Памятные картинки далекого детства

Валентина Товпегина
                "Никогда не стареют и не впадают в детство те, кто не расстаётся с ним всю жизнь"   Леонид С. Сухоруков.  «Чем дольше человек хранит в себе детство, тем дольше сохраняется данное ему от природы дарование» Алиса Фрейндлих.                                                                Часть первая. Вика. 

                Иногда из  памяти  о далеком детстве вдруг вынырнет четкая картинка, и потом долго не можешь успокоиться: ноет сердце, болит душа, хочется увидеть человека, которого вспомнила, а его уже и нет на белом свете,  или живет очень далеко, или не знаешь ничего об этом человеке. Долго еще маешься, думая: не бывает случайностей в жизни, все не просто так,  почему – то  же он, этот человек, вспомнился тебе.А потом приходишь к выводу, что каждый человек, встретившийся  в твоей судьбе, чему - то да научил тебя. Мудрые люди утверждают,что все происходящее связано с предыдущей причиной; что мир, в котором мы живем, все же  есть мир закона, справедливости и порядка.               
               

                Старшая сестра отца моего, тетя Фрося,учила нас, племянников, осторожности, разборчивости; мы все любили ее, а она - нас.       В пятидесятых  годах прошлого века  люди жили  очень дружно, хоть  и  тесно:  не у каждой семьи были отдельные квартиры.   Какое-то время в  нашей  двухкомнатной  квартире  проживали  мы (мама, отец, я, братик и сестренка) и отцова сестра с мужем.  У них не было детей. Совсем юной девушкой пришлось тете Фросе работать в колхозе во время войны.  Как говорят в народе, она "надсялась", таская тяжеленный груз; работала трактористкой.  Дядя Гена, моряк, фронтовик, баловал нас.  Мы любили к нему забираться на руки, усаживаться на плечи; а уж тогда, когда он подбрасывал нас вверх – мы от восторга  замирали на мгновение.
      Дядя Гена был высокого роста, мускулистый, тонкий в талии, но широкий в плечах. Тетя Фрося, его жена, а нашего отца сестра, рядом с ним казалась  совсем  молоденькой прекрасной феей. В то время нам казалось необычным, как большой и сильный человек в тельняшке  слушается  миниатюрную свою  жену.  Вездесущие соседки  говорили, не стесняясь нас, меленьких еще детей, что она вьет из него веревки.Если бы сказано было по-другому, не запомнилось бы, услышав такое выражение, я пыталась тогда  его осмыслить, не наблюдая у тети Фроси  никаких веревок. В пятидесятых, шестидесятых годах прошлого века в Балее снабжение было московское, а тетя Фрося была большая модница. Она отлично шила, вышивала,  вязала, поэтому  выглядела всегда нарядной, модной.  Шифоновые, панбархатные, крепжоржетовые  платья  смотрелись на ней, как на модели. Темно-русые длинные волосы она заплетала в косы и укладывала короной или  при помощи шпилек  скалывала их на затылке.  У тети Фроси никогда ничего не пропадало зря, она  из остатков  материала шила племянницам платьишки, рубашки.  По лицу ее было видно, что дарение  вещей ребятишкам приносит ей удовольствие. Ну, как же, ведь своими руками сотворила прекрасную вещь! Она так всю свою жизнь и обшивала родню, с той разницей, что материал ей предоставлялся. А я ей, нашей добрейшей тете Фросе, как благодарна!  В пору моего студенчества  она  взяла надо  мной  шефство. Я и останавливалась у них, когда курсировала  домой или  в институт. Костюмчики, платьишки в то время носила от модистки -  любезнейшей тети Фроси.  Еще у нее была страсть давать советы. Лично мне нравилось: я всегда любила и люблю учиться, узнавать от других людей что-то новое.   Я с большой благодарностью выслушивала наставления, советы. Тетка ведь не со зла, а от добра так убедительно, порой требовательно действовала по отношению  родственного ей  младого племени. 
Вспоминается, как мы,  двоюродные сестры, получили в подарок  от нашей доброй тети Фроси, у которой не было своих детей, блузки, красиво вышитые болгарским крестиком. Блузки белые, а на рукавах  и на груди красовались яркие розы. Это сколько времени добрейшая наша тетя Фрося на нас потратила, одарила ведь она   нас всех шестерых! Тогда, конечно, таких мыслей у нас не было. Было – то нам 5 -6 лет.  К этим блузкам еще сшиты были нашими мамами  новые сарафаны.     Какие мы гордые ходили в таких нарядных костюмах! У нас, кроме Вики, были косички.   Наверное, поэтому и ярче вспоминается Вика со своим ежиком, стрижена была  она под мальчика.               
                Мне казалось тогда, что ей не подходит платье вообще: она не могла в силу своего характера посидеть, постоять на месте. Подол ее сарафана метался то тут, то там. Где была Вика, там были всегда шум, возня. Наши родители были дружны между собой, конечно, мы тоже дружили. А так как я   на год младше кузин, то надо мной негласно брала шефство Вика. Вика была крепкого телосложения, очень подвижная. На пухленьком лице с пухленькими же губами выделялись умные карие глаза. Вика никогда не унывала. Она всегда была в действии, пользовалась непререкаемым авторитетом у всей детворы.  Она  всегда  или кого – то  разнимала  из детей,  или,  наоборот,  кому – то  «всыпала».   

                Своего старшего брата (он на два года был старше ее) Вика, вооружившись палкой, чтоб не налетели мальчишки с другой улицы, провожала до школы. Ему 7,а ей пять лет. Он почти на две головы выше ее, сильный крепыш, но очень неуверенный в себе. Она всегда стояла за справедливость, хоть и была часто обижена, даже бита. Мне было жалко ее, поэтому я  заступалась за Вику, даже дралась. Странно, но меня никто и пальцем не трогал. Зато как я уверенно себя чувствовала, когда была рядом с Викой!               

                Всего на год старше меня, она многое знала, умела, поэтому я училась у нее и общению с природой, и  общению с людьми. Наши родители редко нам уделяли внимание, специально нашим воспитанием никто не занимался до школы: работали не покладая рук от зари до зари,  потому мы и набирались друг от друга премудростей разных.

 Смешно, но я не видела коров до шести лет. Жили мы в  пятидесятых годах в рабочем поселке. Телевидения тогда не было. У нас висела черная тарелка – радио. А по радио часто передавали, что кто-то надоил столько-то литров молока от каждой коровы.  И вот почему – то помню очень хорошо, как мне хотелось увидеть корову. А еще были мысли: какого цвета они, коровы, бывают ли зеленого,  синего цвета? В то же лето, перед учебой в школе, я и увидела коров, и услышала  от Вики много интересного  о коровах и телятах.                                                Часть вторая.  В гостях.            

                Мой отец  работал бульдозеристом на предприятии.  Из транспорта у нас был только велосипед.  Однажды в выходной день привязана была маленькая подушечка на раме,  возле руля велосипеда,  другая прикреплена на багажнике.  Мы вчетвером - мама, отец, я и младший брат - пошли  в гости пешком в  село, откуда был родом отец. Это родители шли пешком, а мы «восседали» на велосипеде, но лучше бы тоже шли, так как неудобно и жестко было «восседать». Когда приблизились к реке, вот тогда и понятно стало, что пройденный путь – это были еще цветочки. Ягодки нас ждали впереди.               

                Мама, в подол своей юбки собрав нашу  обувь, пошла за отцом. Он вел велосипед, на котором мы, вцепившись ( брат – в руль, а я в «седульку»), болтались из стороны в сторону, потому что дно реки было каменистое.  А упасть в воду  было боязно, поэтому мы держались за велосипед изо всех сил! Сначала мы с братишкой поднимали ноги, чтоб не замочить их, а потом устали, даже интересно было «плыть» таким образом, иногда  вода доходила нам с братом  до колен.  Один из берегов широкой реки был очень высоким, а другой пологий, но весь заросший яблочником и черемушником. Это родители нам поясняли в дороге. Еще они говорили, что река разливается очень сильно весной, когда тают снега, и летом, когда идут затяжные дожди, а через 10 лет обязательно бывает сильное наводнение.

                Так за разговором мы и « переплыли» реку; проехали быстро по деревенской  улице, где под крышами  домов  увидели гнезда нарядных  ласточек, и остановились у дома с белыми наличниками. Тут нас встречала и привечала девочка в майке и трусиках. Это и была шустрая Вика. Она сразу нас с братом окружила своим вниманием. Сначала показала Пальму и ее щенков, которые жили под крыльцом. Потом повела во двор и «представила» маленького черно – белого бычка. Он показался таким хорошеньким, что  не хотелось от него уходить, но Вика тянула нас в огород, потом на лужайку около дома.   

                И вот мы уже в ольховнике. Она показывает нам, как «серебрить» листья ольхи. Мы с удовольствием тоже  « серебрим» листочки на ольховых ветках, сунув ветку в чистую воду Галгатайки. И, правда, листья ольхи становились серебристыми.  А потом пробуем муравьиную кислоту; ошкурив ольховый прутик, толкаем, повторяя все за Викой, в муравейник, ждем какое – то время, а потом этот прутик лижем, действительно, прутик кислый. Быстро подошел вечер; Вика позвала нас встречать  Майку. За ней, Майкой, не надо было и ходить - она сама быстро неслась с ревом к дому.  Мы еле поспевали за ней.

 Была она, как и ее бычок, черно – белой масти. Большие рога, похожие на ухват, она несла, как корону, высоко подняв голову. Близко к ней подходить мы не решались, даже Вика держалась на почтительном расстоянии от нее. Вот тетка доит Майку, а мы с братом смотрим в щелку забора, как все происходит.

 Сначала удивились мелодичному пению - дзиньканью струек молока, льющихся в ведро, затем приковано наше внимание было на теленочке, сосущем вымя матери.Бычок не стоял на месте, крутя потешно хвостиком, он, будто приплясывая, так жадно сосал, что у его носа образовалась пена. А потом мы "дегустировали" парное молоко, которое мне почему – то не понравилось, и я не стала его пить, на что мама сказала, что я «вечно не как все». Но я не могла заставить себя пить теплое молоко, зная даже, что мама на меня из-за этого рассердится. 
                Родители и брат ушли перед закатом солнца домой, а меня оставили на несколько дней у тетки. Сколько было радости! Дома меня одну никуда не отпускали, а тут мы с девчонками и мальчишками ходили и на речку, и в лес, и в поле. Я впервые ходила с ребятами за чесноком на луг.

 Мне показала Вика, как выглядит чеснок, и я приступила к работе; когда собрались домой, стали сравнивать, у кого сколько чеснока. У меня было меньше всех. Но я не завидовала другим, нарвавшим полные мешочки, а Вика и тут меня защитила, сказав: «Ничего, ты же в первый раз это делала».   А вечером тетка меня даже похвалила, потому что мой небольшой пучок чеснока был самым чистым, в нем не было травы. Оказывается, ребята, чтоб похвастаться друг перед другом, торопились рвать чеснок, поэтому и попала трава в их пучки.
                Потом мы ели душистые, очень вкусные вареники с творогом и диким чесноком,  политые сметаной. 
      
                Часть третья.    Необыкновенная мелодия.                А утром  я проснулась от странной мелодии, доносившейся с улицы. Такую мелодию я не слышала раньше,  и потом в своей жизни тоже   никогда уж больше не  приходилось  мне слышать звуки пастушьего рожка.  Любопытство взяло верх, и я осторожно  выбралась из  сонного царства. Я с детьми тети  спала на полу. К такой необычной обстановке не привыкшая, наверное, поэтому и проснулась раньше других. Удивляясь, как можно спать, когда слышны с улицы громкие покрикивания  людей, мычание коров и странные мелодии, я осторожно вышла на крыльцо. Тетка, уже выгнав корову в стадо, спешила в дом. Увидев меня, удивилась и сказала, что всего 4 часа утра, что мне еще можно долго спать. Я спросила: «Что за музыка слышится?» Тетя ответила, что это пастух дядя Миша Шишкин собирает коров и играет на рожке.   

  Взобравшись на забор, удобную выбрав позицию, я увидела впервые, как собирают деревенское стадо коров, коз. Эта картина запомнилась на всю жизнь.                Не знаю, почему, но мне понравилась такая сказочная музыка. Пастух в годах  играл на рожке и успевал здороваться с женщинами, пригонявшими коров, коз, овец под его присмотр. Два мальчика – подпаска, видимо, его сыновья, помогали собирать животных в стадо. Стадо медленно двигалось по улице. У меня глаза разбегались от  удивления. Коровы белые, пестрые, красные, черные, черно – белые важно шагали по улице; ни синих, ни зеленых я не увидела, но я и не разочаровалась. Мне было так хорошо, спокойно и приятно от увиденной картины. Какая – то теплая, добрая атмосфера царила в улице. Воздух прохладен, напоен нектаром цветов, трав, а от земли исходило тепло. Пастух знал клички и привычки всех животных, ласково обращался с коровами.  Вот он погладил одну корову, приговаривая: «Лана, Лана!"
                « Ночка! А ты куда направилась? – тут же прикрикнул на другую. «Красуля, не будешь убегать раньше времени?» - проговорил он,  похлопывая третью по крупу. Казалось, животные его понимают и любят, как и он их. Он был в самой гуще стада. Потом, когда все хозяйки пригнали своих кормилиц, он разрешил подпаскам освободить путь, и стадо двинулось к лесу. Рожок снова зазвучал, но уже была другая мелодия. 

                                Часть четвертая. Гроза.                                Каждое лето я гостила у старшей сестры отца. Мне очень нравилось это. Мы, двоюродные  братья и сестры, выполнив свою работу, были предоставлены  сами себе. Особенно нравилось купаться в реке. Держаться на воде  и  плавать «по – собачьи» я кое – как все же научилась. Однажды купались даже в дождь, даже в грозу.               
                Вспоминается, как  после прополки огорода пришли к месту купания, как с запада надвигалась туча, а мы почему – то решили, что успеем «искупнуться». До чего же было хорошо!  После пыльной и трудной работы мы, наконец – то, в прохладной воде смываем пот, грязь, избавляемся от усталости! Бултыхаемся в воде, играем. 

Когда громыхало вдалеке, мы друг друга подзадоривали. Пошел сначала небольшой дождь, нам было интересно и радостно! Но вот заблестела молния, и раздался такой треск, что мы вмиг выскочили из воды. Как – то быстро, не одеваясь ( одежда все равно была мокрая) добежали до детского садика ( он находился на краю деревни у реки). Вот тут – то, в коридоре здания – дальше нас не пустили - кто заплакал, кто деланно засмеялся, кто тихонько» скулил». Позже от таких воспоминаний бросало в дрожь. Слава Богу, купания эти заканчивались благополучно.                Часть пятая. Чуть не утонула.

                                А был случай, когда подружки переплыли на остров и улеглись на песочек там. Надо сказать, что место было  очень глубокое, так как проходила  недавно по реке драга. Но один берег был пологий. На остров то я переплыла. А когда плыла обратно, Вика  прокричала, что уже мелко. Я потеряла контроль, решила встать, и меня стало тянуть вниз. Вмиг куда –  то утянуло, в висках застучали молоточки, сердце затрепыхалось, было очень тяжело, будто я оказалась под прессом,   но я изо всех сил барахталась, хорошо, что не запаниковала, а рвалась вверх. Как долго это продолжалось! Наконец, на мое счастье, то ли какая-то волна, то ли какая – то сила выбросила меня на поверхность, я почувствовала, что мне легче стало. Уже дышала я, хотя вся тряслась от страха и слабости, но  гребла и гребла, и гребла руками; коленям уже стало больно, уже животом ощущаю дно, а встать боюсь!               

                Животный страх обуял меня. Потом меня рвало, душили слезы, брала обида. А Вику посчитала предательницей, это ведь она кричала, что уже мелко. Зато какой я урок вынесла – никогда не доверять никому в трудной ситуации; прежде, чем что – то делать, надо самому хорошо подумать! Но жизнь есть жизнь! Всего не предусмотришь...С Викой мы поддерживали связь постоянно, хоть и жили в разных регионах страны. А когда она ушла из жизни, мне казалось, что мир потускнел.

                                Часть шестая. Дорога в школу.                Сейчас зима, холодно, даже не хочется выходить на улицу, где царствуют трескучий мороз и  пронизывающий до костей ветер.  А мне вот вспомнилось, как по такому морозу(-40) приходилось нам,  ребятишкам, пять лет бегать в школу, которая находилась приблизительно в  трех - четырех километрах от наших домов.  Это столько, если идти через реку напрямую, а если через мост, то путь был гораздо длиннее. Выходило где-то около15-16 километров, потому что надо было идти вокруг  шахты, вокруг ильного озера. Правда, можно было и  по дамбе пройти, чтоб сократить путь, но было страшновато что-то.  Конечно, зимой мы ходили в школу по более короткому пути, через реку.
Зимним утром иль вечером зимним,
Когда   брезжил свет лишь от звезд,
Бежала по тропке снежной,
 Попадая  часто в сугроб.
      Еще страшнее в отвалах -
      Там лабиринтов тьма...
      И кровь застывала в жилах,
      Но, страх побеждая,
      Домой или в школу я шла.   


          То, что испытываешь впервые, запоминается на всю жизнь. Вот я и не могу забыть, как  мы (пятиклассники) шли из школы домой в темноте по реке, которая только недавно замерзла. Лед еще тонкий, прогибается, трещит. Кто-то из мальчишек, шедших впереди, кричит: «Идите по одному, не толпитесь!» Какие же они у нас были молодцы! И все-то они знали, и какие были галантные! 

 
             Я ступила на скользкий лед и тихонько покатилась.  Хорошо, что вышедший серпик луны как-то  да отражался в ледяном зеркале, будто показывал дорогу.  Когда  лед начал под ногами прогибаться, а впереди и слева раздался  еще раскатистый треск, конечно, я  испугалась,  ведь река-то  очень глубокая в этом месте:  летом  здесь работала  драга, значит, глубина разреза где-то около 9 метров.  Но что делать? Надо было двигаться дальше, чтоб не задерживать других. Те, кто уже были на берегу, терпеливо ждали остальных.   


            Затем мальчишки забрали у нас, девчонок, портфели (у них-то сумки были на ремнях), и мы опять побежали, но теперь уже через отвалы - они образовались в результате работы драги,-
 то поднимаясь по сыпучим камням вверх, то спускаясь вниз.  Вскоре выбежали на открытое место, откуда и увидели вдалеке  родные огоньки.
            До магазина, что был в центре села, дошли все вместе, а потом  разбежались в разные стороны по домам.


               Мама, открывая мне двери, с тревогой взглянула на меня, но, увидев, что я улыбаюсь, успокоилась и спросила : «Сильно замерзла? Раздевайся и полезай на печь греться». 
             О! Какое же блаженство было растянуться на русской  теплой печи и отогреваться, вдыхая аромат свежеиспеченного хлеба, пока мама накрывала на стол.
            А весной  нас подстерегала другая проблема. Лед становился пористым, рыхлым, в любую минуту можно было провалиться. Так и случалось с нами, но  мы друг другу помогали. Да и Бог, видимо, миловал нас, до трагедий не доходило.


               В апреле - мае на консультации ездили на велосипедах. Сейчас вспомнишь – жуть! Едут огромные  КАМАЗы,  БЕЛАЗы, груженные рудой, и мы -  рядышком на своих великах, как муравьишки  около огромных монстров. Особенно неудобно было ехать по мосту : он  не такой уж широкий. До сих  пор стоит, выполняя свою миссию, уже очень старый, во многих местах выщербленный, подлатанный.                В  девятом классе пришлось ходить в школу даже весь июнь.  Зимой был продолжительный карантин из-за гриппа, вот мы и получили удовольствие учиться летом.  Хорошо  тем, кто жил недалеко от школы. А  для меня дорога  в школу казалась пыткой.

 Приходилось  перебродить, ища перекаты,  через  глубокую речку. Вода холодная, дрожишь;  в одной руке  сумка со школьными принадлежностями и с одеждой, а в другой - палка, которой измеряешь  глубину, чтоб не провалиться в яму. К концу брода уже не чувствуешь  своих ног.   Затем заставляешь себя быстренько одеться и бежать в гору, а потом еще на одну гору высокую   забираешься,  вот  тут – то, наконец, и согреваешься.


          До ужаса  боялась повстречать на своем пути лягушку  или змею!  Однажды (это было после небольшого дождика) речку уж преодолела, иду по лугу, ласковое  солнышко   пригревает.  По скользкой тропинке  неудобно шагать, перепрыгивать через ручейки,  иду тихонько.   Любуюсь    нежной изумрудной зеленью на кочках.  Вот и опять ручей, надо  как-то переправляться.  Смотрю, а с  левой стороны на кочке  сидит большая лягушка. Ну, я и прыгнула!  Хотела ее опередить!   Оказалось, что в раз и прыгнули с лягушкой: она уселась  на мою ногу! Бррр! Какая скользкая и холодная! Как  я удержалась на ногах, не знаю! 
               

      Часть седьмая.  Роль музыки  в жизни человека.               
      В  десятой школе  уроки  пения  вел  Валерий  Симонян. Он же  аккомпанировал  на баяне  хору, которым руководил  Григорий Агитович Симонян,его    отец, участник Великой  Отечественной войны.
                После шести уроков  нас, учеников  средних  и старших  классов, собирали в спортзале, где мы  готовились к  смотру  художественной самодеятельности.
                Петь  в хоре  очень нравилось.                Если сначала  мы  как – то с прохладцей относились  к этому занятию, то потом, когда уже наизусть знали тексты песен, их мелодии, привыкли  к требованиям   очень уважаемого дирижера,  мы воодушевлялись.                Хоровые песни  о Родине ( А. Пахмутовой,  Э. Колмановского,  Я. Френкеля и  др.,  композиторов ), о ее  великих   сынах  и дочерях  поднимали настроение поющих и слушающих (это было видно, когда выступали перед  зрителями  в Д.К.)                Да и дирижировал хором  необыкновенный человек.                Это был уже пожилой мужчина, почти не видящий музыкант, но  высокий профессионал  и очень требовательный  к себе и к  другим,   чувствовавший  малейшую фальшь и заставлявший нас   от нее избавляться.                Пока  Григорий Агитович не добъется   от нас чистоты  и правильности   исполнения  песни, нас  не отпускали  с хора, поэтому мы старались  в дальнейшем  сразу  схватывать  мелодию, прислушиваться  к     замечаниям  руководителя  хора.  А об\яснял  он очень мягко, тактично, доходчиво.
                Вскоре  хор был уже монолитным,  дисциплинированным   коллективом, получавшим  большое удовольствие от  исполнения  музыкальных  произведений.  Участники хора  становились увереннее :  чувствовали  единение,  силу, мощь  коллектива.   Трогательные  и проникновенные  слова песен, музыка    очень сильно  на нас   воздействовали.                Песня  вела нас за собой,  обогащая  наши души, взращивая наши лучшие чувства, а потом мы все свои эмоции выплескивали  на      слушателей.  Стоявшая в первом  ряду  хора, я видела, как  на  нашем концерте  взрослые  утирали слезы, с каким  воодушевлением  зрители  аплодировали.  И не удивительно, что на смотрах   хор  нашей  школы  занимал  первое место.
                Не знаю, как другие, а мы с одноклассницами  после  хоровых песен чувствовали   какой – то  особый  подъем     настроения: хотелось действовать,ликовать, летать- чувствовали  необыкновенную силу.   Даже домой, бывало и такое, шли с песней.
                А недавно  попалась  информация о том, что  российскими учеными было проведено социальное исследование, которое показало, что  «занятия  в хоре  оказывают положительное воздействие,  как на детей, так и на взрослых.                Занятия в хоре    улучшают  общее состояние  здоровья, способствуют правильному физическому  развитию,   способствуют  развитию памяти, речи,  повышают коммуникабельность, умение работать в коллективе,  повышают общий культурный уровень,  в том числе способствуют  закреплению  и сохранению  культурных традиций,  формируют высокую самооценку,  уверенность в собственных силах, нацеленность на результат,   способствуют развитию  социальной толерантности, в том  числе развитию милосердия.»
       Думаю, что если бы возродили  уроки музыки, хоровые занятия в школах, то  избежали бы многих проблем, какие сейчас там существуют.06.02.2018.

 Сейчас только прочла статью Михаила Казиника, выдающегося скрипача, педагога, культуролога, который так убедительно сказал о влиянии музыки на учащихся, что не согласиться нельзя: он подытожил мои многолетние наблюдения.
- Детям катастрофически не хватает уроков музыки. Я далёк от мысли, что каждый, кто обучается музыке в детстве, обязательно станет музыкантом. Но то, что это будет гармонично развитая личность, думающий человек с широким кругозором — это точно. Когда я был приглашён музыкальным экспертом Нобелевского концерта (это одна из трёх составляющих нобелевской недели наряду с вручением премий и нобелевским ужином. — Прим. ред.), я решил задать лауреатам один вопрос: была ли у вас в детстве музыка?

 «Сплошная музыка и была», — отвечает мне выдающийся химик, а потом с сияющими глазами благодарит за потрясающий концерт Дворжака. За ним выходит другой лауреат — по физике. И он мне отвечает, что его родители — тоже учёные — с самого детства готовили к Нобелевской премии: «Поэтому я, как и Эйнштейн, начинал со скрипки. Как без скрипки что-то открыть в физике?» Практически все лауреаты в детстве занимались музыкой.

Поэтому школьные уроки физики и математики нужно начинать с фуг Баха. Как сказал Лейбниц, музыка — это скрытые арифметические упражнения души, которая вычисляет, сама того не зная. Сначала вычисление идёт на подсознательном уровне благодаря великим композиторам, а потом математика хватается на лету. Как примечание к Баху.

На занятиях не развивают парадоксальность мышления. Когда мой сын был маленький, ему задали сочинение по картине Васнецова «Богатыри». Сочинение по вопросам. И сын подходит ко мне с первым заданием: «Папа, как вглядываются вдаль три богатыря?» Вот вся нынешняя школа в одном вопросе: «Как?» Ты отвечаешь: «Зорко». Чёткий, нормальный, правильный ответ. Солдатский. «Так точно. Есть» И поворот на носках. Такие вопросы не требуют размышления, парадокса, фантазии…

Выступая как-то перед представителями Федерального собрания, я привёл простой пример со «Сказкой о рыбаке и рыбке». Я спросил: о чём сказка? Мне ответили — о жадной ненасытной старухе, которая не умеет довольствоваться тем, что у неё есть, и которая поплатилась за свою жадность. Помнят со школы. Но я уверен, что Пушкину писать об этом было бы неинтересно. Эта сказка о любви — безусловной любви несчастного старика к своей единственной старухе, какой бы сварливой она ни была. И когда вы перечитаете сказку с этой мыслью, многое встанет на свои места.             


Часть8.                Учитель лишь открывает дверь, ученик  входит сам. (Китайская поговорка)               


          Урок. Класс  сосредоточен  на  решении задачи после объяснения материала учителем, а он, учитель, подходит к каждому и внимательно следит  за ходом решения.  То, что он поправляет или  поощряет своих питомцев, говорит  о его  заинтересованности, чтобы каждый ученик   умел решать примеры и задачи, чтоб  учебный  материал доходил до  всех  учащихся.               

Скоро звонок.  Десятиклассница, сидевшая возле двери, уже справилась с заданием, но была не  совсем  уверена, что верное решение нашла, так как учитель, проходя мимо, не делал ей замечаний и не подбадривал, как других.
    
 Устроившись за кафедрой, взглянув на  девчушку, сидевшую  у двери, учитель  сказал негромко: «Вера, дай-ка твою тетрадь, посмотрю, что  у тебя получилось».    Сначала  просто смотрел, а потом начал писать, в следующее мгновение произнес: «Вот ты всегда залезешь в дебри,можно было гораздо проще решить, но молодец, нашла  еще одно правильное решение этой задачи!»
    
 Ученица  облегченно вздохнула: как-то все логично, складно получалось, когда решала, но подружка, сидевшая рядом, заглянув в ее тетрадь,   прошептала, что  она (Вера) решает неправильно.   То ли  из  упрямства, то ли еще из-за чего-то, но Вера не стала бросать своей версии решения задачи, продолжала работать  по-своему.  Оказалось, что все верно!
       
Если бы так было однажды,  наверное, не запомнилось бы, и учитель  этот  не вырос бы в   глазах   учащихся до звания  профессор . Не каждый учитель будет утруждать себя перерешиванием задачки за учениками, легче зачеркнуть и поставить «неуд», а вот  этот, которого многие не уважали, вроде,     за слабоволие   (ученики же ему сочувствовали),  перерешивал, тем самым  по-настоящему учил!

 А  как он объяснял материал!  Забывалось все, только его голос слышался, и  учащиеся внимательно следили за его рукой, мелом выводившей  формулы, решения на доске.  Он так увлекался, что и ученики, следя  за   ходом  его  мысли,  тоже  были  увлечены  математической магией,   поэтому самостоятельно читать учебник было неинтересно, трудно;  и они с нетерпением ждали своего  любимого  Геннадия Петровича, который мог все разложить по полочкам,  мог  преподнести  самый сложный материал   в доступной форме, мог заставить думать  любого ученика. Даже ученики - гуманитарии у Геннадия Петровича  Бекетова неплохо разбирались в точных науках, потому что у него был к обучению нестандартный подход, а сам он был талантливым учителем,неординарным человеком. 15.06.2018.               

           ЧАСТЬ 9.                Николай Васильевич Жеглов
      От подружек узнала, что химию будет преподавать нам  очень строгий учитель.  Ну, и что, что строгий?  Если заниматься серьезно, то чего бояться?
      И вот урок химии.  Входит  в кабинет мужчина  среднего роста,  наверное, лет сорока, стройный, подтянутый, в сером костюме.   Взгляд  у учителя был цепкий, проницательный.                Действительно, лицо строгое;  за  первый урок он ни разу не улыбнулся, но зато  какой внимательный, любящий  точность, четкость. Его уроки проходили быстро и интересно.
      Николай Васильевич  очень  хорошо  обЪяснял материал: просто, доступно, но,  если все-таки не учить – сразу провал. Пропустила по болезни несколько уроков, потом наверстывала. Трудновато  было, тем более, что не люблю, когда что-то неясно.
     А еще  у него была такая  форма опроса – стоишь у доски и отвечаешь заданный на предыдущем уроке материал, видит, что знаешь, спрашивает  материал  других тем, ранее изученных.  Поэтому за урок успевал  опросить трех учеников, не более; а изученный материал "цементировался" в памяти всех учащихся. Например, изучали параграф 39, а вопросы сыпались и из первого,из десятого и других параграфов. Материал учебный всегда связывал с жизнью: где, когда и как применяют.  Так что знания давал Николай Васильевич, как сейчас говорят,"крепче не бывает".
    Прошло 50 лет, как окончила школу, но голос Николая Васильевича,  его  образ  помню до сих пор. Когда письменные работы выполняли на уроках, чуть кто отвлекся, сразу учитель спокойно, но  твердо призывал к делу: «Р(о)ботай, класс, (р(о)ботай!»  Он окал, как волжанин.                "Самым важным явлением в школе, самым поучительным предметом, самым живым
примером для ученика является сам учитель. Он — олицетворенный метод обучения, само
воплощение принципа воспитания,"- когда-то сказал об учителе Адольф Дистервег.
В этом году исполнилось 50 лет, как я окончила школу. После окончания школы в
1968 г. со школой не рассталась: один год вела уроки (в сельской школе) в 4 классе и в
подготовительной группе, затем поступила в педагогический институт. Работала в Чите и в
  районе. Несмотря на то, что профессия учителя очень трудная, я любила свою работу,
школа была моим вторым домом.

Приятно теперь получать признания учеников, в которых вложен твой большой труд,
отдана тобой каждому ученику твоя частица души.  Ekaterina  Kubizkaya:" Моя милая,   родная, любимая Валентина Алексеевна! Вы самый значимый человек в моей жизни. Именно Вы заложили в меня культуру общения, знания, привили любовь к прекрасному. Обожаю Вас!!! Вы для меня - пример для подражания. Красивая внешностью и душой, всепонимающая, открытая, спешащая на помощь в трудную минуту, будьте здоровы, счастливы на радость мне!!! Люблю Вас всей душой." Приведу еще несколько строчек из пожеланий     моих учеников: « …Желаю море счастья, океан любви, озеро
надежды и ручеек тоски. Хоть иногда Вы были строги, но, значит, так было нужно…» « Дорогая
Валентина Алексеевна! Спасибо за Ваши уроки нравственности, за все!» «… большое спасибо за
все, что сделали для нас…»

Работая в школе, особенно в первый год, в трудные моменты
вспоминала своих учителей. Сверялась, а как бы поступил мой учитель?
Выйдя на пенсию, стала записывать воспоминания о своих дорогих учителях. Учителя
были разные: и строгие, и очень мягкие по характеру, но все заботились о том, чтобы мы были
достойными людьми, людьми с крепкими знаниями, из которых бы в дальнейшем получились
хорошие специалисты в любой отрасли, чтобы мы не потерялись в жизни, чтобы каждый из нас
нашел свою тропинку.
Я низко кланяюсь своим учителям, благодарю всех, у кого училась, за любовь и
терпение, за их благородный и честный труд! Я старалась все хорошее, что получила от моих  родителей,
учителей, сохранить и передать своим ученикам. « Учитель прикасается к вечности: никто не
может сказать, где кончается его влияние….» Г.Адамс.