Услышать меня и увидеть значительно больше фотографий можно вот здесь:
https://www.youtube.com/watch?v=2D2XSf0rhUQ&t=105s
Тут некоторые, прочитавшие первые части, расхвалили меня на чём свет стоит. Дескать, с какого это угара я гида обзываю Паганелем, да ещё и Первым. Что, дескать, ежели дальше так пойдёт, то скоро у меня появятся Паганель Долгорукий и Паганель Грозный. И, дескать, ежели у меня такой уж склероз, что я не в состоянии запомнить имя каждого гида, то они мне, так уж и быть, подарят карандаш, который, как известно, даже в самом «тупом» состоянии острее самой острой памяти.
Чтобы избежать дальнейших поползновений, решила объяснить всем и всё без утайки. Начну с конца претензий. Карандаш в поездке – вещь безусловно очень полезная: ну, там...дырку проковырять или, наоборот, чего-нибудь из неё выковырять. А вот для фиксации имён-паролей-явок и без него можно обойтись, так как во-первых, все необходимые данные обо всех гидах туроператор присылает заранее и в уже распечатанном виде. Во-вторых, в самом завалящем смартфоне есть Memo. Посему, «такой уж» у меня склероз или ещё не дозрел до нужной кондиции, значения не имеет. Дальше: Паганелей нумерую лишь потому, что вздумай я давать им прозвища, все они у меня были бы Мудрыми, ибо таковыми и являются. Отсюда следует, что Паганелями я гидов не обзываю, а нарекаю. За безграничность кругозора. За глубину интеллекта. За преданность делу. За умение находить единственно правильное решение в нестандартных ситуациях. За чувство юмора. Словом, за всё то, за что мы любим одного из главных героев романа «Дети капитана Гранта». Не знаю, как кому, а нам в путешествии по Чили встретились именно такие гиды, и было бы странно никоим образом этого не заметить и не отметить.
А теперь пристегните ремни, приведите спинки кресел в вертикальное положение – идём на посадку. Выныриваем из-под облаков, ещё пару минут летим над горами, потом упомянутый в предыдущей главе серый «бредовый хаос» резко зеленеет и разлиновывается на аккуратные квадратики полей. Мелькают многочисленные бирюзовые лужицы озёр: добро пожаловать в Пуэрто-Монт – город, названный в честь того самого, очень полезного президента, что рядом со своим соратником Варасом на памятнике в Сантьяго.
– Половина второго , – взглянул на часы встретивший нас Паганель II. – Проголодались?
Мы утвердительно кивнули.
– Тогда сначала едем к сеньоре Рамоне. В Озёрном крае путь к сердцу туриста лежит через рыбацкий рынок.
Вот он – порт Анхельмо. Суда и судёнышки со звучными женскими именами. Частокол голых мачт. Ремонтные мастерские. Вальяжные моржи вперемежку с бездельничающими собаками на серой гальке. Задумчивый пеликан. И, конечно же, рынок.
С одной стороны, я с удовольствием ем рыбу. С другой, – не люблю павильоны, где эта рыба продается. Из-за запаха. (Многие меня поймут.) Но тут, вы не поверите, пахнет только свежим морским бризом.
-- Это потому, – хитро улыбается гид, – что здание «одной ногой» стоит в воде и рыба прямо из моря «прыгает» на прилавки.
И правда, крабы и креветки ещё вовсю копошатся и норовят разбрестись куда выпученные глаза глядят, лососи ожесточённо бьют по металлическим столам своими хвостами, морские угри протестно выгибаются и извиваются. Никогда не читавший басен Крылова осьминог каждым щупальцем пытается ползти из таза в свою сторону. И даже наваленные горами сонные и скучные мидии приоткрывают створки раковин, удивляясь экзистенциальным переменам.
Мы с удовольствием толкаемся среди покупателей, рассматриваем шевелящиеся дары Посейдона. Прикидываем, что будем заказывать на обед. Мне приглянулись морские угри. Муж решил в пользу креветок.
– Пора озадачить сеньору Рамону, – говорит Паганель II и ведёт нас в её ресторан.
Вот это заведение! Аж четыре столика! Тут же, за стойкой крошечная кухонька и повар, приступивший к воплощению наших желаний. Там, за окном, конечно, живописная бухта, но мы, не мигая, наблюдаем за работой кулинара, его выверенными, без малейшей суеты движениями. И вот уже в кастрюлях булькает, на сковородах шкворчит. А между тем сеньора Рамона ставит на стол корзинку с хрустящими булочками, судки с соусами и блюдо с покрошенным кочанным салатом и очищенными половинками томатов. Всё, как наша душенька изволила. Ещё несколько минут поварского священнодейства, и на тарелке «выруливает» морской угорь. Эк он, золотистый, изогнулся, пышет жаром и ароматами. Чтобы муж в ожидании креветок не потерял веру в идеалы гуманизма, делюсь с ним по-честному половиной рыбины. Объедение! Только мы с ней расправились, подоспели креветки, которые оказались тоже превосходно приготовленными. А уж соус, в котором они плавали! Язык из чистого прагматизма не проглотили, но тарелку булкой вымокали, пальчики облизали и, откланявшись, удалились осматривать город, основанный немецкими колонистами в 1853 году.
Почему так поздно и почему немцами? Ну, потомки конкистадоров не хотели покидать благоприятных северных и центральных районов Чили, а индейцы-мапуче к тому времени были уже практически истреблены. Правительство страны бросило клич европейцам. На призыв подоспели немцы, которые и создали крупные коммуны в суровых южных областях. Особенно в Озёрном крае. На его освоение правительство Монта и Вараса выделило значительные средства, потому один город назвали Пуэрто-Монт, другой – Пуэрто-Варас. А первых немцев увековечили в очень своеобразной бронзовой скульптуре, установленной на набережной. Слева благородное семейство переселенцев: муж, жена, двое деток, а справа – местный житель, жест поднятой руки которого трактуется по-разному. Одним кажется, что он приветствует прибывших и приглашает располагаться и чувствовать себя как дома. Другим – что показывает, каким именно лесом они должны отсюда удалиться. Лично я ориентировалась на собаку, мирно лежащую у ног индейца.
Внизу табличка с фамилиями тех самых пионеров. Как жилось им в этом промозглом, вечно дождливом краю, под неизбывно серым небом? Наверное, поначалу не очень. Потом приспособились: разукрасили фасады своих дощатых домов в салатовый, розовый, жёлтый и голубой цвета, нарисовали поверх жизнерадостные сюжеты, поставили на остроконечные черепичные крыши крутящиеся флюгеры, изящными кованными решетками декорировали балкончики, разбили цветники и газоны, замостили безупречно прямые улицы – жизнь повеселела.
В 1856-ом на центральной площади церковь построили – Кафедральный Собор Пресвятой Девы Марии. Из красного дерева, что для католических храмов вообще-то редкость. Не то, что из красного, а то, что из дерева. Те всё больше каменные возводят. А тут природные условия и климат сыграли решающую роль в выборе материала. И крышу с двойным куполом покрыли медью, потому что её в Чили более половины выявленных мировых запасов.
Ну вот, собственно, и все достопримечательности Пуэрто-Монта. Разочаровываться не стоит, ибо это всего лишь так называемые ворота в Озёрный край. Будем считать, что мы в них вошли и теперь держим путь в Пуэрто-Варас. Любуемся зарослями жёлто-цветущих кустарников вдоль дороги и заснеженными горами вдалеке. Совсем недолго любуемся, минут двадцать. От побережья морского залива до побережья озера Льянкиуе – крупнейшего в регионе. И вот он, ещё один городок, основанный немцами годом позже Пурто-Монта. Отель прямо у воды. Сейчас разберёмся с формальностями и бегом к озеру. Ой, нет! Сначала сфотографируем чилийскую Фудзияму – вулкан Осорно (2652 метра). За него всего-то одна тучка зацепилась! Сейчас она уйдёт, и абсолютно правильный конус будет на блюдечке с голубой каёмочкой озера. Кыш! Кыш, зануда! Ну же! Уходи! Нет. Сидит на макушке, впившись в неё снегопадом. Вздыхаем, снимаем как есть и идём гулять.
Бесконечный и почти безлюдный променад вдоль озера приводит нас в центр города. Соскребя по коробу (черепному) всё своё «искусство» испанского языка, спрашиваю у прохожего, как найти продуктовый магазин. Он лукаво улыбается и интересуется по-испански же, может ли он объяснить это сеньоре, то есть мне, на немецком или английском. «Сеньора» по-лошадиному радостно кивает головой: «Deutsch! Deutsch!» И через пять минут мы уже покупаем опробованные нами накануне галеты. Это перекус для завтрашней поездки, а сегодня мы ещё должны посмотреть на единственную местную достопримечательность – готическую церковь Святого Сердца Иисуса. Здесь недалеко, но узкие улочки, кажется, сплошь состоят из малюсеньких кондитерских, источающих запахи ванили и корицы. Как тут не соблазниться! Вот он – торт Наполеон! Берём кусочек. Совсем как бабушкин (она была поволжской немкой и Марьей-искусницей пирожных дел). В Германии таких уже не пекут, а здесь, надо же, умудрились сохранить рецептуру и не испортить её «улучшителями». Довольные, мы благодарим аксакала заведения и идём к храму.
Архитектор Эдмунд Никлитшек возвёл его в нео-романском стиле, взяв за основу структуру церквей Баден-Вюртемберга, откуда сам был родом: белый фасад эффектно сочетается с красными башенками и крышей. Главный строительный материал – дуб и лиственница. И хотя обе породы весьма устойчивы к непогоде, за сто лет структура дерева пришла в плачевное состояние. Но после того, как церковь внесли в реестр памятников истории и архитектуры, предприняты действия по восстановлению и консервации, и островок европейской культуры удалось сохранить и для прихожан, и для туристов. Ни тех, ни других, правда, мы на «островке» не обнаружили, – смеркалось. Нас тоже потянуло ближе к отелю, тем более, что заказанная на семь часов сауна уже «стояла под парами». Не можем мы отказать себе в этом удовольствие. Особенно, если оно предлагается ниже 40 градуса южной широты, где даже позднею весною брррр какие промозглые вечера.
Утро никак не хотело наступать. Клочья сизого тумана долго висели над поверхностью воды, потом вяло потянулись кверху. Вскоре после этого зарядил нудный дождь, однако лучезарное настроение Паганеля II-го вывело нас из «всепропальческого» уныния. Собрав волю и тёплые вещи, мы двинулись в направлении Винсент Перес Росалес – старейшего национального парка страны. Вначале пейзаж за окном был размыто-тусклым, но по мере удаления от озера стал обретать яркость и энергию. Прорисовались очертания гор, особо выделились силуэты вулканов-великанов.
Рядышком справа двухкилометровый «хулиган» Кальбуко. То он вулканические бомбы на 8 километров от кратера расшвыряет, то взорвётся так, что столбы пепла на 15 км ввысь поднимет, то зальёт всё вокруг горячими грязевыми потоками, то лавой. В последний раз рванул 22 апреля 2015-го: в радиусе 20 км пришлось всех эвакуировать. Короче, с ним лучше не связываться, – огребёшь.
Слева виден упомянутый выше Осорно. И если уж вас неудержимо тянет совершить восхождение, поднимайтесь на него. Вулканологи гарантируют, что вы туда не только благополучно заберётесь, но даже и спуститься успеете. Осорно хоть и из «активистов», но не записных: с 1575-го года всего 11 раз извергался. И наизвергал целую долину причудливых форм, сквозь которые несётся теперь к Тихому океану со скоростью 300 кубометров в секунду река Петроуэ. Красавица! Вода – чистейшая бирюза! (фото) Особенно в «обрамлении» затейливо изогнувшейся и поросшей мхом ветви старого мирта.
Берег с островками соединяют мостики. С них мы рассматриваем невысокие водопады, образовавшиеся на месте трещин в кристаллизованной лаве, когда, вытекая из адской кузни, та остывала. Судя по призматическим формам кристаллов, это всё базальты. Очень твёрдые породы, однако вездесущая вода справилась и с ними: где-то сгладила, закруглила грани, а где-то заострила их до состояния лезвия.
Река Петроуэ вытекает из озера Всех Святых, а мы как раз собрались в него «втечь». На катамаране, конечно, ибо своим ходом холодновато. Присоединились к группе побольше и отчалили. Сначала вода оставалась бирюзовой, но стоило выйти на просторы, потемнела. По берегам поднялись холмы плотно заросшие лиственным лесом. Кое-где сквозь буйную зелень угадывались домики истинных отшельников. Почему я так думаю? Потому что дороги вдоль озера нет, регулярного сообщения по воде – тоже. Высоковольтной линии не наблюдается, а из предполагаемых солнечных батарей, хоть ими всю крышу утыкай, на все утехи цивилизации электричества не выжмешь. Вот и выходит, ...что я завидую тамошним обитателям.
И как не позавидовать, если вместо телевидения и интернета они при ясной погоде могут с рассвета до заката любоваться цепью заснеженных гор во главе с вулканом Пунтиагудо (2498 метров), «Заострённым» в переводе. Кстати, заострённый он не только в переводе, но и в действительности. Представьте вполне себе нормальный вулкан вплоть до самого кратера и вдруг вместо ожидаемого углубления ни с того ни с сего шпиль торчит. Вполне себе острый. И всё-таки правильнее бы ему называться Пиком Коммунизма. Аргументы: на вулкан долго вообще никто не мог забраться. В 1937 Герман Рот и Рудольф Гесс (не тот, другой!) совершили-таки восхождение, а спуститься живым посчастливилось лишь первому. С тех пор вершину покорили всего несколько человек. Сравните с толпой, что побывала на Эвересте! Получается, что Пунтиагудо думан только для мечтаний о нём, как о чём-то прекрасном, но таком же малосбыточном, как и коммунизм.
Да ладно, не очень-то и хотелось. Лучше уж несущийся с высокой скалы водопад на расстоянии вытянутой руки, чем Пунтиагудо в небе. Грохот, столбы брызг и нахлобученная сверху папаха тумана, которая, будто привязанная на верёвочке, поплыла за катамараном и просеилась на нас дождём аккурат у Чёрной речки (не той, другой!). Рио Негро! Вдоль неё мы едем на открытом джипе. То есть крыша есть, ноги тоже на суше, а вот торс и любопытная голова – как придётся. А пришлось совсем неплохо, потому что наш Паганель II достал из какого-то неведомого закрома добротные прорезиненные накидки и, топнув ногой, заставил нас в них облачиться. Посему ничто не помешало нам насладиться не только красотами по левому и правому борту, но и выйти на остановке «Скотный двор» и прогуляться по оному. Разноцветные хрюшки, ламы, гуанако, викуньи, овцы, козы... Всё это мы уже в одомашненном виде встречали. Совершенно невиданным ранее был только козлёнок. Свежеродившийся и пытающийся встать на ножки. Удалось. Дай Бог ему вырасти крутолобым козлом или козой рогатой – не разобралась...
А в Пеуйе нас ждало солнце. Белоснежные вершины сияли и переливались под ним. Вулкан Тронадор «вознесся выше … главою непокорной» не только «Александрийского столпа», но окружающих его гор, потому что «ростиком» он аж 3478 метров. Тронадор значит Громовержец. Нам показалось странным, что потухший давным-давно в голоцене вулкан испанцы назвали таким грозным именем. Гид объяснил, что спускающиеся со всех его сторон ледники (аж 7 штук!) периодически обрушиваются, производя грохот, слышимый издалека.
Кстати, вулкан находится прямо на Аргентино-чилийской границе, всего в 20 километрах от Пеуйи – затерявшейся в холодных джунглях крохотной деревеньке, все взрослое население которой работает в отеле. К нему-то и подвёз нас джип. Мы скоренько пообедали на открытой веранде и отправились наслаждаться бушующим великолепием здешней весны. Все краски мира собрались в ноябре на этих широтах. Синяя гладь озера отражает бездонную голубизну неба. Пёстрые бурёнки рассыпались по изумрудному лугу. На серой гальке пламенеют оранжевые эшшольции. Темно-зелёный гигантский ревень выкинул буро-рыжую «кеглю» соцветия. Рубиновыми кулонами раскачиваются на ветру фуксии на сплошном жёлтом фоне ракитника. Рододендроны, от молочно-белого до гранатового, «вконец распустились»: зацвёл даже замшелый корявый пень. Розовая японская сакура жужжит от знойно-упитанных шмелей. А что это за куст такой? Цветы алые, тонкие, изящно закрученные. Что-то до боли знакомое... Я озадачено чешу затылок...
– Это жимолость Брауна, – говорит будто из-под земли выросший Паганель II.
А вы говорите, что я обзываюсь...