Любовь Баскова (Череповец)
ДОМ С ЖЁЛТОЙ ВЕРАНДОЙ
У Любови Басковой получилась своего рода хроника дачной жизни. Да, пустая большей частью деревня. Доживающие свой век терпеливые старухи. Дачники, приезжающие на лето, получив в наследство родительские сотки. Автолавка, сбывающая залежалый в городе товар. У этой деревни нет будущего – потому что в ней нет – не только магазина, почты и телефона, главное – нет детей. Картина, знакомая по личному опыту и по многим рассказам, документальным и художественным.
Но Баскова читается с удовольствием. Потому ли, что чувствуется предельная искренность? Мастерство также имеет значение – в первую очередь, умение давать речевые характеристики. Портретов нет, и они не обязательны – кто не знает, как выглядит деревенская женщина в возрасте? Но проникаешься особенностью речи и характера: «...помру, придут в избу, а тут грязь. Вот стыдно-то будет!». «Милушки, идите молоко пить!» – лучшая характеристика родного дедушки.
Описания – также сильная сторона Любови Басковой: «...на смену ярким зеленым, солнечным желтым и чистым красным тонам приходят болотно-бурый, оранжевый и бордовый. В садах сладко пахнет яблоками, распускаются астры... Наступает время туманов, пронзительно-черных ночей и ясного звездного неба...»
И хочется продолжения, хотя понимаешь – какое продолжение?.. Чувствует ли автор, создавая буколическую картинку, что она входит в диссонанс с часто повторяющимися словами: умер, умерла?.. Была ли задана автором социальная идея, или она вышла на первый план самостоятельно?
Елена Бедрина (Соломбальская) (Архангельск)
ЗАИНЬКИ АВТОБУСНЫЕ
Цикл зарисовок на общую тему, под единым заголовком, сложился в произведение, которое можно характеризовать, как мемуарную литературу, как публицистику, как психологическую прозу также. Каждая глава – она же очерк – описывает-обличает отдельный вид транспортных «зайцев». Каждая история, связанная с безбилетником: «Бомж», «Скандалистка», «Студентка», «Артистка», «Школяры», «Гости с юга», «Перебежчица», «Верблюд», «Наглец», «Грабители и защитники», «Бывший контролёр» – описана с точки зрения кондуктора.
В перестройку стал популярным такой жанр журналистики, как «вхождение в профессию», и репортёр, внедрившись в производственную бригаду, на себе испытывал какую-то деятельность и доносил её специфику до читателей. В таких репортажах была правда жизни, но не вся. Обязательно присутствовала развлекательная составляющая: читателя необходимо завлечь, но не оттолкнуть.
Здесь «развлекаловка» отсутствует. Потому что сама жизнь поставила автора в определённые условия, а не редакционное задание. Тема маленького человека, от которого ничего не зависит, но зависимого от всех...
Произведение Елены Соломбальской (Бедриной) имеет лексику публицистического стиля, но с повышенными эмоционально-оценочными характеристиками событий и персонажей. Если бы дополнить ещё средствами художественной выразительности! Например, добавить тех же сравнений: «Неприметная как воробьиха» «Улыбка такая… змеиная». Но эмоциональное воздействие на читателя очень сильное.
Идея рассказа не только в стремлении обличить обывателей, не желающих тратиться на проезд и подставляющих, таким образом, кондуктора под санкции... Автор стремится донести до соотечественников, что не бывает «низких» профессий, и делает это убедительно!
Екатерина Козицына (Вологда)
ОФИСНЫЙ КИБЕРПАНК
«Мы были раздражены и готовились к худшему. Хотя никто из нас в это худшее не верил...» – это лучшее начало рассказа, и начинать нужно было именно с этой фразы.
Сначала я решила именно так. Потому что вступление показалось неоправданно затянутым и потому скучноватым. Постепенно смиряясь с манерой автора рассказывать медленно и подробно, словно «вытягивая жилы» из героини и читателя, на самом деле становишься частью обыденности. Настолько входишь в пространство повествования, что чувствуешь себя одним из его персонажей.
«Я живу в маленьком городе и работаю на маленькой работе. Здесь разбитые дороги, поломанные заборы и многое делают сами, не умея обращаться за помощью к компьютерам. В такие места прогресс идет много лет. В таких местах в прогресс не верят и живут, как получается, как выходит, дотянем до завтра – а там видно будет...» – это сообщение настолько очевидное, что даже банально! Банально до такой степени, что не достойно описания, тем более вялыми, почти безжизненными фразами. Но почему тогда рассказ имеет такое психологическое воздействие?!
По мере развития сюжета, который на самом деле вообще не движется, его «заело», как граммофонную пластинку, внутреннее напряжение рассказа нарастает, читатель не может этого не чувствовать – его нервы так же натянуты, и ещё... ещё... Единственной отдушиной – утешительная мысль, что это – фантастика. Пока – фантастика.
Очень хочется прочесть что-то ещё у этого автора – Екатерины Козицыной, чтобы понять, случайная ли удача – этот рассказ, или появился новый талантливый прозаик с глубокой психологической подготовкой.
Любовь Лихоманова (Грязовец)
АРГУМЕНТ
От автора: «Писать начала... совершенно неожиданно для себя. После 15-ти часового блуждания по осеннему лесу вдруг прорвало – чувства... бурным потоком полились на бумагу...»
Необычная, заметим, преамбула. И читается рассказ с интересом – это комедия положений, и вполне кинематографична. Бухтина в стиле Василия Белова. Но «в стиле» – не означает подражания. Любовь Лихоманова рассказывает собственную историю, с приметами нового времени. Автор знает, о чём пишет. То есть, каждая деталь точна и работает на образы, максимально «оживляя» их. В результате возникают портреты сельских жителей, каждый из которых понятен, узнаваем – типом характера.
«Культурный слой», под гнётом которого находится читатель, конечно, отсылает к «чудикам» Шукшина, и к героям Белова, и к словесно-графическим характеристикам «деревенского» периода Джанны Тутунджан. Но «чудики» не переводятся.
Рассказ от автора однороден по языку, это деревенское просторечие. Но герои, старые Матрёна с Семёном, говорят более колоритным языком, отчасти архаичным, отчасти диалектным, уже ушедшим. Тем любопытнее его вспомнить, со всеми атрибутами русской сельской жизни.
Егор Поспелов (Сямжа)
ПРИЧАЛ
Этот необычный текст чрезвычайно трудно анализировать. Что это: пародия на гоголевские «Записки сумасшедшего»? Личный дневник современного подростка с неблагополучной судьбой? Попытка записать и осмыслить необычные сны, мучительно действующие на человека с яркой фантазией и буйным воображением? В любом случае автор заслуживает внимания. Возможно, в муках и рождается будущий писательский талант? Зачатки его видны даже в этих отрывочных «записках».
«Причал» – воспоминание о приключении на ближнем водоёме, который семейники называют «трясиной». Автор же находит там «гондолы», и читатель видит их воочию и чувствует запах стоячей воды, будучи убеждённым, что действие происходит на венецианском канале...
Автору удаётся создавать замечательные образы: «Пока грёб, заметил ещё один островок, но размером с крупицу сахара на столе».
Каждый ли человек в юности, начиная осознавать себя личностью, замечает несправедливость мироустройства? Или это свойственно только избранным? С критическим, философским складом ума? Монологи для воображаемого собеседника, скорее, для себя самого, говорят о личности именно такого склада. Беспощадный самоанализ, начиная с собственной внешности. Констатация собственных положительных и отрицательных качеств (самооценка) раздирает надвое: «Сейчас он уснул, а я проснулся, как ночные и дневные хищники, мы сменяем друг друга, только я в нашей паре хищник, а он травоядное. Я его костыль». Причём «он» – тот же я, но в иной ипостаси. «Он частенько приходит домой, начинает руки заламывать, не знает, как помочь ИМ, всем им, подходит к зеркалу и начинает со мной говорить...»
Поиски Бога в ледяной пустоте Вселенной.
«Вместо глаз у него были пустые глазницы.
– Дай, дай, дай мне ответы, я жажду их больше всего на свете, даже человек в пустыне так не хочет пить! Почему ребёнок страдает за деяние родителей? Зачем есть болезни? Знал ли ты, что ради тебя... с твоим именем идут друг друга убивать люди?..
Он прошептал мне старческим голосом, полным хрипоты и боли.
– ...У вас нет веры в меня, тогда откуда у меня возьмётся вера в себя?»
Можно, конечно, впасть в пафос и заявить, что автор непременно станет писателем. Способность мыслить и анализировать, природная тяга к перу, богатое воображение... Всё это есть. Должна быть ещё удача. А также возможность учиться и желание развиваться.
Татьяна Разумова (Рыбинск)
ЛАДАНКА С ШЕХОНЬ-РЕКИ
Татьяна Разумова участвовала в семинаре прозы прошлого года. И если тогда мы обсуждали её пародию на средневековый рыцарский роман, очень забавную и остроумную, то сейчас она обратилась к русской мифологии. «Сказка по мотивам Пошехонского фольклора... Шехонского княжества».
Пошехонье у нас, литераторов и читателей, безусловно, ассоциируется с Салтыковым-Щедриным и «Пошехонской стариной». Пошехонцы – прибрежные жители Шексны-реки, стали, таким образом, именем нарицательным, обозначающим «беспросветно отсталых, захолустных обывателей, совершающих анекдотические глупости» (словарь Ушакова).
И неоценима заслуга Татьяны Разумовой, обратившейся к более древним источникам – сказаниям Шехонского-Пошехонского княжества. Образы пошехонцев, не вялых и тупоумых, а ловких и смекалистых, удались и запомнились! История пропажи жемчугов купеческой жены из детективной превращается в амурную, и ведёт за собой невероятные приключения, превращения и кудесы. Удача произведения не только в увлекательном сюжете. Автор пользуется стилизованным под старину языком настолько виртуозно, что у читателя не возникает сомнений, что язык истинный, времён «седой старины». Не откажешь автору и в изобретательности ходов и уловок, путающих и сбивающих героя, вместе с ним и читателя. А замечательная галерея лиц – и каждый персонаж говорит своим языком, предъявляет отличный от других характер. А поэтично-романтичные описания: «Те же ломтики луны в тихих лужицах. Те же белые пятна цветущего багульника. Та же борода с валуна свисает. Изо мха, лишайников, кустарничков гонобобеля, из махоньких бутонов брусники...»? А тёплый юмор, заставляющий читателя улыбаться: «Каждый кузнец своего несчастья...»?
Единственное пожелание Татьяне Разумовой – написать третье «куртуазное» произведение, допустим, с древне-восточным колоритом, и выпустить их под одной обложкой.
Нина Рябова (Череповец)
ГРУСТНОЕ СВИДАНИЕ. ТИМИН ЛЕС. МОРОШКОВАЯ ПОЛЯНА
Произведения Нины Рябовой имеют отношение к жанру публицистики. Особенно «Грустное свидание». Скорее всего, это вступление, «слово от автора», обращённое к будущим читателям будущей же мемуарной книги. Два других рассказа, «Морошковая поляна» и «Тимин лес», являются мемуарами, тем они и ценны. Открытость и искренность автора, отсутствие художественного вымысла, прямолинейное обращение к читателю в мемуарной литературе – именно достоинства. И лично пережитое, изложенное живым языком и заинтересованно – является увлекательным чтением. Утверждаю это, как любительница мемуарного жанра.
Нина Рябова даёт богатый фактографический материал. Вот как она описывает морошку: «это особая, целебная ягода, её называют «очи болотные», «болотный стражник», «болотный янтарь», растет она на севере, особенно большие плантации в Лапландии, и вкус её очень напоминает вкус апельсина». Цельные картины природы и эскизные зарисовки – все они выглядят точными и яркими. Автору вполне под силу продолжить работу и выпустить автобиографическую книгу.
Алла Смолина (Вологда)
ПАРИКМАХЕРСКАЯ НА УГЛУ
Впечатление, что это эскиз, план будущего крупного произведения – не более того. Автор особо над ним не трудился. Набросал на бумагу – и нате вам, разбирайтесь, умствуйте. Небрежности в тексте свидетельствуют именно об этом: «знал, что если бы он...», «казалось, что будто...». Лично не зная автора, как перфекциониста (если бы не знакомство с предыдущими литературными опытами, имеющими чёткий язык!) – можно «купиться» и принять за начинающего!..
Достаточно много замысловатых фраз, не доносящих при этом авторскую мысль. «Внешне Даголов стал другим, не тем, который бы он помнил, если бы захотел помнить»; «Пересторонин подтвердил свой отказ от корней, от, так сказать, малой родины»; «Он ощутил, что его схватит сейчас кто-то до дыр проржавленный».
Но в основе рассказа – плотный, крепко сбитый, уверенный язык сложившегося прозаика. Автора, которому не хватает какой-то малости. Скорее всего – ярко выраженной идеи. С какой целью писался рассказ, в чём его соль? Нет героев – только персонажи. Рассказ ведётся от третьего лица, тем не менее, автор сливается со своим героем, точнее, «антигероем», смотрит его глазами и озвучивает его мысли. Некий столичный чиновник среднего звена приезжает с ревизией в город своего детства и убеждается, что не зря он вырвался из провинции, которая, несмотря на перестройку и новостройки, пребывает в глубоком застое. Минимальными средствами автору удаётся передать местное убожество. Точнее, восприятие героем всего местного, как убожества. «И народец вроде бы поменялся – казалось, что будто прежние жители убыли на неведомом транспорте, а взамен навезли других». Заслуга автора в умении дать портретную характеристику в нескольких словах: «главный специалист отдела, 35-40 лет, серый с черным костюм... Чиновная крыска...»; «коротко стриженые волосы, как и стильная бородка, у него черные с проседью, а джинсы нарушают дресс-код...»; «выскочил из ворот мужик небольшого роста и встал поперек пути. Бороденка, спецовочное одеяние…»; «женщина... в облегающих брюках и свободной серой-зеленой футболке, с жидкими, крашенными в рыжий, волосами и не знавшим профессионального ухода бледным округлым лицом»; «взгляд с безбрового ожиревшего лица с рыбьими глазами... подмигнул, мотнув головой и притопнув копытом».
Нет ни одного приличного или просто приятного лица. Крыска-чиновница, городской мэр, лично участвующий в масленичном шабаше, заискивающая продавщица, юркий Юрок, цепкая парикмахерша, бычара-прохожий... Не раздражают героя (и читателя) только юнцы на улице (хотя у них нет лиц). Это своего рода ключевые фигуры, несущие идею: уедут – не уедут из провинции. Уехать – означает состояться. Остаться – стать «таким же, как они, и среди них». Но вырваться не так-то просто, нужна протекция (как у крашеной девушки). У самой юной, словно «из будущего» летящей на самокате, этого будущего, похоже, и нет: её уже сторожит педофил.
Главное действующее лицо – «антигерой». Скорее это сноб, чем мизантроп, и описан одной фразой: «поднял руку, охорашивая привычным жестом свою красивую голову». Он слишком знает себе цену. И всех, не дотягивающих до своего уровня, считает «отстоем» – даже город, целиком. Явившись, словно «полтергейст», из успешного далека, ни в ком он не пробуждает добрых чувств, а только тайное злорадство: бабка-то этого чужеродца пользовалась травкой, обоссанной (авторское выражение!) бесштанной молочницей... Вот и квиты! Город ли выдавил когда-то мальчика, имевшего иные – «черно-вишневые глаза и длинные черные загнутые ресницы», мальчик ли отринул «захолустное прошлое»? Вопрос возникает лейтмотивом.
Автор выдвигает иную идею: деньги – вот что поможет разойтись миролюбиво. «Сколько он может дать им денег? Какая адекватная цена?» – с одной стороны. «Надо было тебе денег спросить...» – с другой.
А не желает ли автор, чтобы горожане узнали себя? Иначе, с какой целью даны подробные описания местности, с истинными названиями улиц, магазинов и гостиниц, так что каждый здесь живущий отгадает переименованный город?..
Не слишком ли много задач для одного короткого рассказа? Ясно, что он требует развития сюжета, для того хотя бы, чтобы стать удачным.
Андрей Федькин (Вологда)
Проза
Автор в данных текстах претендует на притчевость. Но подаёт их языком анекдота. Возникает компрометирующий диссонанс между идеей и формой.
Условно назовём их сказками. Помимо персонажей в сказках присутствует автор, и это портит их. В коротком тексте каждое «Я» – излишне, потому что перетягивает внимание на себя. Складывается впечатление, что ради этого-то авторского «я» всё и затевалось. Этакое самоутверждение – я рассказчик, я здесь главный и никому не позволю это забыть!
Сказки в этом случае должны быть авторскими. Но можно ли претендовать на авторство, пересказывая своими словами (довольно ёрническими) общеизвестные сентенции? Пример можно найти в любом абзаце. «А внутри ну оченно она от сверстников и сверстниц далеко ушла». «Ну оченно» – в какой из русских сказок, от древних до самых новых, можно встретить подобное выражение? Это небрежное отношение к языку очень портит тексты и отталкивает от дальнейшего чтения.
Автор не задумывается – для кого, для какого читателя предназначены его «сказки»? Взрослым читать скучно, потому что ничего нового в них нет – ни новых мыслей, ни свежих чувств. «И десятилетнему подростку известно, что наследственно-генная информация передаётся через поколение» – зачем тогда напоминать о всем известном? Детям же скучно из-за «взрослого» языка.