Муж с внучкой согласились чаёвничать и Клавдия Никифоровна пошла на кухню «варить» чай.
Как только за ней закрылась дверь, дед шёпотом выдал свой секрет. Не хотели старики волновать внучку известиями об ушедших в мир иной, но дед не выдержал:
– А я ведь, внученька, дружочка своего закадычного схоронил...
– Деда Кузьму?
– Но-о! Его... родимого...
– А что с ним случилось...он вроде был помоложе тебя...
– Но-о! Ага-а! Кузька-то меня на целых три года моложе. Ох и плясун был, мой дружочек, по молодости лет-то! Никто его не переплясал ещё! А к старости у Кузьки ноги стали тяжёлыми да отказывались ходить. Но он маленько всё-таки расхаживался... то ко мне, то в магазин... В общем, всяко-разно корячился, но ходил. А с весны-то вообще перестал с койки подниматься. Ну, тогда я к нему по сто раз на дню захаживал, проведывал дружочка своего.
– А кто за ним присматривал? Бабушка Матрёна?
– Не-е-е! Матрёну-то мы ещё зимой схоронили... Дочка с Читы приехала и за ним доглядывала. Она сама-то врач. У неё что-то с мужиком разладилось, вот она к родителям-то и вернулась. Ещё успела мать застать да и за ней ухаживать, ну, а после и за отцом... Бывало, я приду да с Кузькой вспоминаю нашу молодость... Он вроде маленько оживёт, да ещё когда и посмеётся.
– Учёные медики говорят, что когда человек смеётся, то он продлевает себе жизнь.
– Да уж сколько мы с ним смеялись, тогда должны годов двести не меньше
прожить... – дед с ухмылкой покачал головой и продолжил рассказывать, всё время поглядывая на дверь.
– А как-то Кузька у меня попросил самогонки. Я ему талдычу, что
нельзя... а он, мол, Петька, не откажи другу... очень хочется... хоть глоток.
Ну,чего делать-то?! Пошёл я по соседям искать самогонку. Раньше-то этого добра было полно в каждой избе. А участковый наш... холера...ну, до чего же настырный! Где посреди бела дня баня топится туда и шёл, да забирал всё... и аппарат и самогонку! Вот антихрист на нашу головушку-то свалился! Правда, никого он в участок не водил,так...всё уговорами обходился. Из-за него-то народ и перестал гнать. Я пол Новой Комушки обошёл и у кого-то всё-таки надыбал лекарство
для моего дружка.
Приношу ему, и он аж с бутылки глотнул... с жадностью так... видно, уж сильно хотел... Я тоже с ним за компанию приложился маленько... Гляжу, а у него аж щёки покраснели, глаза заблестели... Может,опьянел, думаю я. Но не-ет... Повеселел мой Кузька.
Когда я стал собираться домой, он меня к себе прижал так сильно...Откуда только силы взял? От самогонки однако. Обнял Кузька меня крепко да и облобызал. А я ему ещё сказал, мол, ты чего это, прощаешься что ли? А он мне с ухмылочкой так, мол, кто знает, что ночью будет... Мол, прощай,друг Пётр Иваныч, за всё прощай...
Ну, и я у него тоже прощения попросил... И за тот стакан самогонки на его свадьбе... Ну, когда он от своей Матрёны сбежал перед самой опочивальней-то. Ох! Сколько годов и он и Матрёна по тому случаю ругались! Да и я маялся... с доброго же ведь сердца хотел помочь дружку своему...а вон что вышло... Позору на всю жизнь...
– Дед, ну разве можно себя так долго казнить из-за того,что было давно,по молодости?
– Так ведь Матрёна-то Кузьку всю жизнь пилила за это... А он мне жаловался... вот я и сильно переживал, хоть и сто раз повинился перед ним
и Матрёной...
– Ты от деда Кузи сразу домой пошёл?
– Ну, а куда же ещё-то? Конечно, домой. Но не дошёл. А на душе-то сильно муторно. Вернулся я тогда назад,а Кузька лежит да улыбается, мол, что, напугал я тебя... Боишься один остаться? Я с ним ещё пошутил маленько. Кузька опять попросил самогонки. Видимо, внутри у него горело всё, а самогонка спасала... Выпили мы с ним, расцеловались, и я пошёл домой.
Ночью проснулся, будто кто-то меня растолкал. Посмотрел в окно...ещё не светает... Хотел маленько поспать, но не могу – Кузька с головушки не выходит. Ну, не пойду-же я в такое время!? Кое-как рассвета дождался, да быстро так пошёл к нему. Думал, что разбужу...А дочка мне дверь отворила да на плечо-то и припала. Плачет... Ну, я и сообразил, что Кузьма Матвеич – дружочек мой, уже наладился туда... к Матрёне своей... – дед глазами показал на небо.
– А может, не нужно было давать деду Кузьме самогонку-то?
– Я ведь тоже так сперва подумал, внученька, да покаялся перед
его дочкой-то. А она мне сказала, что я всё сделал правильно...Исполнил его последнюю волю. Не жилец он был уже... Только за счёт самогонки и протянул до утра. Ведь преставился-то он до рассвета... ещё когда я себе места не находил... Видать, думал дружочек мой про Петьку-то своего... Э-э-х! – дед смахнул слезу, когда бабушка с чайником и кружками зашла в комнату.
– Ты чего, это дед?
– Да ничего!
– А почему глаза красные?
– Так что-то попало... – выкрутился он, и наклонившись, обратился к
Ольге. – Внучка, глянь-ка чего там в глазу у меня.
Ольга посмотрела в дедовы глаза и, вытерев их платочком, сказала:
– Вот... соринка вышла со слезой...
– Во холера-то какая! Я ведь целый вечер маялся из-за неё...
Клавдия Никифоровна посмотрела на внучку и на мужа, но ничего не сказала. Она стала разливать горячий чай в большие кружки, на одну треть заполненные молоком. По-забайкальски такой чай называют «белёным», а когда молока нет, то «пустым».
Ольга любила белёный чай! Она даже своих детей приучила к нему, но у неё он почему-то получался не такой вкусный, как у бабушки...
Почаёвничав и поцеловав внучку, старики пошли в свою комнату.Ольга слышала, как бабушка ругала деда:
– Ты зачем девчонке про Кузьму рассказал-то? Мы ведь с тобою условились не говорить ей, чтобы она не переживала... Олюшка ведь ещё слабая после такой болезни!
– Так я ничего и не говорил ей! – соврал дед. – Это глаз чего-то заслезился...
– Гла-а-аз у него заслези-и-лся! – ворчала бабушка. – Обманщик ты, Пётр, вот что я тебе скажу!
Ольга улыбнулась.
Бабушку Клаву трудно обмануть! Она каким-то внутренним чутьём
всегда распознаёт ложь!
А дед-то каков, а?! Всегда попадается на вранье,хоть и что-то почти правдоподобное придумывает в своё оправдание...
Какие же они смешные! Какие родненькие! Какое счастье, что они есть в моей жизни!