Моей жене Светлане -
с любовью
«Он ввел меня в дом пира,
и знамя его надо мною – любовь.»
(Песн. П. 2:4)
1
Девочка стояла у кромки прибоя.
Море волновалось; в этих местах оно волновалось всегда. И утром, и днем и вечером, и ночью.
Волны набегали издали, рождаясь незаметно где-то у тускловатого горизонта. Приближаясь, меняли цвет - из густого ультрамаринового становились зеленоватыми - и делались все смелей. В десятке метров поднимались так, что с гребней срывались белые буруны. У самого берега обрушивались пенисто, сразу делались прозрачными и растекались по песку, подбегали с видом доброй собаки, желающей лизнуть ноги. Не добежав несколько шагов, откатывались назад, чтобы через несколько секунд повторить все опять.
Опять, опять и опять.
А она стояла, стояла и стояла.
Точно ждала, когда волна решится всерьез и коснется ее сланцев.
2
Звонцов любил море во всех проявлениях, хоть и провел жизнь глубоко на континенте.
Он любил вид постоянно меняющейся воды, любил запах соленых волн, особенно любил шум прибоя.
Когда-то давным-давно - в прошлом веке и еще более прошлой жизни - они с женой испытали медовый месяц в Латвии. Отдыхали в местечке Юрмала: целыми днями гуляли вдоль побережья, общались с местными жителями, лакомились трехцветным желе в бесчисленных уютных кафетериях - возвращаясь в пансионат лишь для сна. Их корпус стоял у самого моря, отделенный лишь узкой дубовой рощей. По ночам, когда затихало все ненужное, Звонцов слышал мерный шелест недалеких волн. Порой Балтика штормила всерьез - тогда шелест превращался в мощный гул, напоминавший… напоминавший шум неспокойного моря, который нельзя было сравнить ни с чем. А с раннего утра отдыхающие высыпали на берег - бродили по мокрому песку, заглядывали друг другу под ноги и ворошили палками плети остро пахнущих водорослей, выискивая свежие кусочки янтаря.
С тех пор переменилось всё, причем далеко не в лучшую сторону.
Ушла жена, выросли несчастливые дети, а Латвия сделалась такой, что попасть туда стало труднее, чем в Америку во времена «железного занавеса».
Сохранилось лишь воспоминание о шуме моря, напоминающего о себе всякий раз, когда Звонцов просыпался среди ночи и, млея от предощущения бесконечного по жизни счастья, прислушивался к тихому дыханию на соседней подушке.
Эти доносящиеся из прошлого звуки не утратили притягательности даже на пятом его десятке: отправляясь в Турцию, он всегда выбирал отель первой линии, а на месте всеми способами добывал номер, выходящий на прибой: ему органически требовался шум, идущий от далекого горизонта.
Но в этот раз все не заладилось с самого начала.
Отель стоял у берега, и поселили Звонцова в крайний номер. Но корпус выходил на море глухим торцом, а пластиковые окна - которые невозможно было открыть ночью из-за жаркой духоты - не хотели пропускать посторонних звуков.
Поэтому каждое утро Звонцов вставал ни свет ни заря и до завтрака, состоявшего у него из трех чашек крепчайшего кофе и нескольких колечек с кунжутным семенем, шел на пляж, еще не испорченный назойливым присутствием туристов.
Садился на ближайший к кромке лежак - холодный и влажный, стоящий в ниточку с соседними - и слушал, слушал, слушал свой любимый шум.
Именно в такие минуты он заметил эту самую девочку.
3
Увидев в первый раз - невысокую и неподвижную, стоящую спиной к пляжу на границе мокрого песка - Звонцов принял ее за маленькую взрослую женщину. И подумал, что не он один испытывает страсть к прибрежному уединению.
Но потом, с неясной целью рассматривая незнакомку, отметил ее кричащие оранжевые сланцы со стразами, непривлекательно короткие шорты - без меры отделанные завязками и молниями, еле держащиеся на том месте, которое еще не сделалось по-настоящему выпуклым - несерьезный хвостик темно-русых волос, схваченный пышной резинкой голубого цвета…
Незнакомое существо женского пола было школьницей, хотя и последних классов.
Правда, стояла девочка не по-детски.
Спокойно и сосредоточенно, скрестив руки на не видной ему груди.
А спина ее, перечеркнутая веревочкой купального лифчика, выражала вполне взрослую тоску.
Звонцов подумал именно о тоске.
Всю жизнь в нем боролись два совершенно разных человека. Один импульсивный, даже экзальтированный, тонко чувствующий и способный на неожиданные поступки. Второй - суховатый, почти педантичный, постоянно видящий первого со стороны и усмехающийся над каждой его неудачной попыткой. В молодости верх брал первый; нынче властвовал второй. Но, умный априорно, смягчился и даже почти перестал смеяться.
Не испытывая больше Шекспировских страстей, Звонцов принимал таковые у других.
Только очень ограниченный индивидуум мог считать, будто сильные эмоции являются прерогативой взрослых. Все обстояло как раз наоборот: взрослому человеку полагалось жить ощущениями, молодому и тем более юному - чувствами.
А душу, открытую чувствам, ранили элементарные вещи.
Эта девочка тоже была человеком со всей глубиной - и какая-нибудь вчерашняя размолвка с мальчишкой на турецкой дискотеке могла ввергнуть ее в бездонную пучину переживаний.
Но через день или два он узнал, что дискотек в их семейном отеле не бывает, ближайшая из всех находится в Аланье, и она сугубо взрослая, куда детей не пускают.
А девочка в оранжевых сланцах и белых шортиках с красным поясом неизменно появлялась у моря в пустынные утренние часы.
Казалось, она не сходила с места - стояла тут круглые сутки, только днем делалась незаметной среди суеты.
С окончания завтрака до начала ужина на пляже роились тучи нереально красивых девчонок всех возрастов: стройных, тонких, длинноногих, с развевающимися по ветру белокурыми волосами. Звонцов не обращал на них внимания; каждая казалась ему куклой, набитой опилками и увенчанной фарфоровой головой, словно Толстовская Мальвина.
А вот эта утренняя - неизящно сложенная, не имевшая в себе ничего, способного зажечь хоть на секунду - неизменно притягивала взгляд.
Своей недвижностью она напоминала кариатиду.
Хотя, конечно, сравнение страдало неточностью. Кариатиды - гипсовые, грудастые, косоглазые и по-турецки неуклюжие - поддерживали портик псевдороманской ротонды, которая украшала террасу их отеля около входа в ресторан.
Девочка ничего не поддерживала, лишь смотрела за горизонт, словно скульптура с корабельного ростра.
Но и эта аналогия не проходила.
Ростральные женщины были устремлены вперед, навстречу волнам и приключениям в духе романов Жюля Верна.
Эта же просто стояла, никуда не стремясь, как героиня драматической повести - жена рыбака, ушедшего в море перед штормом.
Но и рыбацкие жены, стоя там молчаливой толпой на берегу, позами своими выражали надежду, которая не умирала до последней минуты.
А от девочкиной фигуры веяло такой безысходностью, точно она уже загодя похоронила всех близких.
И, возможно, даже саму себя.
4
Прибой тихо шумел, перекатывая гальку и выравнивая песок. Над морем вспыхивали чайки, но их тонкие голоса не портили гармонии, а лишь добавляли к ней свою особенную ноту.
Звонцов сверился с часами.
До начала завтрака оставалось сорок минут. И даже он, любивший занять один из самых популярных маленьких столиков на открытой и по-утреннему тенистой галерее, мог наслаждаться покоем безлюдного пляжа еще целых полчаса.
Опустившись на лежак, он расслабился и закрыл глаза.
Море шумело и шумело и несло его куда-то в ненастояще счастливое далёко…
-…Мама!..
- Мама!!..
- Папа!!.. Папа!!!..
- Дарина!..
- Даниил!..
- Игнат!!..
- Егор!!!..
Он встряхнул головой, не сразу возвращаясь сюда.
Поднялся в вертикальное положение, оглянулся,
За его спиной, сдвинув пластмассовую пляжную мебель в подобие общих нар, раскладывало пожитки шумное семейство. Пузатый безволосый мужчина с золотой цепью на шее, не по годам толстая женщина в слишком тесном купальном костюме, пара раскормленных мальчишек. Судя по молочно белой коже - вновь прибывшие, спешащие урвать от пляжа все возможное и потому решившие пожертвовать утренней едой.
Звонцов без охоты встал с успевшего нагреться лежака.
Но вместо того, чтобы возвращаться в отель и сидеть перед закрытой дверью ресторана, прошел к морю и остановился у кромки недалеко от девочки.
Не специально: так получилось, та была прямо перед ним.
Она бросила косой взгляд, но ничего не сказала.
Кричали чайки, плескались волны, шипела пена, постукивали камешки…
Все ненужное осталось где-то позади него; в нескольких шагах, но все-таки позади.
Он пригладил не требовавший того ежик волос и расправил плечи. Зачем – Звонцов и сам не знал. Низачем, просто по привычке всегда быть подтянутым.
Девочка в оранжевых сланцах стояла почти рядом, песок у ее ног то темнел от набегавшей воды, то снова светлел и казался почти сухим.
- А у моря, у синего моря,
Со мною ты, рядом со мною…
Он вдруг запел.
Громко и отчетливо.
Неизвестно зачем, но так, чтобы слышала эта девочка - которая наверняка не только не знала сентиментального старого фокстрота, но даже не ведала о том, что это именно фокстрот, а не какой-нибудь абалдонский рок?
Слух у Звонцова имелся. Правда, только внутренний: он понимал музыку от бытового романса до классики, узнавал в любом исполнении и даже по фрагментам, но дальше этого дело не шло. Однако голос имел от природы сильный, а потом хорошо поставленный, потому петь любил, хоть и фальшивил.
Отпуск выпадал всегда на лето и длился почти два месяца, с начала июля до последних чисел августа. Но всякий приезд к морю означал особое состояние - предчувствие чего-то, давно известного, но неизменно радующего. И ввергал Звонцова в приподнято-возвышенное состояние, когда все - по словам мудрого старого Хэма, хоть и в ином контексте - становилось почти таким, каким было прежде.
И сейчас ему тоже хотелось поделиться радостью и сделать чуть-чуть счастливее весь мир.
Ну если не совсем весь, то хотя бы ее - не по-детски печальную, оказавшуюся в двух шагах.
Звонцову сделалось так хорошо от теплых намерений - захлестнувших, как прибойная волна - что он даже забыл слова, что случалось очень редко.
И завершил куплет водевильным образом, без смысла слов, но с соблюдением ритма:
- Трам-тата-там, тара-тата та-та там,
И прибой, и мы с тобой…
Девочка опять взглянула на него - без малого двухметроворостого мужчину, распевающего рядом с ней на практически пустом пляже - он не успел рассмотреть черты, но все-таки заметил, как губы ее дрогнули в улыбке.
И отвернувшись, снова уставилась в даль.
Звонцов невольно взглянул туда же: возможно, она видела нечто, чего он не замечал. Рассмотреть ничего не удалось, море у горизонта делалось темно-синим, а еще не налитое солнцем небо казалось сероватым, было лишь слегка тронуто очертаниями дальних облаков. Правда, среди волн краснел шарик буя, ограничивавшего акваторию - но он покачивался слева, а девочка смотрела прямо перед собой.
В сущее никуда.
- Ты что там высматриваешь каждое утро? - не выдержал он. - У меня зрение, как у орла, и то ничего не вижу.
- Омск, - ответила девочка, не поворачивая головы.
- Что?! - он не разобрал слова.
- Омск, - повторила она. - Город такой есть. Меня оттуда привезли.
- Так ты не туда смотришь, - возразил Звонцов.
- А разве он не за морем? Я думала…
- За морем - Африка. Египет и все прочее. Ну, еще Кипр на полпути. А Омск у тебя за спиной.
Он говорил неторопливо и серьезно, точно беседа имела какой-то смысл.
Девочка продолжала глядеть за море, но по всему было видно, что слушает она внимательно.
- Но даже если обернешься, все равно ничего не увидишь. За нами Турция. Сплошные каменные горы и немножко сосен на склонах. Ни проехать, ни пройти.
- Да? - она все-таки повернулась к нему. - А откуда вы знаете? Вы там ходили?
- Нет конечно, - Звонцов усмехнулся. - Я не горный турист. С самолета все, как на ладони, когда подлетаешь к Анталье. Ты разве не видела?
- Нет, мне страшно было. Я вообще трусиха, а на самолете в первый раз. Всю дорогу с закрытыми глазами, не смотрела никуда. А перед посадкой меня тошнило так, что мама не горюй...
- Ну-ну…
Он вздохнул, помолчал и спросил из вежливости:
- А на кой тебе сдался твой Омск? В Турцию прилетела, так отдыхай на всю катушку!
Девочка передернула прямыми плечами и Звонцов понял что, кажется, спросил что-то ненужное.
Они постояли еще некоторое время, слушая шум моря, протяжный зов чаек и вопли семейства толстяков.
- Ты на завтрак не идешь? - желая сгладить внезапную неловкость, сказал он. - А то все лучшие места займут и все самое вкусное расхватают!
- Не расхватают и не займут, - возразила она безразличным голосом. - Моя бабуля вперед всех к раздаче пробьется, лучший стол застолбит и нанесет целую кучу на свой вкус. Скользкую яичницу, вонючие сосиски, еще всякую дрянь…
Звонцов приложил ладонь к виску и поклонился с шутливой почтительностью:
- Тебе везет. Мне тут никто ничего не займет и не принесет. Так что, с вашего позволения, я пойду. Удачи тебе, наблюдательница!
- И вам того же, - ответила девочка, отворачиваясь к морю.
5
На следующее утро никто не нарушал Звонцовского блаженства.
Вчерашнего семейства хватило на один день. Все сразу или обгорели, или перекупались, или объелись - или случилось сразу и то, и другое, и третье.
Во всяком случае, он опять наслаждался морским шумом, не оскверненным ничьими выкриками. Не то лежал, не то сидел, откинувшись на спинку, вытянувшись во весь рост и смотрел на море… точнее, на девочку, занимавшую привычное место у кромки прибоя.
Звонцов и сам не знал, зачем смотрит. Он никогда не испытывал тяги к существам женского пола, годящимся в дочери, а в последнее время и вообще почти избавился от природного томления. На отдыхе ни с кем не сближался и даже не знакомился, предпочитая всему прочему спокойный сон, хорошую еду, морские купания и вечерние прогулки в одиночестве. Но что-то невнятное притягивало мысли к этой девочке, высматривающей свой город за морем вместо того, чтобы предаваться в этом земном раю безудержному веселью своего возраста.
Он гладил взглядом грустную фигурку на фоне бегущих волн и не удивился, когда девочка обернулась. И - по-прежнему находясь в невнятно благодушном настроении - дружелюбно помахал рукой.
Не отвечая жестом, она направилась к нему.
А он смотрел, как при каждом шаге на ее плоском животе взблескивает синяя стекляшка.
- Дяденька! - сказала она, приблизившись. - Можно с вами поговорить?
- Конечно, - он невольно улыбнулся, хотя ничего такого не ожидал. - Садись!
И поднялся, принимая приличное для разговора положение.
Девочка опустилась на край соседнего лежака и зажала ладони между коленок. Посидела немного, с преувеличенным вниманием рассматривая черные пластиковые розы, украшавшие переднюю часть ее оранжевых сланцев. Затем подняла к нему глаза - оказавшиеся большими, зеленовато-карими, в не по-детски темных ободках.
- Дяденька, вы мне не дадите позвонить по вашему мобильнику?
- В Омск? - глупо спросил Звонцов, будто это имело значение.
- Ну да, - она чуть покраснела. - Далеко, конечно…
- Не дальше конца света, – он возразил убежденно. - И, насколько я представляю, хороший город.
- Жить можно, - ответила девочка. - Если осторожно.
И замолчала, ожидая продолжения.
- Не в том дело, далеко - не далеко. Я б хоть в Австралию дал позвонить. Но у меня нет с собой телефона.
- Как «нет»?! - в девочкиных глазах вспыхнуло неподдельное изумление. - Но как вы без него живете?!!
- А зачем он мне? - он пожал плечами. - На отдыхе.
- Ну как зачем?! Звонить всяким родным друзьям. Вы же тут вроде один, без семейства?
- Нет у меня ни друзей, ни родных.
Звонцов ответил почти строчкой из старого романса, не задумавшись, откуда неизвестная девочка знает про одиночество его отдыха.
- Семьи нет, а друзья… Есть конечно кое-какие, но не настолько такие, чтобы не обойтись без них две недели на Средиземном море.
- Ясно, - вздохнув, девочка поднялась. - Извините.
- Подожди, - строго остановил он. - Сядь, мы еще не договорили!
Девочка послушно опустилась обратно. Поправила на шее завязку купальника и снова посмотрела на Звонцова.
- У тебя-то телефон наверняка есть! Все деньги проговорила, а папа с мамой не дают?
- Бабуля, - она провела ладонью по гладко стянутым волосам. - И не не дает, мне вообще не разрешили сюда мобильник взять.
- Понятно. Провинилась дома?
- Ну типа того, - девочка кивнула.
- А теперь страдаешь от несчастной любви?
Сказав эту фразу, Звонцов понял, что ляпнул не то: собеседница одновременно и вспыхнула и побледнела, потом порывисто вскочила.
- Подожди-подожди… - примирительно пробормотал он.
И, пытаясь поймать ее руку, случайно схватил модную веревочку, торчащую из шорт. Жест получился столь недвусмысленным, что он невольно оглянулся, хотя вблизи никого не было.
А девочка усмехнулась, успев схватить спадающий поясок, и опять села – теперь уже рядом, невинно коснувшись теплым бедром его ноги. Хотя при Звонцовском сложении на свободное место без тесноты уместились бы две таких девочки… или даже целых три.
- Извини меня, старого дурака, брякнул не думая… Извини, не хотел тебя обидеть.
- Вы вовсе не старый и вроде бы не дурак.
Она закинула руки за голову, выпятилась так и сяк, потом подтянула резинку на волосах.
- Я понимаю, что тебе надо позвонить своему парню во что бы то ни стало…
- …Парню, да… - подтвердила она с какой-то насмешливой грустью.
- …Это можно и без мобильника.
- А как? Из номера? Я не могу. Потом счет придет, меня бабуля сожрет без костей.
- Зачем из номера? Здесь на каждом углу переговорные пункты. Выйти из отеля и позвонить куда надо.
- А вы знаете эти пункты?
Огромные глаза вспыхнули, и даже черные тени вокруг них перестали казаться удручающими.
- Конечно знаю. Не звонил, но по городу гуляю и местность изучил. Ближайший за углом, от ворот две минуты.
- Но у меня денег нет, - лицо девочки снова погасло. - Мне мамой с отцом давать не велено. В лавочках бабуля сама за все расплачивается,
- Я тебе дам денег, - сказал Звонцов.
Нежадный от природы, он ощутил желание помочь этой не по годам грустной девочке в решении какой-то серьезной проблемы.
- Вы? Мне ?! Дадите?!!
Девочкины глаза заняли пол-лица.
- Ну да. Я. Тебе, - он улыбнулся. - Не обеднею, а люди должны друг другу помогать в мелочах.
- Нифигасебе мелочи… - она покачала головой. - Мои предки так бы не сказали.
- Зато я сказал. Могу прямо сейчас дать, с собой есть. Сколько тебе?
- Спасибо вам… Но я никуда не пойду. Я турок боюсь.
- Это верно, - Звонцов кивнул. - В твоем возрасте и с твоей красотой…
- Скажете тоже - «красотой»… - перебила девочка. - Что я - дура из сарая, в зеркало не смотрюсь?
В последнем она была права: при всем желании красивыми нельзя было назвать ни ее лицо, ни тело; даже бугорки коричневого купальника с лиловыми разводами были расставлены слишком широко и торчали скорее жалобно, чем привлекательно. Но Звонцов знал, что природа редко открывает своих истинные намерения, и эта девочка через пару лет может расцвести не на шутку. Поэтому он посмотрел на нее и повторил с нажимом:
- В твоем возрасте и с твоей красотой ходить одной за территорию не следует. Мы отправимся вместе.
- Вы что - со мной звонить пойдете?!
- Пойду, какие проблемы? Мне все равно тут делать нечего.
- Правда-правда?
- Правда-правда. Иначе бы не предложил..
- Ой… ну вы вообще… - девочка посмотрела на него, словно оценивая. - За что вы хотите мне помочь?
- Ни за что, - просто ответил он. - Сил нет смотреть, как ты тут каждый день выпрашиваешь у моря погоды. Прямо сегодня и пойдем. Какая в твоем Омске разница с Москвой? Два часа?
- Три.
- Значит, с местным - шесть. Тебе когда лучше звонить - вечером?
- Да без разницы. Если… - девочка запнулась, не находя нужного слова. - Если он трубку возьмет, то все равно когда. А если нет, подавно по барабану.
- Можем после завтрака и двинуться.
- После завтрака не выйдет. Меня бабуля стережет от и до, на пляж поведет под конвоем. Мог только после обеда.
- Значит, после обеда она тебя уже не стережет? - не удержался Звонцов.
- Стережет круглые сутки, как пес без цепи. За ворота одну не выпускает, здесь разговаривать ни с кем не дает. Я только и отвоевала себе полчаса у моря постоять, пока она на завтрак умывается. И то, увидела сейчас нас с вами на одном топчане - убила бы обоих одним ударом. Но после обеда спит, как дубина.
- Дубина только бока ломает, - поправил он. - А спит, наверное, колода.
- Ну колода, без разницы. Падает на два часа, кувалдой не разбудишь. Вот тогда я могу с вами в город.
- А ты почему не спишь? – Звонцов спросил невольно; сам он с недавних пор тоже полюбил спать после обеда.
- А мне лень спать, - не задумываясь, ответила девочка. - Устала.
- Отлично!
Он кивнул, не подумав о том, как может быть лень спать.
- Когда бабуля уснет, ты за мной зайди. Я живу в старом корпусе, второй этаж, номер седьмой, ближний к морю. Постучишься в дверь.
Девочка улыбнулась - молча и благодарно.
- Ну ладно, если так, - он поднялся, собираясь на завтрак. - Все тайны Мадридского двора обговорили. Жду тебя после обеда. В ресторане и на пляже мы с тобой не знакомы.
- А мы и так не знакомы, - они хихикнула. - Меня, кстати, Саша зовут. А вас?
- Виктор, - ответил он.
Коротко, как в давние времена, когда в каждом отпуске знакомился с новой женщиной. Хотя те знакомства, необременительные и ни к чему не обязывавшие, оставляли в душе сущее ничто.
- А по отчеству?
- Николаевич, - он вздохнул. - Замучило меня это отчество, всю жизнь никто по имени не зовет.
- А вы кто? Директор банка?
Саша взглянула с интересом.
- Нет, - Звонцов усмехнулся. – А что?
- Да ничего. Просто у нас в классе есть мальчик, Игорь Агеев. В коттедже живут и четыре кондиционера. У него отец в каком-то банке начальник кредитного отдела. Агеев говорил, его отца даже родственники только по отчеству называют.
- Нет, я не директор. И даже не начальник кредитного отдела. Куда там? Я простой профессор. Московский университет… ну неважно какой, сейчас их много, ты все рано не знаешь. Кафедра… тоже неинтересно. Занимаюсь литературой.
Он сам не знал, зачем выложил свои регалии - тем более, что вряд ли они могли впечатлить современного подростка. Но тут же понял, что в последнем ошибся.
- Неслабо!
Девочка подкинула ногой свой радикальный сланец и ловко подцепила обратно прямо в воздухе.
- Литературный профессор из Москвы поведет меня к турецким туркам звонить в Омск, который лежит не за морем…
6
Снова увидел Сашу он во время обеда, когда сидел над чашкой любимого турецкого супа из протертой чечевицы. Девочка - в желтой майке, но в тех же шортах - шагала за очень мощной и очень мрачной пожилой женщиной, рассекавшей полуголую толпу с напором ледокола. Проходя мимо, девочка улыбнулась из-за бабушкиного плеча - он заговорщическим жестом приподнял ладонь над столом.
Вернувшись в номер, Звонцов побрился во второй раз - что никогда не мешало при его густой растительности, но чем он давно пренебрегал - принял внеплановый душ, пригладил ежик и надел свежую гавайскую рубашку. Он сам не знал, зачем так делал – скорее всего, по профессиональной привычке всегда выглядеть хорошо, когда предстояло какое-то важное дело.
А дело предстояло важное; проблемы девочки явно были нешуточны, хотя их можно было решить без проблем.
Стук прозвучал осторожно, но настойчиво – он подумал, что пришла горничная с уборкой.
- Идемте! - сказала девочка, не проходя в номер. - Я свободна, как рыба об лед!
- Уснула твоя бабуля?
- Все окей! - Саша просияла. - Храпит замертво. Время пошло. Хотя как вы отсчитаете, у вас же мобильника нет?
- У меня есть простые часы, - Звонцов тоже улыбнулся. - Не волнуйся.
- Ну так пошли? - повторила она, играя сланцем.
- Пошли, да. Только…
Он замолчал, рассматривая ее яркую и невероятно безвкусную футболку, с которой кривлялся обшитый натуральной шерстью монстр из мультфильма.
- Что «только»? У вас дела появились?
- Да нет, какие у меня тут дела… Бабуля твоя не проснется?
- Да вроде раньше не просыпалась. Мне-то днем не спится, я иногда после обеда обратно к морю сруливала. Потом возвращалась без проблем.
- А если ее кто-нибудь разбудит? Убираться придут?
- Не придет никто. В нашем корпусе убираются после завтрака. Ну если на крайний случай какой-нибудь дурак номер перепутает, заломится и ее сумеет разбудить, я скажу типа в лавочку спускалась, на крем для загара приценивалась, старый кончается уже. Так мы пойдем?
- Пойдем, конечно. Но зачем ты эту…
Звонцов едва не сказал «эту гадость», но вовремя осекся, боясь обидеть свою гостью.
- …Эту футболку нацепила?
- Правда, классная? Я ее специально одела…
- Не Одела, а НАдела, - машинально поправил он. - По-русски так говорят. Ты одеваешься, надев футболку.
- Правда, что ли? Ну да, вы профессор, вам видней… Ну в общем, надела, чтобы вам понравиться!
Профессор промолчал, не решившись уточнить, для чего Саше требовалось обязательно ему нравиться, но она пояснила:
- А то испугалась, что если не понравлюсь, вы со мной в город идти передумаете.
- Не передумаю, я своих слов не меняю. Но надела ее ты зря.
- А что - не нравлюсь? А вот так…
Саша подняла руки над головой.
- Нравишься, нравишься, - соврал он. - И еще как… Только такой штуки, кажется, во всем отеле ни у кого нет.
- И не может быть, - она удовлетворенно кивнула. - Вещь исключительная. Я ее из Омска привезла. Мама на отдых купила, натуральная Франция.
- Вот именно, что натуральная… - Звонцов вздохнул. - Бабуля наверняка все твои тряпочки знает?
- А то! Даже сколько у меня… ну этих самых… на каждый день осталось в пачке.
- Так вот. Местные турки не такие дураки, какими их принято считать. Они ничего не говорят, но все видят. Если твоя бабуля проснется и ринется тебя искать, ей сразу скажут, что ты в своей неподражаемой футболке вышла за ворота с сомнительным мужиком...
- И никакой вы не сомнительный! - возразила девочка. - Стала бы я к сомнительному в номер стучаться, даже по своему делу.
- Ну неважно. Все равно. Ты говоришь, она бы нас убила на одном топчане. А тут ушли вдвоем черт-те куда. Представляешь, какой будет скандал? Нам с тобой это нужно?
- Не нужно, да, - Саша с сожалением кивнула. - Дура я, однозначно. Зачем эту красоту напялила? И что теперь делать? Идти переодеться - но в самом деле, вдруг бабуля проснется ни с того ни сего? Это ведь всегда так: когда не надо, все путем, а когда надо - фэйсом об тэйбл…
- Именно так. Мы с тобой идем на запретное дело и лишняя предосторожность не помешает. Надень-ка ты сверху мою футболку «Пегас Туристикс». Она большая, и на нее никто не взглянет.
- Классно! - девочка вспыхнула. - Всю жизнь о том мечтала! И зачем сверху, когда можно просто так? Это вообще меня воткнет конкретно!
- Можно и просто так, если хочешь.
Звонцов пожал плечами, в желании не показалось ничего из ряда вон выходящего.
- Она, правда, надёванная, но для одного раза пойдет. Потом душ примешь, и все.
- Давайте ее скорей! - Саша воскликнула так, будто он предложил ей на два часа платиновое колье с бриллиантами.
Футболка с туристическим Пегасом лежала в чемодане сверху, в куче использованных вещей.
- Держи, - сказал он. - Вот тебе маскировочная одежда.
И повернулся к двери.
- А вы куда? - недоуменно спросила девочка. - Я счас в один миг переоденусь!
- Так переодевайся, я в коридоре подожду.
- Зачем в коридоре? Отвернулись бы здесь, и все дела.
Не отвечая, Звонцов вышел из номера.
- А могли бы даже и не отворачиваться! – звонко донеслось вслед.
7
Когда Саша распахнула дверь, он невольно присвистнул.
Футболка, длинная даже ему, доставала ей почти до колен и девочка сделалась неузнаваемой.
Казалось, на ней надето простое и вызывающее платье.
- Как я вам?
Она повернулась влево, потом вправо, поддернула обновку повыше, выставила голую ногу.
- Ты что, шорты свои тоже сняла? – не выдержал он.
- Нет, просто подтянула. Там такая модель - шнурками из них трусы можно сделать. Хотите посмотреть?
Он отвернулся, не желая видеть лишнего.
- Так мы идем?
- Идем, - он кивнул. - Надеюсь, по сланцам тебя не опознают?
- Да ни в жизнь! Они из местной лавки, в таких пол-отеля ходит, как инкубаторские!
- Ну так мы пойдем, или как? - на этот раз спросил Звонцов.
- Еще пять секунд, - ответила Саша, вертясь у комода перед огромным зеркалом. - Я на себя не насмотрелась!
- Ну, насмотрись, если так, - он усмехнулся. - Пять секунд ничего не изменят.
И подумал, что эта девочка ведет себя, как настоящая взрослая женщина - в переговорный пункт за ближайшим углом собирается, как на светский раут.
- …Я, наверно, шорты и правда сниму нафиг. Все эти молнии наружу торчат, как у лохушки помоечной. Как вы думаете, профессор?
- Как скажете, товарищ майор, - ответил Звонцов, принимая тон. - Вы замполит, вам видней.
И снова вышел из номера.
Кто-то другой, взрослый и очень рассудительный, на его месте потерял бы терпение, но ему было просто смешно. Некрасивая девчонка в ужасных шортах и еще более чудовищных сланцах казалась ему по-своему забавной.
По коридору мимо него прошли две женщины – припозднившиеся с обеда, неторопливые и донельзя благопристойные.
Профессор невольно посмотрел им вслед, и у него свело челюсти от скуки.
-…Я готова!!!
Дверь с грохотом распахнулась, в проеме стояла Саша.
- Теперь лучше?
- Ну… Как тебе сказать…
В контрсвете Звонцов видел лишь Сашин силуэт.
- Идите сюда, посмотрите!
Девочка словно читала его мысли. Он шагнул к ней.
- Ваша футболка для меня пошита!
Саша крутилась перед ним и надо было быть не взрослым профессором, а мальчишкой-второклассником, чтобы не понять, что кроме футболки с «Пегасом» на ней не осталось ничего вообще.
- Ну ты даешь…
Он, кажется, слегка покраснел, хотя тому не было причин.
- Ну типа того, - кивнула девочка, проследив за его взглядом и тоже слегка порозовев. – Но ведь если я на улице вниз головой не встану, никто ничего и не узнает, да?
- Не узнает, да, - он кивнул. – И даже не додумается.
- А вставать ли на голову – я все-таки подумаю, - добавила она. – Догоняйте, профессор.
Старый корпус не был оборудован прокси-картами, Звонцов не с первой попытки вставил ключ в экономном полусвете коридора. Справившись, он повернулся к выходу на лестницу.
Саша шла не спеша, пританцовывая и играя маленькой веселой попкой; его старая футболка скорее раздевала ее, нежели делала наоборот.
Догоняя ее, профессор ненужно думал, что ни одна из этих добропорядочных кошелок, что лежали сейчас в своем номере, переваривая сосиски с «пастой», ни за что бы не пошла в город с такими подробностями.
И тем более, не подчеркнула бы их ему.
8
Переговорный пункт находился в нескольких шагах от ворот.
- Вам сразу платить или по факту? - спросил Звонцов у веселого молодого турка, сидящего за стойкой, оклеенной банкнотами всех стран.
- Как хотеть!
Парень протянул руку к магнитоле, убавил громкость сладкой песни, бросил взгляд на молчаливо стоящую Сашу, подмигнул и улыбнулся.
- Можна купить один минуты, два минута, три минут… Можна твоя дочка пусть говорит сколько хотел, потом весь счет разом. Вы же не сбежишь не заплатила, так?
- Не сбегу, - подтвердил Звонцов и обернулся к девочке. - Иди общайся со своим парнем хоть до морковкина заговенья. В смысле пока твоя бабуля не проснется. Я на улице подожду, смущать не буду.
Коротко кивнув, девочка проскользнула в кабинку.
Звонцов вышел, спрятался под ажурную тень уличной пальмы и приготовился ждать.
Саша появилась на удивление быстро - ему показалось, что не прошло даже минуты. Пунцовая, она пошла мимо и остановилась, лишь когда он поймал ее за руку.
- Подожди меня тут, - приказал он. - Никуда не уходи. Я быстро.
Не сказав ни слова, она отвернулась к глухой стене соседнего отеля.
Звонцов расплатился с хозяином заведения - что заняло времени больше, нежели разговор с Омском, поскольку у стойки вдруг образовалась очередь из желающих куда-то звонить - и снова выскользнул в наполненный солнцем зной.
Девочка стояла в той же позе - как по утрам перед морем, только смотрела сейчас не в синюю даль, а в неровно побеленную стенку.
- Идем, - позвал он, тронув ее плечо.
Вздрогнув, Саша обернулась. И Звонцов понял, что краснота ее не от духоты: по кругленькому лицу катились крупные слезы.
Увидев это, он ощутил внезапный прилив ненависти к тому мозгляку, который сначала задурил голову некрасивой девчонке, а потом довел ее до истерики за несколько секунд разговора. Но ничего не сказал, помня реакцию на безобидные слова. А просто взял за мелко вздрагивающие плечи и привлек к себе.
Саша судорожно прижалась лицом к его великолепной гавайской рубашке.
- Ну ладно, ладно, - Звонцов погладил ее по голове. - Не плачь, не порти глаза. Может, у него сегодня плохое настроение. Завтра придем еще раз, позвонишь, все уладится.
- Не уладится, - глухо пробормотала она. - Ни завтра, ни вообще.
Он пожал плечами, не зная, какими еще словами утешить девчонку. А потом предложил, осененный единственно верной - как ему казалось - идеей:
- Времени у нас вагон. Пойдем мороженого поедим! В отеле оно никакое, а в городе должно быть вкусное.
Саша вытерла глаза кулаком.
- Ты мороженое наверняка любишь?
- Люблю, да, - она шмыгнула носом. - Только лучше…
- Что - лучше? - он улыбнулся, поняв правильность хода.
- Если вам денег на меня не жалко…
- Да хоть луну с неба, лишь бы ты не плакала! Что хочешь?
Видя результат, Звонцов испытывал нешуточный приступ великодушия; ему было до невозможности жалко эту девочку с недостойным парнем, суровой бабушкой и родителями, не позволившими взять на отдых мобильный телефон.
- Если можно… купите мне, пожалуйста, рахат-лукума. Мороженое и у нас в Омске клёвое, а восточных сладостей нет. По дороге из аэропорта в какой-то супермаркет завозили, я попробовала - вкусно, жуть! А бабуля жидит, говорит баловство это, питаться надо макаронами, которых в отеле навалом.
Он хотел возразить, что в отельном ресторане много человеческой еды: от тушеных кальмаров до жаркого из почек, а макароны за границей набирает только тот кто в жизни не ел ничего слаще брюквы - но промолчал, подумав что гастрономические вкусы девочкиной семьи не входят в его компетенцию.
Поэтому просто взял Сашу за руку и сказал:
- Идем. Я тут неподалеку видел хороший магазинчик.
9
Скамейку под полосатым тентом овевал ветерок с моря. Было хорошо, почти не жарко и очень уютно.
Саша поглощала рахат-лукум всех найденных цветов: красный, зеленый, желтый, белый… А Звонцов сидел, наблюдал, видел ее лицо и был так счастлив, как уже давно разучился бывать.
- Все, хватит, - заявила наконец она, одну за другой отправив в урну четыре пустых коробки. - Сейчас лопну, вам зашивать придется.
- Сейчас не лопайся, - серьезно возразил Звонцов. – Тут остался целый штабель. Возьмешь с собой - когда съешь, я тебе еще куплю.
- Как я их возьму? - девочка мгновенно погрустнела. - Бабуля же…
- Ох, извини… - он вздохнул. - Не подумал. Придется нести обратно в магазин, не то ты в самом деле лопнешь. А у меня нитки только белые, выйдет неизящно.
- Не надо назад, - Саша встряхнула волосами. - У вас ведь холодильник в номере есть?
- Да, минибар. А что?
- Заберите себе. Пусть у вас лежат. А я буду заглядывать и погрызать помаленьку… вы ведь меня пустите?
- Пущу конечно, - ответил он, хотя еще секунду назад не думал ни о чем подобном. - Куда я денусь, если уже сказал «А»…
Саша благодарно улыбнулась и взяла его руку - левую, на которой сверкал стальной браслет часов.
- Сколько таймОв там у нас осталось?
- Если верить пленному… - Звонцов посмотрел на табло и замолчал, не умея сразу справляться с цифрами без перевода на язык стрелок. - Если верить пленному - почти час.
- А какому пленному? - девочка уставилась с неподдельным интересом. - Мы что - уже кого-то поймали? Я как и не заметила.
- Да нет, это из одного фильма, который я любил в твоем возрасте, - усмехнулся он. - Мы никого не ловим, это нас может поймать твоя грозная бабуля. Но время пока терпит.
- Ну если терпит, то давайте еще чуть-чуть тут посидим, а? - сказала Саша. - Так хорошо, не хочу никуда возвращаться.
И не дожидаясь ответа, прижалась к нему плечом.
Звонцов ничего не сказал, только обнял ее свободной рукой и закрыл глаза.
10
- Саша! Ты куда? Стой!
Они шли через двор отеля, без проблем миновав охрану - долговязый отец со стопкой разноцветных коробок подмышкой и дочка в тунике с крылатым конем на груди.
- Ты что - решила обрадовать бабулю, явиться в моей футболке?
- Бли-и-ин… - девочка засмеялась по-детски. – Совсем забыла. В вашем пегасе хорошо, как ни в жизнь. Ночью бы не снимала! Умереть – не встать.
- Я тебе его влёгкую подарю, - ответил Звонцов, невольно подлаживаясь под ее тон. - Да только как ты объяснишь?
- Никак, - она вздохнула. - И не влёгкую. Пойдемте к вам, надену обратно свое барахло.
И пошла вперед него к старому корпусу, померкнув и даже ссутулясь.
А Звонцов шагал следом, удивляясь быстроте, с какой менялись Сашины настроения.
Она молчала всю дорогу через двор и по двум лестницам; без слов шмыгнула в номер, молча прикрыла дверь, оставив его в коридоре - пустом и послеобеденно безлюдном.
Но через несколько минут выпорхнула опять веселая, поражая весь мир американским монстром.
- Можно, я еще одну штучку съем? На дорожку? Миндальный, самый вкусный…
- Принести тебе завтра на пляж хоть одну упаковку? - предложил он, распечатав нужную коробку и поставив остальные под ноги. - Подкрепишься перед яичницами?
- Не-а… на пляж не надо, - промычала она, сунув в рот сразу четыре белых кубика и выудив еще два. - Там все не то. Буду есть только с вами вдвоем, мне так нравится.
- Ну смотри… Ступай, не дай бог твоя бабуля проснется!
- Иду, бегу уже…
Саша посмотрела снизу вверх, прожевала остатки лукума и сказала очень тихо:
- Спасибо вам!
- За что?.. - спросил Звонцов, вспомнив неудачный девочкин разговор и ее слезы у белой стены.
- За все, - кратко ответила она.
Вспыхнула, повернулась и побежала прочь.
Он смотрел вслед, пока Сашина фигурка не скрылась за поворотом к лестнице.
Потом поднял с полу чуть размякшие коробки с рахат-лукумом, вошел в номер, открыл дверцу пустого минибара.
Спрятал припасы, взглянул на часы, размышляя, что предпринять: идти на пляж или включить кондиционер и еще поваляться в постели.
И только взглянув на кровать, увидел, что поверх блестящего, украшенного лилиями турецкого покрывала лежит аккуратно расправленная футболка с логотипом турфирмы.
Звонцов взял ее, чтоб куда-нибудь переложить – футболка пахла Сашей.
Он повесил ее на спинку стула проветриться.
Потом сбросил с себя одежду и растянулся на кровати, все-таки решив подремать.
11
Утром Звонцов от самого входа на пляж высматривал знакомую фигурку.
Увидев ее на прежнем месте - на краю, чуть правее далекого красного буйка - припустил почти бегом: до такой степени ему захотелось подойти, завязать легкий разговор, спросить про последствия вчерашнего рахат-лукума, предложить еще одну вылазку в город…
Но не дойдя до девочки нескольких метров, он обо что-то споткнулся. Точнее, ощутил удар в спину, едва не поваливший вперед.
Обернувшись, он наткнулся на тяжелый взгляд пожилой женщины. Величественная, в черном платье, напоминающая какой-то фантастический обугленный айсберг, она сидела на лежаке, стоявшем напротив Саши и держала под прицелом всех, кто попадал в недопустимый сектор.
Ему стало не по себе, как не бывало давно. Хотя вчера он не делал ничего плохого, лишь сводил девочку позвонить в Омск да накормил ее рахат-лукумом. Но Сашина бабушка глядела так злобно, точно знала о профессоре нечто такое, что даже не шевелилось в его собственных мыслях.
Мгновенно сориентировавшись, Звонцов нагнулся, подобрал с песка камешек, поднес к глазам, обтер о футболку и с преувеличенной бережностью спрятал в карман шорт.
Спектакль удался: старуха равнодушно взглянула на него и повернулась в сторону дорожки, услышав голоса каких-то любителей раннего плаванья.
Вздохнув с облегчением: подставлять девочку ему не хотелось даже в том случае, если строгие меры в отношении ее были продиктованы необходимостью - он охлопал себе карманы и пошел к выходу.
Миновав Сашину бабушку, которая смотрела уже направо: поскольку оттуда с подносом свежих булочек на голове приближался приземистый усатый турок, целый день курсирующий по побережью - Звонцов остановился и посмотрел назад.
Девочка почувствовала взгляд, обернулась, улыбнулась жалобно и повела плечами, словно говоря, что в жизни случаются неприятности.
Он коротко кивнул и зашагал дальше, с неожиданной досадой думая, что при таком раскладе она вряд придет после обеда.
*******************************************
ВЫ ПРОЧИТАЛИ ОЗНАКОМИТЕЛЬНЫЙ ФРАГМЕНТ.
Полный текст можно приобрести у автора –
обращайтесь по адресу victor_ulin@mail.ru
*********************
АННОТАЦИЯ
Когда разумный профессор-филолог подошел к одинокой девочке, стоящей на краю турецкого пляжа, ни один из них не мог предполагать, что за десять дней пройдет целая жизнь, чистая и светлая, которая для обоих окажется ступенью к чему-то новому. Поскольку вела их единственная сила, способная двигать миры – любовь, хоть и не сразу осознанная в нужном качестве. Но за финальной точкой романа остается надежда, что у героев все действительно изменится к лучшему.
******************************************
2018 г.г.
© Виктор Улин 1998 г. - фотография.
© Виктор Улин 2018 г.
© Виктор Улин 2023 г. – дизайн обложки.
http://ridero.ru/books/devochka_u_morya_1/
302 стр.