В те давние годы действующих церквей было мало, в большинстве своём мы были атеистами, о религии говорили редко, библию не читали, о церковных обрядах никакого понятия не имели, но о душе, о Боге, о Высших Силах все-таки задумывались, разговаривали, спорили. Атеизм атеизмом, воспитание воспитанием, а в то, что души нет, Бога нет, и ничего после смерти не будет, не верилось, но от религии мы были далеки. Только Олюшка как-то призналась, что в подростковом возрасте сильно хотелось ей в монастырь уйти, что для нашего поколения было совершенно несвойственно, но она сильно от нас отличалась, какой-то более чистой и возвышенной была.
Был у нас лосёнок один, Ямбург, совсем тощий, больной, я его очень жалела, здоровые лосята его гоняли, а он такой ласковый был, добрый, просто ангелочек лосинный, я его всегда оберегала. Походим с лосятами по округе, попасёмся, я им веточки наклоняю, чтобы удобнее есть было, наедятся, прилягут, и я рядом сажусь. Ямбург у меня под бочком пристраивается, головушку на коленочки положит, а я его глажу. Недолго Ямбург пожил, умер, недоразвитие преджелудков у него установили, с такой патологией долго не живут. Горевала я по нему страшно. И решили мы с Олюшкой в церковь съездить, за душу Ямбурга помолиться, даже записочку поминальную написали, грех конечно, но от неведения это было, от боли пережитой. Помолились и, вроде, полегче стало. На том тогда наш церковный опыт и завершился. Однако интерес всё равно пробуждался. Ни Рождество, ни Пасху, ни другие церковные праздники мы тогда не отмечали, но те, у кого бабки в деревне жили, рассказывали, как в детстве их в церковь водили.
Была не так далеко от лосефермы церквушка маленькая у Поповского оврага, не действующая церквушка, но говорили, что иногда по большим праздникам батюшка в неё приезжает и из ближних деревень народ туда на службу стекается. В один из таких праздников, скорее всего на Пасху, решили мы после работы в эту церквушку съездить. Набралось нас человек пять, втиснулись в кабину большого гусеничного трактора, я у Наташки на коленках, Олюшка у Лешки, Серёга трактор ведёт. Поздний вечер, морозно, земля не везде уже снегом покрыта, луна светит, небо звёздное. Приехали быстро, церковь-то недалеко, только через поле переехать. Вышли, к церквушке подобрались, вокруг неё кладбище, серые надгробия печально стоят, деревья чёрными ветками качают. Церковь закрытой оказалась, ни огонёчка внутри. Постучались. Тихо. Не приехал, видать, на этот раз батюшка. Походили вокруг немного, постояли и, вдруг, всем нам так жутко стало. Физически осязаемой, давящей волной начал на нас страх накатывать. Филин сверху захохотал. Я из всех самой молоденькой была, у парней уже семьи, дети, но перепугались все одинаково, понеслись в ужасе к трактору, еле в кабину влезли, попадали, кто куда, утрамбовались, Серёга трактор завёл и рванул, а филин всё вдогонку хохочет. До деревни рукой подать, а мы в поле заблудились, кружил трактор, кружил, всё поле исколесил, куда не поедем, теряемся, и следов не видать, просто чертовщина какая-то. Долго нас лукавый водил, потом все-таки выбрались. Вот такие истории случались, не захочешь, а поверишь. С годами религиозной я так и не стала, а Олюшка в монастырь ушла…