боли и отчаяния проносится у меня в голове. В какой-то момент вся моя память состоит из одной только боли, я не помню другой жизни, и знаю только страдания. Иногда мне удавалось узнать что-то новое о противнике, и я инфернальным голосом кричал полученную информацию куда-то в сторону окна, за которым в небе был припаркован союзный корабль. Наш язык был исключительно фонетическим, или вернее сказать акустическим. То есть я мог говорить на любом человеческом языке, главным были определенные сила и высота голоса. Во время передачи информации в каком-то смысле я сам становился голосом, потоками воздуха, вибрацией, и самой информацией.
Внезапно я начал понимать, начали складываться обрывки памяти. И вот я снова сижу на ковре посреди комнаты и курю сигарету. Таня как ни в чем не бывало продолжает шоу. Но в этот раз я всё помню. В голове проносится осознание всего происходящего, того что я обречен, и что виновата ОНА.
— Ты пепел на пол уронил! — кричала "Таня".
«Я тебе на ****о сейчас весь свой праведный гнев уроню, шлюха инопланетная» — хотел было я возразить, но осекся, враг не должен был понять, что я всё помню.
— Да похуй уже, — ответил в итоге я, затушил сигарету об ковер, как можно более пафосно выдохнул дым, и вообразил себя американским солдатом во время войны во Вьетнаме. Люблю запах горелых мозгов по утру.
— Do you smell that? — спрашиваю.
— Что?...
— Napalm, son.
— Что ты несёшь?! Перестань!
— ОНИ НЕ ЗНАЮТ! ОНИ НЕ ЗНАЮТ АНГЛИЙСКИЙ! — кричу я добытую информацию.
Карты раскрыты. Шоу тайм. Кулаком вышибаю окно и пытаюсь выпрыгнуть с пятого этажа, в надежде обрести мир посредством гравитации и мокрого асфальта. Но Таня не хочет так легко терять подопытного, и не дает мне этого сделать. Набросившись на нее, я зубами и руками отрываю ей одну из ног, внутри которой оказывается начинка из проводов, микросхем и гидравлических суставов. Хочу сообщить своим, что это неорганическая форма жизни, но словарного запаса хватает лишь на:
— ОНИ НЕ ЛЮДИ!
Внезапно понимаю, что преодолел скрипт. Я вырвался! Но радоваться рано, второго шанса может и не быть. Мысли и эмоции в миг вскипают в голове, окончательно срывая нахуй крышку с котелка. Мне отмщение, и аз воздам. После первого удара Таня падает на диван, я набрасываюсь сверху. Одной рукой хватаю пивную бутылку, другой Танино горло. В её огромных от ужаса глазах отражается мой звериный оскал. Вскользь ударяю ей бутылкой по голове. Ногтями одной руки Таня вцепилась мне в лицо, другой пытается отнять бутылку. С силой выдергиваю руку, разбивая бутылку о стену. Не раздумывая направляю получившуюся «розочку» ей в лицо, но она успевает схватить меня за запястье обеими руками. Наваливаюсь всем телом, «розочка» проходит в паре сантиметров от её лица, и разбивается о батарею. Сжимаю в кулаке осколки, и размашистыми ударами, будто орудую киркой, утрамбовываю Танину голову в диван. Кругом кровь, и наконец не только моя. Таня хватает с тумбочки пепельницу и ударяет меня в висок. Глухой хлопок сопровождается искрами, мною будто выстрелили из пушки. Таня вырвалась, и пока я пытаюсь встать с дивана, она выбегает в коридор, визжа нечеловеческим голосом. Своим кричит, сучара. Вскакиваю, брызжа слюной и кровью бегу за ней. У входа на этаж я её догоняю. Таня села на корточки и закрыла голову руками, пока я молочу куда попало обеими руками. На шум выбегают соседи. Таня уже почти не сопротивляется, я бью её головой об пол и кричу соседям, что она не человек и чтобы они шли на ***. Вдруг замечаю пожилую испуганную женщину, и ярость вскипает во мне с новой силой.
— ЗЛА СОСУД! — кричу и кидаюсь на неё, но один из мужиков встаёт между нами. — И ТЫ СОСЕШЬ!
Я бью его с головы в лицо, потом хватаю за голову.
— СУКА, СУКА, СУКА! — кричу я, и пробиваю с колена.
Меня оттаскивают за руки, и напоследок я, в стиле царя Леонида, отправляю его ногой вниз по лестнице.
— УБЕРИТЕ ЖЕНЩИН! УБЕРИТЕ! — едва не срываясь на визг, кричу я.
— Вызывай ментов, мать! — кричит один из мужиков. — И скорую!
Пока двое держали меня за руки, прижав к стене, дверь на этаж с грохотом распахнулась.
— Че за ***ня? — сказал вывалившийся оттуда мужичок.
Лицо у него было опухшее, то ли от пьянки, то ли от ****юлей, а скорее от того и другого. Но я уже совсем потерялся во временных петлях и решил, что это результат моей работы, которую мне ещё предстоит свершить. «Ну давай, сука» — ухмыляясь думал я, готовясь снова пробить головой этого гандона дыру в пространстве-времени.
— Ты че сука?! — сказал он, и кинулся на меня.
Он успел отвесить мне пару ударов, до того как время вернулось на несколько секунд назад. Этого я и ждал. На этот раз я с лёгкостью закрываю голову от его размашистых ударов, и резко бью сначала в челюсть, потом в бровь. Людей выбегает всё больше и больше. Вот меня пытаются скрутить уже около пяти мужиков. И тут я понимаю, что эти твари хотят лишь обездвижить меня, чтобы мне ничего не оставалось, кроме как лежать и выворачивать сферу. Бросаюсь через перила в тщетной попытке разбить себе голову о ступени, но меня подхватывают и вытаскивают обратно. Ну, ничего, они не знают, чему я научился. Снова кидаюсь в бой, и после пропущенного удара отматываю время, ставлю блок и успешно контратакую. Мне уже начало казаться, что я побеждаю, но тут приехал наряд. Меня сразу же повалили, и один мент начал заламывать мне руки, чтобы надеть наручники.
— Ххххуй тебе! — сквозь зубы прошипел я, брызжа кровью.
Я был уверен, что после всего, через что я прошёл, я могу вытерпеть что угодно. И начал уже было вырываться, как моё тело сковала боль. Второй мент пнул меня по печени. Я выгнулся и застонал, пуская в пол пузыри из крови и соплей. Тот, что сидел на мне, коленом прижал мою голову, на меня нацепили браслеты и связали мне ноги скотчем.
Ужасно хочу пить. Очень долго прошу воды.
— ДАЙТЕ МНЕ ВОДЫ! — кричу я тем же демоническим голосом. — ДАЙТЕ МНЕ АШ-ДВА-ООО!
Жажда настолько сильная, что я начал слизывать кровь с пола парадной. И вот меня облили бензином. Наконец-то ****ь, думаю, финита. Но ничего не происходит.
— ОНИ НЕ МОГУТ МЕНЯ СЖЕЧЬ! — закричал я, и расхохотался.
Подъехали медики.
— Вы его так? — спросила одна из них у ментов.
— Да нет, сам!
— Суицидник что ли?
— Да *** его… Обожрался чего-то.
Вот ведь лживые твари, думаю. К этому моменту я забыл, что руки мои скованны за спиной, и был уверен, что лишился их в бою, так же как и большинства зубов.
Меня несут вниз по лестнице. Внезапно замечаю Диму, который несет меня за ноги. И он с ними? Всё вновь потеряло смысл, я обмяк, и просто ждал дальнейшего развития событий. И вот я понимаю, что бригада скорой на самом деле союзные войска под прикрытием. После того, как меня принесли к карете скорой помощи, я увидел внутри неё знакомое устройство. Сейчас меня погрузят в него головой, чтобы я таки вывернул сферу, но уже в интересах нашей расы.
— Ты ****утый что ли совсем? — сказал мент, и ногой запихнул меня в салон.
Я оглянулся и понял, что пытался засунуть голову в складное боковое сиденье. Ничего из того, что я ожидал, не произошло, я снова перестал что бы то нибыло понимать, и просто куда-то ехал весело общаясь с бесконечным количеством фрактальных ментов.
Приехали в токсикологическое. Пока меня раздевали до гола, молодой санитар в ответ на мою просьбу о воде ответил даже не мне, а куда-то в сторону своих коллег:
— Знаете почему наркоманы всегда пить хотят? Потому что ****ят постоянно и вода во рту высыхает.
— Так что ****о завали, — сказал он уже в мою сторону.
Меня раздели, принесли в палату и привязали к кровати. Я оглянулся и обомлел. Меня окружали такие же связанные овощи, мои братья, прошедшие тот же ад, что и я. И вот мы все теперь обречены жить на аппаратах жизнеобеспечения и выворачивать сферы.
— Ты че делал-то? — обратился кто-то ко мне.
— Бля, всё делал, ты себе сука не представляешь даже, — ответил я.
— Че, даже с мужиками? — последовал слегка неуместный вопрос.
— Бля,  — я слегка замялся.  — Да со всеми мужиками в мире, даже в батей твоим.
— Э слыш, я тя выключу щас, до****ишься, — хотел было он пригрозить, но я услышал отличное предложение.
— Ты это, — говорю. — Далеко не уходи, может и пригодишься.
Тут мне что-то вкололи. Я наконец отключился.

;;;
Открываю глаза. Потихоньку сползает белая пелена, обнажая очертания больничной палаты. Ага, значит не приснилось. Поворачиваю голову налево, потом направо, каждое движение отдаётся болью. Руки, в пятнах запекшейся крови, привязаны к кровати, но все пальцы на месте. Тонкая простынка предательски выдаёт утренний стояк; ноги, торчащие из-под неё, тоже привязаны.
— Отвяжите пожалуйста — говорю я, повернувшись к соседу по койке.
Он с брезгливым видом отвязал мою правую руку, поглядывая на вздыбленную простыню. Видимо решил, что меня всё происходящее возбуждает.
— Всё, дальше сам.
— Угу, спасибо большое, — сказал я.
Спустя минут десять мне наконец удалось освободиться. Я повязал простыню как юбку, сел на кровать, и принялся считать свои зубы. Все на месте, о большем сейчас и мечтать нельзя. Таня! Перед глазами встала картина, как она вся в крови лежит на бетоном полу, и уже не сопротивляется. Несколько мучительных часов прошло, прежде чем я справился с этим наваждением. Медленно, слой за слоем, отклеивались особо неправдоподобные галлюцинации, являя более или менее адекватную картину случившегося. Раз уж я здесь, а не в камере, значит Таня даже не реанимации, рассудил я в итоге.
Доставили меня в ночь с 30го на 31ое декабря. Очнулся я утром первого января, а выписали меня только второго. Я надел свои боевые джинсы, с красно-коричневыми следами войны, а сердобольные бабушки-медсестры подогнали мне женский свитер на пару размеров меньше, и вязанную шапку с надписью «РОССИЯ». И вот, морозным январским утром, я наконец переступил порог токсикологического отделения. Встречать меня пришли Таня с Димой. У Тани на лице несколько ссадин и пара небольших синяков под глазами. Она включила режим жертвы, и испуганно отстранилась от меня, когда я подошёл ближе.
— Ну все, не выебывайся, — сказал я, и крепко обнял её, не смотря на слабые возражения.
Я слишком устал для этих игр, извиняться буду потом. Дима разрешил нам перекантоваться у него пару дней, пока не снимем жилье. По дороге домой Таня посветила меня в суровые реалии наступившего года.
Итогами стало: нас разумеется выселили, сосед со сломанной рукой угрожает написать заявление, вся хата по словам Оксаны (так, по-моему, зовут арендодателя) в крови, окна выбиты, мебель разъебана, а все наши вещи у неё в заложниках, за которые она требует 10 тонн. Денег наших едва ли хватит на аренду новой комнаты, да и та куча говна, которую я назвал «нашими вещами», десяти тысяч рублей не стоит никак. Но Оксане я решил об этом пока не говорить. Разговаривая с ней по телефону, я быстренько прикинул, когда на моей воображаемой работе выходной, и мы договорились встретиться в уже не нашей комнате, в день который я тут же забыл.
;;;
Уже через пару дней мы сняли довольно просторную комнату в типичной для центра коммуналке. Крысы и ободранные обои будто бы ждали двух молодых наркоманов, которые дополнят композицию. Цена оказалась более чем приемлемой, и мы даже смогли внести половину залоговой суммы. Я пару раз помог Денди раскидать закладки по району, и выплатил вторую половину.
После выписки у меня не было времени на раздумья, я чисто механически пытался воссоздать ту реальность, к которой привык. Но когда на бытовом уровне все снова пришло в норму, я вдруг что-то почувствовал. Каждое мгновение вдруг пропиталось сомнениями и тревогой. С каждой секундой приближается что-то страшное, непонятное, и неотвратимое. Я будто бы ступаю в новую главу своей жизни, главу нарастающего и всепоглощающего безумия.
ВОЛЯ К ВЛАСТИ И ****А КАК ЗОНА КОМФОРТА
— Где мясо? — спросил я.
— Так я ночью последнее спорола, — ответила Таня.
— Ты серьезно? Я же работать не смогу, сука! Я же просил оставить!
— Ну я вечером привезу. Во сколько ты с работы придешь?
— Когда я приду с работы, чтобы тебя здесь не было, — сказал я сдавленным голосом.
Мяса было действительно мало, да и в чем его прикол, я, откровенно говоря, так и не понял. Метадон помогал мне прожить еще один день, но особого кайфа от него я не получал, ровно как не испытывал и абстинентного синдрома, в случае его отсутствия. Это скорее был повод для давно зреющего, но не совсем понятного, желания избавиться от Тани.
— Поняла?! — я взял её за подбородок, и повернул лицо к себе.
Она вяло отмахнулась от меня, и снова уткнулась в ноутбук.
— Бля, Тань, я не шучу. Ищи до вечера вписку, — сказал я обуваясь.
— Да я поняла, — спокойно ответила она.
Настолько спокойно, что я даже не понял, удивляться мне или злиться. Ах, ну да, её, должно быть, ещё держит. «Ну ниче, вечером на ****юлях вылетишь» — подумал я, и хлопнул дверью.

;;;
— Ты хули ещё здесь? — сказал я, едва зайдя в комнату. Таня, разумеется, никуда не делась.
— Я щас за кладом поеду, — сказала она, явно не принимая мои слова всерьёз.
— Ты сейчас на *** отсюда поедешь. Вписку нашла?
— ****ец, ты шутишь? — голос её слегка надломился. Ну наконец-то, думаю, услышала.
— ****уй отсюда нахуй! — сквозь зубы сказал я, делая ударение на каждом слове.
— ****ь, да почему? — на её глазах выступили слезы. — Только не ****и, что из-за мяса.
— Мне тебе въебать что ли? Чтобы ты поняла?
— Ну въеби, — спокойно произнесла она. — Может пойму.
Я подошёл к Тане, сидящей на краю дивана, и в неясном жесте поднял над ней руку. Она зажмурилась и улыбнулась.
— Ммммааааа! — то ли закричал, то ли застонал я. — Сука!
Я толкнул её на диван, и начал ходить кругами по комнате, скрепив руки на голове.
— Короче, — наконец сказал я. — Я подумал, и решил, что ты не нужна. Вот как-то так.
— А может хватит уже? — спросила Таня сквозь слезы.
— Чего хватит, думать? — я усмехнулся, к горлу подступил ком.
— Ну да, — она натянуто улыбнулась.
— Не, Тань, ты уж прости, но это тебя хватит.
— Ну почему?! Ты просто ****ь объясни!
— Да потому что, ****ь! — заорал я, едва сдерживая слезы — Видишь, что ты со мной делаешь?! Видишь?! Я ***** не человек уже, а ***головый пучок гормонов! Я этого не хочу! Мне этого не нужно! Ты мне не нужна!
Она бросилась ко мне, и я встретил её пощечиной тыльной стороной ладони. Её лицо на миг скрылось за волосами, она прижала ладонь к щеке, и посмотрела на меня со смесью страха и удивления. Если не считать выворачивания сферы, я только что впервые ударил её.
— Можно хотя бы до завтра останусь? Тимур, я не думала, что ты…
— Мне похуй. Вещи можешь пока оставить, а сама… — я указал на дверь.
— Окей, — сказала она с каким-то пугающим смирением.
Незнаю, сколько времени она собиралась, я впал в какое-то подобие транса. Как камера видеонаблюдения я молча фиксировал происходящее, безо всякой эмоциональной окраски.
— Ты будешь счастлив, когда сам себе это позволишь, — вдруг сказала Таня, уже стоя на пороге — Поцелуешь на прощание?
Боясь, что голос меня подведет, я молча вытолкнул её за дверь.
— Сука! — она пнула дверь ногой. — Чтоб ты сдох!

;;;
Через пару дней Таня выплакалась и успешно перескочила на следующий ***ц. А у нас с Димой совпал выходной, и мы сидели у меня, пили пиво и ****ели по душам.
— Бля, Тимур, я тебя вообще уже не понимаю нихуя, — сказал Дима.
— В том-то и прикол, — сказал я, щелкнув пальцами. — Что я тоже. Короче, ща сформулирую. Ты пока мозжечок разомни.
Я несколько минут ходил по комнате, то и дело прикладываясь к баклашке с пивом.
— Короче. Тян не нужны, — выдал я в итоге.
— ****ец, — рассмеялся Дима. — Я  кажется мозжечок надорвал.
— Короче, бабы это типа апвп. Врубаешься? Прикольно только по началу. Ну то есть, сука… Умом ты вроде понимаешь, что оно тебе на *** не надо, не стоит оно того, но… Ну ты понял. А в итоге смываешь эту ебучую альфу в унитаз. Что я и сделал, собственно.
— Ты ****утый, — усмехнулся Дима.
— Вот кстати об этом. Я тут статейку прочел. Короче, ДОБ может служить катализатором депрессии и шизофрении. И если депрессию я с молоком матери впитал, то риск шизофрении меня ****ец как пугает. Я ****ь увидел больше, чем хотелось бы, и увиденного уже не развидеть. Бля, да с моим опытом визионерства впору религию основать.
— ДЗЭН-ФСКН?
— Ага, — усмехнулся я. — Но я пожалуй продолжу ЛЕЧИТЬСЯ от этой ****утой РЕАЛЬНОСТИ ударными дозами эйфоретиков и депрессантов.
— Ты ****утый, Тимур. А ты не думал, что крыша у тебя как раз из-за мефа течёт? Ты за последний год ****ец как изменился.
— Да обо всём я сука думал! Я ****ь только это и делаю, только походу как-то неправильно. Я уже вообще ни на что не могу отвлечься. Каждое ***** мгновение будто бы наполнено неким мистическим озарением. Представляешь, какого это? Я ощущаю иллюзорность всего ***** сущего не-пре-рыв-но. Это ****ец. Знаешь, чем я занимаюсь целыми днями и ночами? Либо хожу кругами по комнате, либо смотрю в стену, и сжимая сфинктер готовлюсь ко всему. Только вот всё уже случилось! Я ***** в аду живу. И выхода из этого нет.
Закончив говорить, я скрепил руки на голове, и продолжил ходить взад-вперёд.
— Может ты его просто не видишь? — сказал наконец Дима.
— Кого не вижу, выхода? Иди-ка ты на ***. Я совета у тебя не прошу, дай выговориться. Заткнись нахуй и многозначительно кивай время от времени.
Он посмотрел на меня как на человека, с которым все давным-давно ясно, и тяжело вздохнул.
— Во, заебись, — сказал я. — Вижу, ты меня понял.
— Так может я пойду тогда?
— ****ь, чувак, не еби мне мозги сейчас пожалуйста. А? Ну вообще ладно, извини. *****, ну вот чё ты начал опять? Всё же прекрасно понимаешь. Мне щас не до приколов нихуя.
— Может ко мне пойдём? — сказал Дима. — Дунем.
— Пошли.
ДОЧИТАЛ АЖ ДО СЮДА? КРАСАВА
— Ну что, Тимур, ты уже на месте? — спросила Оксана.
— Да-да, подъезжаю, — ответил я, пытаясь натянуть штаны одной рукой.
Я забыл, что сегодня встречаюсь с Оксаной, чтобы наконец окончательно всё утрясти, и, если повезет, забрать часть своих вещей.
— А, ну не торопись, я задержусь минут на сорок.
— Без проблем, я пока рядом в какой-нибудь кафешке посижу, звоните.
Фарту масти, что тут скажешь. Пулей вылетаю в сторону метро, и вот, спустя минут 40, я на месте. Оксана встретила меня во дворе, в компании какого-то жлоба, единственной функцией которого, как мне показалось, было нагнать на меня жути. Его чугуниевое лицо вообще не выражало никаких эмоций, и за всё время, что мы провели вместе, я не услышал от этой наковальни ни слова. Ну да и *** с ним, собственно, подумал я. Поднимаясь по лестнице, Оксана в красках описала насколько я охуел, и чего мне это будет стоить. Минуя последний лестничный пролет, я увидел изрядно помятых соседей. Трое из тех, что сражались со мной в ту роковую ночь, стояли на площадке и курили. Поглядывая на них одним глазком, я прикидывал коэффициент развешанных ****юлей, и, по моим подсчетам, я был в нихуевом выигрыше. Униженные и побежденные. Они даже не смотрели с нашу сторону, когда мы проходили мимо.
Зайдя наконец в комнату я слегка охуел. Все напоминало декорации к советскому фильму ужасов. Плакаты с православными иконами вместе с голубыми обоями были густо забрызганы кровью, по всей комнате валялись обломки того, что некогда было нашей мебелью. Ковром лежали на полу окурки и битое стекло, легкий сквозняк сквозь разбитое окно колыхал окровавленные и изодранные шторы. «Ну нихуя себе» —  мысленно оценил я окружающий нас ****ец. Авгиевы конюшни, в которых по не ясной причине сдетонировала лошадь, а может и не одна. Всплыло воспоминание из трипа. Когда я уже смирился со всем, что мне там уготовано, и просто сидел по-турецки в центре комнаты, залипал в тлеющую сигарету и думал: а гори оно все к ***м. Вот и сейчас, первой мыслью было спалить все нахуй вместе с этой ****ой Оксаной и этим ее неандертальцем. Второй мыслью было сбежать, оставив свой скромный скарб,  вместе с воспоминаниями о той ночи в этой проклятой комнате. Немного помечтав, я тяжело вздохнул и принялся вилкой оттирать кровь со стен. Самое сложное, пожалуй, было отличить мусор от необходимых мне вещей. Как профессиональный ****абол я сумел убедить Оксану, что компьютер вещь дорогая, и я за ним непременно вернусь, так что она согласилась отдать почти всю мою одежду. Собственно, оставил я дрочильные носки да прочие половые тряпки, которые аккуратно сложил в шкаф, чтобы вся эта куча тряпья, напоминавшая личинку бомжа, хоть как-то походила на человеческую одежду. Среди вещей в своем походном рюкзаке я уложил недорогую, но хорошую аудиосистему, которую уж очень жалко было оставлять. Из системного блока я вытащил давно уже не актуальную, и, в общем-то, даже мне нахуй не нужную начинку, оставив в качестве залога пустой корпус и разбитый монитор. За пару часов я привел таки комнату в более или менее приличный вид. Содрал иконы вместе с кусками обоев (последние, по словам Оксаны, стоили чуть ли не дороже комнаты), и вынес на помойку гору всякой ***ни, которая некогда была моей жизнью. Даже взял у соседа рулетку и снял замеры окна, пообещав в следующую нашу встречу непременно его установить. Я уже собрался уходить, как в комнату зашла молодая ****а с наглой мышиной мордой. Она оказалась женой одного из подбитых мною мужиков, и оценила нанесенный материальный ущерб в пять тысяч рублей. Я кротко киваю головой, мысленно вертя на хую эту предпринимательницу. Халатик я ей порвал, говорит, и цепочку из говна, которая по факту нихуя не стоила, но была очень дорога ее сердечку. Непременно верну, да-да-да, зарплата в двадцатых числах, телефон запишите. Да на хуй идите. Собрав уцелевшие пожитки я наконец двинулся к выходу.
С каждым шагом подступает пока что необъяснимое, но до ужаса знакомое чувство. Чувство неизбежности.
Перешагнув порог я замер. В мозгу явственно прокручивается воспоминание из трипа, которое до этого момента я либо не видел, либо не хотел видеть. Как я задаю Тане, а может и самому себе, один и тот же вопрос: «неужели я НАСТОЛЬКО ****утый?». И никак не могу поверить, что, сука, да, НАСТОЛЬКО. Всплыло осознание того, что весь этот ад — порождение лишь моего сознания, моего Я. Я — тот, кто держит вилы. Я — причина и следствие. Я — колесо и палка в колесе.
— Ты в порядке? — донесся откуда-то женский голос.

— Нет…