В 1986-м году Фёдор только-только окончил Орловское СПТУ-98, получил самую мирную профессию тракториста-машиниста. Самое время выходить в поля, работать на земле. Но… Осенью пришла повестка из военкомата: призван на службу в армию.
В Батайске новобранцы очень быстро поняли, к какой службе их готовят:
– Нас пять комиссий проверяли, всю нашу подноготную уточняли: кто из родственников был за границей, кто из них привлекался к уголовной ответственности – моральный облик и политическая подкованность имели важный вес!
Из Батайска отправили в Термез: пять учебных месяцев. Фёдор Сербиненко попал в инженерно-сапёрные войска. Тут пришлось освоить новое дело – сапёра-минёра. В обязанности солдата входило минирование вражеских территорий и снятие мин там, где шли советские бойцы. Стрельбе из автомата новобранцев тоже обучили, но главными в этих войсках были земельные работы с минами.
Спустя пять месяцев солдаты оказались в провинции Кундуз. Когда они туда добрались, им объявили:
– Здесь вы дома.
И началась военная жизнь.
– Когда поступала информация о каком-либо движении со стороны душманов, мы получали приказ о минировании дорог, по которым шёл караван. То, что груз у него был далеко не мирного назначения, сомневаться не приходилось. По опыту тех, кто прошёл этими тропами до нас, мы знали: везут или оружие, или наркотики.
Очень часто сопровождали наших бойцов, отправлявшихся на операции, в том числе – и разведчиков. В таких случаях мы всегда шли первыми – со щупами, миноискателями в руках. Если раздавался определённый сигнал, вся группа замирала на месте. Путь продолжали только после того, как найденные мины были обезврежены. Правило действовало такое: с разведчиками выехали на задание – с ними же должны вернуться после выполнения задачи. Иначе было нельзя: «духи» хитрющие. Как только они замечали, что проследовали наши, они делали всё, чтобы на обратном пути мы попали в западню. Минировали чаще всего ближе к кишлакам, где отмечалось движение. Поэтому при возвращении приходилось быть более внимательными.
Когда колонна отправлялась на войсковую операцию, то впереди неё шёл тральщик, взрывавший мины. Следом двигались разведка, пехота, сапёры… Мы шли третьими в этой цепочке. И когда тральщик впервые во время нашей службы взорвал встретившиеся на его пути мины, нас окружили дождепадные осколки, и мы поняли, что это такое – взрыв. После колонна спокойно, без проблем шла дальше.
Но «без проблем» получалось не всегда. Фёдор и сегодня чётко помнит, как на противопехотной мине подорвался БТР-60, на котором они передвигались. Пострадало колесо, ранений тогда, к счастью, не было.
Врезалось в память и то, как провожали разведчиков:
– Выехали мы, как обычно, на двух БТР. К вечеру сопроводили ребят на окраину кишлака. Они спешились с боевых машин и цепочкой пошли в тыл душманов. Мы стояли, будто в оцепенении, смотрели в спины разведчикам, мысль у всех была одна: вернутся? Ночь простояли в ожидании. Парни вернулись!
От третьего взрыва воспоминаний, можно сказать, не осталось. Фёдор не знает, как группа вернулась с задания. Помнит, что на задание отправились на двух БТР: впереди, как всегда, машина с сапёрами, за ними – машина с разведкой. Ушли далеко, километров за двадцать. После взрыва ребята вернулись назад, привезли израненного Фёдора. Состояние – тяжёлое, множественные открытые раны. Надо было оперировать, но не в таких же условиях. В Кундузе врачи тщательно проверяли, выдержит ли организм перелёт в Кабул. Из столицы Афганистана переправили в Ташкент – окружной военный госпиталь.
– Даже страшно представить, что прогнозировали мне врачи, – говорит Фёдор Петрович, – но вы только об этом не пишите. Врачи военные - в Кабуле Ташкенте, Подольске - наисильнейшие, опытнейшие. Они собрали меня, не дали развиться гангрене. Потом ещё был Подольский госпиталь - после Ташкентского окружного военного, а оттуда я вернулся домой весной 1988 года.
Дома у Фёдора Петровича сохранился маленький афганский уголок: календарь с видами Кундуза. Напоминание о боевых друзьях, встреча с которыми всегда в радость…