ЖАН КАЛЬВИН КАК ПАСТЫРЬ
Шон Райт
Вступление
Одно из самых сильных мнений о Кальвине высказал Чарльз Сперджен. Он сказал: «Чем дольше я живу, тем яснее, что система Жана Кальвина является лучшей". Другой проповедник имел более негативное мнение. Джимми Сваггерт заявил, что "Кальвин довел неисчислимые миллионы душ до погибели". Даже якобы «нейтральные» и научные источники, такие как Оксфордский словарь христианской Церкви, ничтоже сумняшеся утверждают, что Кальвин был "жестоким и неприемлемым диктатором Женевы". Ничего себе научная объективность! Впрочем, и у современников Кальвина его оценки были полярны. Один из лучших друзей и избранный им преемник Теодор де Беза восхвалял его таким образом: "Я знаю его 16 лет, и думаю, что вполне имею право сказать, что этот человек явил такой пример жизни и смерти христианина, который будет непросто обесценить и которому нелегко подражать" (1). Джером Бользек был еще одним ранним биографом Кальвина. Он, однако, был изгнан из Женевы городскими властями за свои нападки на предопределение, а затем вернулся в католицизм. Вот его оценка: "Кажется, что в наши дни враг Бога и христианского единства собрал больше всего ересей и лжеучений, уже давно известных и опровергнутых, и выложил из в Женеве через Жана Кальвина из Нуайона. Это человек амбициозный, самонадеянный, высокомерный, жестокий, злой, мстительный и, прежде всего, невежественный" (2).
Если бы не было ничего другого, столь полярные оценки показали бы нам, насколько интересно изучение Кальвина. В этой статье я не собираюсь доказывать, что Кальвин был хорош или плох как человек. У меня гораздо более скромные цели. Я надеюсь показать, что Жан Кальвин, великий реформатский богослов, был пастырем. Это часто упускается из виду, поскольку мы обычно рассматриваем Кальвина как богослова-систематика или библейского ученого. Он был и тем и другим, но его главным занятием было пасти стадо Божие. Те, кто был связан с Кальвином, например, Беза, Фарель или Бусер, писали ему в поисках совета как служители или регулярно слушали его проповеди в одной из окормляемых им церквей Женевы, знали, что в глубине души он прежде всего пастырь. Служение поглотило всю его жизнь. После его «внезапного обращения» к Господу, как он назвал это, жизнь Кальвина - за исключением прерванной попытка быть затворником-исследователем, была трудом пастыря (3).
Мы можем осмыслить это по-разному. Прежде всего, мы знаем повестку дня, по которой Кальвин стремился изменить Церковь в Женеве и сделать ее более библейской. Его "Церковное устройство", как и работа « О необходимости реформирования Церкви», попадают в эту категорию.
Во-вторых, мы могли бы изучить его Катехизис , написанный для разъяснения основных христианских доктрин и наставить жителей Женевы в истинах протестантизма. Это было столь важно для Кальвина, что он пересмотрел его и выпустил вторым изданием.
В-третьих, мы могли бы посмотреть на массивное эпистолярное наследие Кальвина, значительная часть которого имеет пастырскую природу. Он часто общался с пасторами по переписке и он делал это добровольно и тщательно.
В-четвертых, мы могли бы обратить внимание на многие литургические замыслы, которые Кальвин осуществил сначала в Страсбурге, а затем во всем своем 23-летнем служении в Женеве. Как пастырь он не только неустанно трудился над тем, чтобы создать порядок служения для молодой церкви и подготовить специальные чины Евхаристии и брака, но он также стал инициатором усилий реформированных Церквей уделить приоритетное внимание пению Псалмов в общем поклонении.
В-пятых, мы могли бы обратить внимание на проповеди Кальвина, наполненные религиозным чувствам и сильными заявлениями к женевскому собранию.
В-шестых, мы можем заметить несколько работ Кальвина, пастырских по своей природе. Например, его ответ Садолето может быть лучшим коротким введением в пастырскую тему в мысли Кальвина. Во всем этом мы видим, что он был прежде всего пастырем (4).
И наконец, мы видим пастырскую заботу Кальвина в его magnum opus - "Наставлении в христианской вере", его наиболее известной книге. Ее название говорит само за себя, и мы должны помнить, что первой аудиторией Кальвина были не студенты из семинарии, но скорее протестантские пасторы и миряне, а из его собственного перевода на родной язык, предназначенного для французских протестантов, ясно, что этот лучший из всех протестантских трактатов был глубоко пастырским. Здесь мы ограничимся в основном пастырским видением Кальвина в этой книге.
Пастырское богословие в "Наставлении" Кальвина
Возможно, именно пастырская ориентация делает "Наставление" настолько актуальным для XXI в. (5). Я думаю, что она придает всей книге фокус и позволяет современным читателям говорить с Кальвином, который жил в совершенно другом мире - несколько религиозных, политических, социальных и интеллектуальных революций назад. На самом деле я убежден, что «пастырское видение Кальвина», то есть его взгляд на приоритет Бога во всех отношениях, которые люди должны иметь ко всему остальному, пронизывает "Наставление" и делает его очень актуальным для нас. Пастырство Кальвина напомнит нам, что, хотя мы не можем вновь стать французскими протестантскими беженцами, ищущими свободы от Савойи и недовольными вздорной политикой "старших братьев" из Берна, мы такие же люди, как и они, имеем отношения с тем же Богом и такую же странническую судьбу (6).
С пастырским акцентом Кальвина мы сталкиваемся с самого начала "Наставления" и на протяжении всех почти 1500 его страниц. Цель всей работы Кальвина такова: "Почти вся мудрость, которой мы обладаем, состоит из двух частей: познания Бога и нас самих" (7). Мы должны знать Бога, и мы должны знать самих себя. Эти два знания являются коррелятивными, связанными друг с другом таким образом, что чтобы иметь одно, мы должны иметь другое. Мы видим, что Кальвин не просто хотел дать своим читателям больше информации. Его труды имели цель реляционную - их целью было ввести читателей в отношения с Живым Богом, чтобы эта связь была обогащена тем, что они смогут лучше понять Бога и самих себя.
Через несколько страниц Кальвин дает нам еще один повод заглянуть в пастырскую мотивацию его целей в этой работе - развить сердечное благочестие в читателях (8), чтобы это благочестие привело их в растущие, более яркие отношения с Господом. Обратите внимание на его логику: "Я называю благочестием то сочетание благоговения перед Богом и любви к Нему, к которому приводит нас познание Божьих благодеяний. Ибо, пока люди не усвоят как следует, что они всем обязаны Богу, что они любовно вскормлены на его отцовской груди, что в Нём источник всякого блага, пока Он не станет единственной целью их устремлений - до тех пор они никогда не придут к искренней набожности. Более того, если люди не научатся полагать все своё счастье в Боге, они никогда не станут истинно и самозабвенно поклоняться Ему" (9). Он продолжает уточнять это еще больше. Истинное знание Бога, отмечает он, по сути реляционно, и именно такое знание он желает видеть у своих читателей. "Какая польза, - спрашивает он, - знать Бога, если с этим знанием нам нечего делать?".
Знание Бога приводит к двум ярким реалиям в жизни человека. Во-первых, оно учит его "бояться всевластного Господа", во-вторых, "с этим руководством и учителем мы должны научиться искать у Него всех благ и, получая их, воздавать Ему должную благодарность" (10). Мы видим, что цель Кальвина - не просто интеллектуальное понимание у его читателей. То, о чем он пишет в "Наставлении", имеет два осязаемых аспекта. Независимо от того, видел ли Кальвин исполнение своих целей в читателях, он предполагал, что они есть, если они действительно начали путь к знанию Бога. С одной стороны, он надеется, что Богу будет воздаваться честь, чтобы верующие узнавали Его больше и оказывали Ему большее почтение. С другой стороны, он желает, чтобы верующие поклонялись Богу от всей души и искали всех Его благ. Таким образом, кратко ставя эту вторую общую цель, он желал своим читателям «чистой и настоящей религии», которая является «верой, исполненной серьезного страха перед Богом, благоговейного почтения и поклонения, предписанного Его законом" (11). Чистая религия, по словам Кальвина, измеряется ее ощутимыми последствиями в жизни (12).
Было бы неплохо потратить время на чтение и задуматься о первых двух главах "Наставления", если у Вас не было возможности сделать это раньше. Но я хочу попытаться предпринять еще три вещи, чтобы очертить контуры пастырского богословия Кальвина. Во-первых, я постараюсь быстро набросать его пастырское видение. Во-вторых, я должен кратко обратить внимание на важную роль, которую Кальвин усваивает пастырям как людям, осуществляющим и преподающим это видение. В-третьих, я покажу, как Кальвин применил это пастырское видение в "Наставлении".
Пастырское видение
Прежде всего обратим внимание на пастырское видение Кальвина. Насколько я знаю, Кальвин никогда не использовал слово «мировоззрение», чтобы говорить об этом. Но это именно то, что я надеюсь "распаковать" в его книге. В чем состояло пастырское мировоззрение Кальвина, его видение реальности, которое повлияло на то, что он сделал, написал, проповедовал и о чем молился? Как и мы с вами, Кальвин верил в вещи, глубоко влиявшие на его пастырскую практику. Я думаю, что это видение охватывало пять разных аспектов.
1. Первым аспектом пастырского видения Кальвина является славный Бог. Бог - единственная постоянная реальность во Вселенной. Хотя Кальвин не включает в книгу раздел, посвященный существованию Бога, и лишь кратко обсуждает Божественную Троицу, Бог в "Наставлении" безусловно централен. Он суверенный Царь, вокруг Которого вращается все творение, и потому Он действительно есть Господь. Он свят и величествен, и достоин всей хвалы и поклонения. Мы все обязаны чтить Его: "Поклонение там, где каждый из нас подчиняется Божию величию, обращаясь к Нему" (13). Мы подчиняемся Божию величию, и потому склоняемся перед Ним. "Мы должны желать, - замечает Кальвин, - чтобы Бог имел честь, которой Он заслуживает. Люди никогда не должны говорить и думать о Нем без особого почтения" (14).
Кроме того, что Бог дивен и величествен, Он также Отец Его детей, и поэтому в Его познании они должны найти радость. Кальвин подчеркивает, что грешники, которые мертвы в грехе и тверды в своем противостоянии Богу, никогда не спасут себя сами. Это может сделать только Бог, и Он делает это в возрождении. Нет такой вещи, как свободная воля грешников, которая позволит им искать духовного блага; для этого требуется "особая благодать, которую принимают только избранные через возрождение" (15). В другом месте Кальвин проникновенно пишет, что Господь дает нам "великое основание созерцать Его милость", "неутомимо преследуя несчастных грешников, пока Он не разрушит их нечестие, вспоминая их с более чем отеческой добротой!" (16). Итак, христиане должны радоваться Богу и находить свою величайшую радость в Его познании и Его прощении.
2. Второй аспект пастырского видения Кальвина - это его взгляд на человечество. Кальвин подчеркивает, что мы должны знать самих себя, если мы хотим знать Бога. Итак, что мы должны знать о самих себе? И что знал пастырь Кальвин о своей пастве? Мы можем начать с того, что в книге I "Наставления" он говорит, что как твари мы полностью и абсолютно зависим от Бога. Бог не только создал нас, но он поддерживает каждое наше дыхание и предусмотрительно делает все для нас. Тот факт, что мы созданы по образу Божию, означает, что потенциал человечества очень велик, и не последним в нем является знание живого Господа. Проблема в том, что этот образ был разрушен грехом Адама (17). Поскольку наш потенциал стал бесполезен, требуется Другой, чтобы спасти нас. Это становится основой для последующей сотериологии «кальвинизма» и ее акцента на монергизм, поскольку нужен Сам Бог для спасения Его людей.
Но мне хотелось бы проследить взгляд Кальвина на человека под более пастырским углом зрения. Кальвин считал человека существом чрезвычайно сложным. Его можно рассматривать с нескольких точек зрения, и все они должны быть связаны Божьей истиной, если мы хотим прийти к вечному благу. Несомненно, люди - существа мыслящие. Поэтому они должны быть научены правде и должны соответствовать ей. Именно отсюда вытекают настойчивые усилия реформатора объяснять, комментировать и проповедовать библейскую истину в течение почти всей его жизни. Но мы должны отметить, что Кальвин считал людей чем-то большим, нежели их интеллект. Они также эмоциональные существа. имеющие любовь и привязанности к разным вещам. Эти привязанности часто ложны, так что если люди не чтят истинного Бога, они по самой своей природе будут чтить богов ложных, ибо им нужно любить что-то или кого-то. Это признание Богодарованной эмоциональной природы, видимо, объясняет желание Кальвина, чтобы псалмы пела вся община. Музыка для него была даром Бога, полезным для "настройки" привязанностей людей на Него. Это также объясняет строгие, а порой неожиданно проникновенные слова Кальвина о важности любви к Богу как к нашему Отцу. Христианами являются те, кто растет в благочестии и любви к Богу и кто может радоваться все больше и больше, познавая Христа.
Но еще есть третий аспект человеческой природы, ибо мы больше, чем просто знающие и любящие существа. Мы также существа, способные искать и переживать. Кальвин не отрицал важность знания Бога. Возможно, мы видим, как этот аспект человека раскрывается у Кальвина самым поразительным образом в его объяснении того, что происходит, когда христианин принимает Вечерю Господню. Хотя Кальвин мог сказать о Евхаристии очень многое, в какой-то момент он признает, что не может точно определить, что происходит, когда христианин получает элементы. В конечном счете, это «тайна, для понимания которой наши умы явно недостаточны". Итак, продолжает Кальвин, я призываю читателей не замыкаться умом в столь узких рамках, но постараться подняться выше того предела, до которого я могу их довести. Ибо всякий раз, когда речь заходит о данном предмете, я вижу сам, что несмотря на мои попытки высказаться исчерпывающим образом, мне многое не удаётся. И хотя способность разума к постижению и осмыслению превосходит способность языка к выражению, сам разум оказывается бессилен охватить подобное величие. Поэтому в конечном счёте мне остаётся лишь склониться в восхищении перед сим таинством, поистине непостижимым для разума и невыразимым для языка" (18). Евхаристия - это фундаментальный христианский опыт, хотя его значение не может быть окончательно понятым.
Кальвин не пытался дихотомизировать характер человеческой природы. Он обращался к своим читателям как к многогранным, сложным людям. И все же с библейской точки зрения мы должны не только познать себя, но и расти в знании Бога, познавать Его и Его заботу о нас, любить Его и ценить Его доброту и верность. На самом деле Кальвин видит все эти три составные части человека как основы его «благочестия» и «истинной религии», которую мы смотрели ранее.
3. Третий аспект пастырского видения Кальвина - это главный признак христианина, вера в Иисуса Христа. Вера во Христа и доверие к Его смерти для Кальвина - это главное, что определяет, христиане мы или нет. Поэтому реформатор прилагает все усилия, чтобы подчеркнуть достаточность смерти Христа для грешников. Нет никакого недостатка в деле Посредника, Который дарует нам дерзновение на суде Божием. Христос совершил полное искупление. И, более того, по вере верующий теперь объединяется со Христом. Настоящий союз с Христом, по сути, одна из главных доктрин Кальвина. Она вытекает из веры, которую Кальвин определяет как «твердое познание Божией благости к нам, основанное на истине обетования во Христе, раскрытой нашему уму и запечатленной в наших сердцах через Святого Духа" (19).
4. Итак, Кальвин рассматривал свою общину как спасенную милостью Отца, через жертву Сына, даруемую по вере Святым Духом, соединяющим со Христом через веру. Хотя из этого можно сделать вывод, что Кальвин рассматривал жизнь христианина как утешительный, легкий период на пути к небу, это значило бы пренебречь четвертым аспектом его пастырского видения. Кальвин считал жизнь христианина битвой, чрезвычайно сложным странствием, борьбой христианина за то, чтобы попасть в свой вечный дом на небесах (20). И этот бой, по словам Кальвина, будет жестоким. Зло хочет уничтожить веру христиан, если бы это было возможно. На христианина не только нападают духовные силы извне, но также ему мешает остающийся в нем грех. Таким образом, жизнь христианина есть жизнь самоотречения, жизнь постоянного взятия креста в смиренном подчинении Богу.
Таким образом, великое пастырское бремя Кальвина состояло в том, чтобы укрепить свой народ на эту битву. Он должен был также напомнить людям, что война христианина - это нормально, это то, чего следует ожидать в этой жизни. Кальвин говорит об этом в главах "Наставления", посвященных обсуждению христианской жизни и изданных отдельной книгой, но также имеет это в виду и в других местах. Например, опровергая реализованную эсхатологию Сервета, он пишет: "Я признаю, что, веруя в Иисуса Христа, мы переходим от смерти в жизнь. Но нам следует ещё помнить высказывание св. Иоанна: «Мы теперь дети Божии; но еще не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть» (1 Ин 3:2). Так что, хотя Иисус Христос дал нам в Евангелии истинную полноту духовных благ, пользование ими ещё скрыто как бы под стражей и под покровом надежды, пока мы, освобождённые от нашей испорченной плоти, не преобразимся в славе Того, Кто нам предшествует и нас превосходит".
5. Последний аспект пастырского видения Кальвина касается вечности. Мы уже видели способ, которым Кальвин говорил о христианской жизни как о странничестве. Это странствие для верующих есть путь в рай. В последнем воскресении, на небесах, они будут испытывать милостивое присутствие Бога в Его полноте, неверующие же получат вечное наказание за их гордый отказ от милости Божией в этой жизни. Эти вечные реалии влияли на все, что Кальвин делал как пастырь. Он был пастырем людей, которые будут жить вечно, либо в славном присутствии Бога в радости, либо под Его гневом и возмездием в аду (22). Небо будет славным, и Кальвин призвал своих читателей чаще вспоминать эту истину, тем более что в этой жизни мы терпим тяготы. Только тот, говорит Кальвин, "извлечет вполне пользу из Евангелия, кто привык постоянно размышлять о благословенном воскресении" (23). Мы видим, как сияет его сердце, когда он поощряет своих читателей мыслью, что, хотя мы не можем говорить окончательно о нашем опыте неба сейчас, в тот день мы испытаем "такую сладость, нежность и радость в познании этой славы... что это счастье намного превосходит все удовольствия, доступные нам сейчас" (24). С другой стороны, ад ужасен, и его реальность должна наполнить неверующих ужасом. Ад вечен по природе, потому что «Божье величие, а также Его правосудие, которое люди оскорбили грехом, вечны" (25). Поэтому Кальвин указывает своим слушателям на ужасную реальность ада: Поскольку никаких описаний недостаточно, чтобы выразить ужас Божьего мщения неверующим, то мучения, которые им предстоит перенести, представлены в телесных образах - как тьма, плач, зубовный скрежет, неугасимый огонь, червь, непрестанно грызущий сердце. Очевидно, что подобным способом выражения Св. Дух пожелал обозначить предельный ужас, поражающий все наши чувства... Хотя эти образы нацелены на то, чтобы мы хоть в какой-то степени представили беспредельно мучительное состояние нечестивцев, более всего нам следует думать о том, какое несчастье быть отделённым от Бога. И не просто быть отделённым, но чувствовать, что его Величие противостоит нам и мы не можем убежать от него никуда, где бы оно нас не преследовало" (26). Жан Кальвин - пастырь перед лицом вечности, и он стремился представить ее умам своих слушателей и читателей.
Таков очерк пастырского видения Кальвина: это его теоцентричность, его комплексный взгляд на человечество, на дело Христа и необходимость доверять Ему, признание, что христианская жизнь - это трудное странствие и, наконец, фокус на вечность.
Роль пастыря в реализации видения
Теперь мы можем кратко взглянуть на взгляд Кальвина на роль пастырей в осуществлении этого видения. Прежде всего, мы можем отметить его собственные заявления о значении пастырской власти (27). Пастырь Церкви "не должен отвлекать уши болтовней, но укреплять научение вещам истинным, достоверным и полезным" (28). Пастырь не должен скрывать реалии жизни; скорее ему следует укреплять верующих в битве, которую они ведут. Кальвин делает аналогичное заявление о ценности личного общения христианина со своим пастырем и напоминает читателям: "Его обязанность - как публично, так и в частном порядке утешать народ Божий учениями Евангелия" (29). Роль пастора, приверженного учению Слова, в том, чтобы нести утешение тем, кто по благодати являются Божьими детьми.
В IV книге "О внешних средствах, которыми Бог вводит нас в общину Христову" Кальвин подробно говорит о роли пастырей. Он отмечает, что пастырство имеет важное значение для роста, непоколебимости и стойкости Церкви (30). Пастырь необходим не только как советник и утешитель, но также как проповедник истины и пример верности на пути христианского странствия. Бог - единственный, кто может изменить христиан; более того, Он является единственным, кто может поддерживать их в жестких условиях жизни на пути в рай. Божий голос должен быть услышан в Церкви, и Его голос слышен через голос проповедника. Таким образом, отмечает Кальвин, "среди множества прекрасных даров, которыми Бог украсил человечество, являются исключительной привилегией уста людей, через которые звучит Его голос" (31). Именно по этой причине во всей своей книге Кальвин утверждает, что Слово Божье и Дух работают сообща. Ошибка таких конфессий, как католицизм и радикальные анабаптисты - это то, что они фактически пытаются отделить Дух Божий от Его Слова. Но верный пастырь так не делает. Он признает, что Дух действует, даруя и поддерживая живую христианскую жизнь через его проповедь, и потому он будет проповедовать слово и истолковывать его для верующих.
Кальвин подчеркивает важность очевидного благочестия в жизни пастырей. "Сочетание учености с благочестием" (32) было для Кальвина главным требованием к ним. Или же, как он отмечают, те, кого Церковь выбирает как пастырей, должны быть "теми, кто имеет здравое учение и святую жизнь" (33). Церковь должна доверять Господу, чтобы Он снабжал ее правомыслящими и благочестивыми пастырями, ибо "тех, кого Господь предназначил для такого высокого служения, Он сначала снабжает оружием, требуемым для него, чтобы они не пришли с пустыми руками и неподготовленными" (34). Живой Бог должен быть услышан Его народом, и Он будет услышан, если пасторы добросовестно провозглашают Слово среди Его людей и насаждают в них подлинно христианское благочестие.
Применение пастырского видения
В последнем разделе я хочу показать, как пастырское видение Кальвина отразилось в двух его конкретных доктринах в "Наставлении": во-первых, о Божием суверенитете в провидении и предопределении, и, во-вторых, о цели молитвы в жизни христианина. Это полезные примеры того, что мы видим у Кальвина на страницах его книги. Всюду он делает два обычных пастырских приложения: во-первых, необходимость предстояния Богу и Его одобрения, и, во-вторых, желание Кальвина утешить усталых христиан, напоминая им о реальности их суверенного Небесного Отца. Эти пастырские задачи пронизывают всю книгу.
Суверенитет Бога в предопределении и провидении
Во-первых, отметим, как Кальвин понимал суверенную власть Бога, тем более, что он представил это в своем обсуждении провидения и предопределения. Нам нужно отметить прежде всего, что Кальвин тщательно определяет сущность провидения: «Провидение не означает, что Бог беззаботно наблюдает с небес, что происходит на земле, но что Он хранит все сущее и управляет всеми событиями" (35). В ходе обсуждения провидения Кальвин прилагает все усилия, чтобы уберечь истину от ее многочисленных искажений. С одной стороны, Кальвин уточняет доктрину: в Своем провиденциальном управлении Господь использует вторичных агентов, которые делают то, что они хотят делать, а потому несут ответственность за свой выбор. Таким образом, Господь полностью всевластен, но Он никогда не грешит. С другой стороны, Кальвин проводит большую часть своей дискуссии в защите утверждения, что, по его словам, что «ничто в мире не совершается без Божьих решений" (36). Бог определяет все, что случается. Он целиком и полностью решает все, что происходит в Его творении, даже то, что нам трудно понять и что может быть трудно принять. Даже наши грехи и недостатки не ограничивают Божью власть.
Но что было для Кальвина пастырской причиной заострять внимание на совершенстве Божьего суверенного провидения? Несомненно, реформатор не оставляет нас в недоумении об этом, но прямо говорит о двух своих пастырских мотивах. Прежде всего, он отмечает, что только такое доктринальное представление прославляет Бога. Человек, отрицающий полноту Божия предвидения, "окрадывает Бога в Его славе" (37). Любое представление, умаляющее Его действие и осуществление Его цели в мире - это не просто ошибка. Обычно ее мотивируют понятием, что Бог не должен нести ответственности за зло. Но при самых благих намерениях такие недоброжелатели Кальвина лишают Бога Его славы. Мы знаем Господа и поклоняемся Ему как "Тому, Чья воля является причиной всех вещей... Его провидение касается всех человеческих планов и дел" (38). Таким образом, библейское понятие провидения чтит Бога как Творца и Промыслителя. С другой стороны, только этот надежный взгляд на провиденциальную власть Бога вселенной может утешить христиан в этой неспокойной жизни. Кальвин отмечает это в том же контексте, где он первоначально утверждает, что только провидение приносит славу Богу. Там он говорит, что «во времена невзгод верующие утешают себя тем, что они не испытают ничего, что не было бы установлено Богом, и что они всегда под Его рукой". Те, кто отрицают учение о провидении, таким образом, "лишают себя самой полезной доктрины" (39). Кальвин как пастырь призывает своих читателей представить свидетельство Писания, ибо оно дано для нашего блага (40). На самом деле ничто не может быть более полезным для христианина, чем быть убежденным в этой истине (41). Если мы не верим в совершенное провидение Бога, то мы входим в предательские воды, где зло и неограниченные силы мира могут иметь власть над христианином. В некотором смысле, не доверяющий провидению христианин лишает себя драгоценной уверенности в том, что Бог печется о нем (42). Поэтому Кальвин настоятельно призывает своих читателей доверять Божию провидению из-за многочисленных скорбей, которые войдут в жизнь такого человека (43). Такой человек проявит «благодарность ума за благоприятный исход вещей, терпение в невзгодах, а также невероятную свободу от беспокойства за будущее" - пишет Кальвин (44).
Итак, мы видим, как Кальвин пастырски очерчивает обсуждение провидения. Он обращается к двум благам, которые являются плодами обращения к этой библейской доктрине - Божьей славе и утешению христианина. Они не противоречат друг другу, но прекрасно работают вместе для верующего, который растет в благочестии и благоговении и любит своего Бога. Как утверждает Кальвин, христианин "удерживается от греха не только из страха наказания, но поскольку он любит и чтит Бога как Отца, он поклоняется ему как Господу" (45). Так Бог имеет поклонение, которое Ему подобает, а христианин утешается знанием Бога как своего Небесного Отца. Мы можем быть более краткими, указывая на исторические акценты в его обсуждении предопределения, поскольку во многих отношениях эта доктрина является специфической у Кальвина.
"Предопределение - это Божие решение в вечности о том, кого Он спасет по благодати, а кого осудит по справедливости" (46). Кальвин не стесняется утверждать, что это решение и действие Бога является двойным, и оно охватывает как избранных ко спасению, так и неизбранных к проклятию. "Предопределением мы называем предвечный замысел Бога, в котором Он определил, как Он желает поступить с каждым человеком. Бог не создаёт всех людей в одинаковом состоянии, но предназначает одних к вечной жизни, а других к вечному проклятию. В зависимости от цели, для которой создан человек, мы говорим, предназначен ли он к смерти или к жизни" (47). Или, как он утверждает далее, Следуя очевидным положениям Писания, мы говорим, что Бог в своём предвечном и непреложном плане однажды определил, кого Он желал спасти и кого оставить на гибель. Мы говорим, что относительно избранных этот план основан на его милости вне всякой связи с заслугами людей. Напротив, врата жизни закрыты для тех, кого Бог желает предать проклятию" (48).
Кальвин проводит много времени, отмечая библейское обоснование этого утверждения. По его словам, "эта доктрина должна преподаваться, поскольку она подчеркивает, что Божья благодать является причиной нашего спасения, и в этом Бог прославлен" (49). Но главный интерес для нас в пастырском использовании полноты этой доктрины по Кальвину. Прежде всего он указывает, что вера в это учение, согласно которому Бог является единственным действенным агентом спасения и справедливым Судией тех, кто осужден на ад, необходима для воздания славы Богу как Господу. Никто не может противостоять Его желанию действовать по Своему усмотрению. Это особенно ясно в случае с осужденными, которые по Божию определению прокляты. Обсуждая, скажем, отказ Бога от Исава, Кальвин отмечает, что было бы очень легко сказать, что Господь отверг Исава по его злым делам. Но Он этого не сделал; скорее Он "оставил за Собой решение позволить проклятым творить зло до конца, чтобы через это раскрылась Его слава" (50). Во всем своем обсуждении Кальвин утверждает, что мы должны позволить Богу определять, что Он будет делать, и что Его воля всегда будет исполнена. Если мы считаем Его избрание несправедливым, мы должны помнить, что «воля Бога - это высшее правило праведности, и все, чего Он желает, является праведным по самому тому факту, что Он этого желает" (51). Мы не должны смущаться этим учением, как если бы оно смущало Самого Бога; будь это так, Он не открыл бы его в Писании. Кальвин отмечает это, толкуя Рим.9.20-21: "Напрасно яростно оспаривают люди то, что Бог дает Своим изделиям ту судьбу, какую Сам пожелает. Те же, кто говорит, что Павел, исчерпав доводы, прибегнул здесь к оскорблениям, наносят Святому Духу тяжкую обиду. Ведь апостол не захотел с самого начал сказать то, о чем хорошо знал, и что следовало сказать ради утверждения справедливости Божией, поелику это было непостижимым для людей" (52). В этом случае Бог будет прославлен.
Подобным же образом вера в Божие предопределение для Кальвина должна иметь спасительные плоды в жизни верующего. Это один из самых нетривиальных аспектов Реформы: Кальвин считал, что это учение должно утешать верующих, а не вгонять их в отчаяние! Для него оно было "очень сладким плодом" - подобное нелегко услышать сегодня. Это милость для христианина: "Мы никогда не убедимся как следует, что источник нашего спасения - дающаяся даром Божья милость, пока не познаем предвечное избрание Божье. Оно откроет нам Божью милость в противопоставлении: Он не принимает без различия всех людей в надежду на спасение, но даёт одним то, в чём отказывает другим" (53). Эта сладость вытекает из видения полностью благодатного характера нашего спасения: если вы хотите утешения, смотрите на избрание Божие и имейте его в виду, веря во Христа. Если вы верите во Христа, вы можете быть уверенным в своем избрании, потому что, говорит Кальвин, «несомненно, что вера является единственным залогом любви Отца, предназначенным для сыновей, которых Он принял". "Никто не причисляется к овцам иначе как по небесной благодати" (54). Для Кальвина предопределение также "сладкий плод", поскольку оно приносит верующему уверенность в спасении, ибо Бог, Который избрал христианина и даровал ему веру, будет поддерживать его на протяжении всей его жизни. Как утверждает Кальвин, "тех, кого Христос просветил своим знанием и ввёл в лоно своей Церкви, сказано, что Он принял их под свою защиту и своё покровительство. Более того, о тех, кого Он принял, сказано, что Отец дал их Ему и поставил под его водительство, чтобы вести их к вечной жизни" (55). Вместо того, чтобы спрашивать, останется ли Его любовь постоянной, верующие могут быть уверены в этом: "они находятся вне опасности смертного падения, ибо Сын Божий, помолившись, чтобы они были стойкими, не получил отказа. Чему же хотел научить нас Христос, как не уверенности в вечном спасении, ибо однажды мы уже стали Его овцами?" (56).
Еще одно преимущество веры в эту доктрину для Кальвина заключается в том, что она учит верующих смирению. Несколько раз на протяжении "Наставления" Кальвин отмечает, что смирение должно быть определяющим признаком христианина. Например, он цитирует Августина, который прокомментировал это так: "Как греческий оратор Демосфен, который, будучи спрошен, какое первое правило красноречия, назвал хорошее произношение, а на вопрос, каково второе, ответил так же и на вопрос о третьем правиле дал тот же ответ, так и я, если меня спросить о правилах христианской религии, отвечу, что первое, второе и третье правила - это смирение» (57). И для христианина это должно быть радостью, а не причиной для дискомфорта. Тот, кто знает, что он спасен только Божьей благодатью, а потому стоек в этом спасении, может иметь смирение без непрестанного страха. Единственное, что имеет значение - это Божье любящее избрание. Таким образом, Кальвин утверждает, что ничего иного, кроме истины избрания, не будет достаточно, чтобы сделать нас смиренными, как должно, и никак иначе мы не будем искренне чувствовать, насколько мы обязаны Богу. Это единственная твердая основа уверенности: "Чтобы укрепить нас и избавить от страха посреди стольких невзгод, ловушек и смертельно опасных нападений, короче - чтобы сделать нас непобедимыми, Он обещает, что данное Ему для сбережения Отцом не погибнет вовек. Поэтому нам следует понять, что все, кто не сознаёт себя принадлежащим к особенному народу Божьему, жалки и несчастны, ибо они пребывают в постоянной тревоге" (58). Только будучи смирены надлежащим образом, мы сможем не только трепетать перед Его судом, но и чтить Его милость (59). Когда христианин это признает, он может правильно рассуждать о Божьей славе и старательно смотреть на себя.
Цель молитвы в жизни христианина
Когда мы переходим к обсуждению этого момента, мы видим, что здесь Кальвин использует те же рассуждения, чтобы привлечь внимание его читателей к прославлению Бога и утешительной цели молитвы. Мы видим пасторскую мотивацию Кальвина во всем обсуждении молитвы в этой книге. Ее могло бы не быть в сухом богословском томе - но это не академически ориентированная система, это пастырский трактат. Мы также не должны игнорировать тот факт, что глава Кальвина о молитве самая длинная в "Наставлении" (60). Он, очевидно , чувствовал, насколько важна эта тема для его читателей.Но почему? Какова для Кальвина мотивация молитвы? Чтобы ввести эту тему, позвольте сначала привести пару цитат Кальвина, которые показывают интенсивность, с которой он твердит своим читателям об обязанности молитвы. Обратите внимание на аффективный язык, который он использует, поскольку он умоляет их быть более активными в молитве. "Верою мы научены, что то благо, которое нам необходимо и которого нам недостаёт в нас самих, заключено в Боге и в его Сыне, Господе нашем Иисусе Христе, которому Отец дал всю полноту своих благословений и щедрот, чтобы из неё, как из изобильного источника, мы получали всё. Поэтому всё мы должны искать в Нём: в молитвах - личных и общих - мы должны просить у Него то, чем, как мы знаем, Он обладает. Ибо иначе познать Бога как творца, хозяина и подателя всех благ, который зовёт нас просить их у Него, и не обращаться к Нему, ничего не просить - настолько же бессмысленно, насколько безумно поступил бы тот, кто презрел бы и спрятал под землёй сокровище, которое ему было поручено" (61). Точно так же Кальвин отмечает: "Доступ к богатствам, которые мы имеем в Боге, мы получаем путём молитвы. Она являет собой связь людей с Богом, посредством которой, будучи введены в его истинный Храм, который есть Небо, люди призывают Его и как бы требуют исполнить обетования. Опыт, который Он им даёт, когда это необходимо, состоит в том, что они верят в истинность простых слов Божьих, верят, что это не ложь и не суета.Поэтому мы не видим ничего иного, чем Бог призвал бы нас надеяться на Него, кроме того, что Он заповедал нам просить об этом в молитвах. Таким образом, совершенно справедливо сказанное нами, что в молитвах мы ищем и находим сокровища, которые по вере нашей показаны нам в Евангелии" (62).
Будь у меня было больше места, я бы хотел обратиться к учению Кальвина о молитве в целом, ибо считаю, что оно очень проницательно, хотя и нелегко для восприятия. Полезно помнить, что его автор также поддерживает двойное предопределение! Если вы никогда не читали "Наставление", то лучше начать именно с этой главы. Пока же я обращусь к пастырскому видению Кальвина относительно молитвы. Прежде всего, мы снова видим, что для Кальвина одной из причин молиться было то, что он почитал Бога как всевластного Господа, к Которому Его люди могут обратиться за каждой своей нуждой. Молитва не говорит Богу о чем-то, чего Он еще не знает, и она не привлекает Его руку помощи к нам - как будто мы должны убедить Его, что Он должен быть добр с нами. Нет, Бог прославлен, потому что в молитве мы признаем, что Он всевластен и способен помочь нам. Мы видим это на протяжении обширных рассуждений Кальвина. Бог прославляется, говорит он, когда мы молимся, потому что Он напоминает нам о Своем суверенном провидении и заботе о нас (63). В молитве "мы отдаем себя Его заботе и доверяемся Его провидению, чтобы Он питал и хранил нас" (64). По этой причине нам нужно приближаться к Богу в молитве с благоговением - на самом деле это первое правило молитвы. Кальвин напоминает нам, что мы приходим к Царю царей, и "только те готовы к молитве", что "движимы Божьим величием", когда они предстают перед Ним (65). Наша поддержка, когда мы приходим Богу в молитве - это его обетования, а не наши заслуги. Опять же, это приносит славу Богу, «поскольку наши молитвы зависят не от наших заслуг, но вся их ценность и надежда на исполнение основаны на Божьих обетованиях и зависят только от них" (66). Это также единственная причина того, что ответ приходит от Бога.
Итак, Кальвин напоминает читателям, что в молитве «мы должны пожелать Богу иметь честь, которой Он заслуживает", и "люди никогда не должны говорить или думать о Нем без самого высокого почтения" (67). Мы должны помнить, Кому мы молимся, почему мы должны приходить к Нему и взирать на Него, и почему Бог получает славу, если Он принят нами как Царь царей.
Но Кальвин не останавливается на этом. Он переходит к обсуждению второго акцента в молитве: почему мы приходим к Богу, зная, что только Он может удовлетворить наши нужды. Мы уже слышали, как Кальвин говорит: «Таким образом, благодаря молитве мы достигаем тех богатств, которые приготовлены для нас Небесным Отцом" (68). Кальвин подчеркивает, что наше высшее утешение в молитве состоит в том, что мы приходим к Богу как к нашему Отцу. Таким образом, будучи приняты Им, "мы принимаем это великое благословение с уверенной верой" (69), которая так важна в наших молитвах. "Сладость имени Отец, - отмечает Кальвин, - в том, что оно дает нам наибольшее доверие, ибо ни у кого мы не найдем большей любви, чем у Отца. Поэтому Он не мог бы подтвердить Свою безграничную любовь к нам более надежным доказательством, чем назвав нас Своими детьми" (70). То, что Бог принимает нас как Своих детей - наше высшее утешение и главная привилегия молитвы. В своем комментарии к молитве Господней Кальвин делает следующий вывод: "И чтобы дать нам больше уверенности в том, что, если мы христиане, Он по отношению к нам именно такой Отец, Бог пожелал называться не просто «Отцом», но «Отцом нашим»! Мы как бы говорим: Отче, так любящий своих детей, так милостиво прощающий, мы, твои дети, молимся Тебе, уверенные, что Ты - наш Отец, который испытывает к нам только отеческое чувство, хотя мы и недостойны такого Отца, хотя и творим дурные дела, хотя мы очень несовершенны и немощны" (71).
Итак, Кальвин призывает своих читателей - и нас - молиться ради великого утешения, приходящего с молитвой, и в качестве средства для общения с нашим Небесным Отцом. Завершая, я еще раз отмечу проникновенные выражения Кальвина об этом главном упражнении веры. Он предупреждает своих читателей, что «благочестивые должны всегда остерегаться представать перед ликом Бога с какой-либо просьбой, если только они горячо этого не жаждут и жаждут получить именно от Него" (72). Наше утешение может быть только таким.
Заключение
В заключение я хотел бы сделать два приложения того, что я сказал. Прежде всего, я хотел бы попросить вас ознакомиться с "Наставлением" Кальвина. 2009 год - не только 500-летие со дня рождения Кальвина, это также 450-летие публикации окончательного издания его шедевра. Это одна из немногих работ XVI века, которые действительно важны для нас сегодня. Если ваше желание - как я надеюсь, - прославить Бога, обрести утешение во Христе и благополучно прийти на небеса, то я не знаю, что после Библии будет лучше для вас, чем потратить время на осмысление и опыт чуда Божия величия и добра, как оно представлено в этой книге. Вспомним также перспективу рассмотрения Кальвином человеческих проблем.
Во-вторых, тем из вас, кого Бог призвал к пастырству в Церкви Христовой, я хотел бы предложить оценить пастырское видение Кальвина и понять его как библейское, а затем попытаться переосмыслить на его основе свои пастырские обязанности. В нашей культуре, в наших церквах и нас самих есть очень много того, что препятствует роли пастырства в почитании Бога. Если Кальвин может помочь нам чтить Господа и принести утешение для Божьего народа, то непременно будем извлекать из его трудов пользу.
1These various quotes are from Christian History 5, no.4 (1985): 2-3.
2Jerome Bolsec, Histoire de la vie, moeurs, actes, doctrines,constance et mort de Jean Calvin (1577), 12;
in The Reformation: A Narrative History Related by Contemporary Observers and Participants (ed. Hans J.
Hillerbrand; Grand Rapids: Baker, 1978), 210.
3 Полезный обзор пастырства Кальвина в основном по его письмам см.: Richard Stauffer,The Humanness of John Calvin (trans. George Shriver;Nashville: Abingdon, 1971), 72-93. Другие ресурсы: Ronald S. Wallace, Calvin, Geneva and the Reformation: A Study of Calvin as Social Worker, Churchman, Pastor and Theologian (Grand Rapids: Baker, 1988), 131-218; W. Robert Godfrey, John Calvin: Pilgrim and Pastor (Wheaton:
Crossway, 2009), 58-192.
4 К обзору трудов Кальвина, включая пастырские сочинения, см.: Wulfert de Greef, The Writings of John Calvin: An Introductory Guide (trans. Lyle D. Bierma; Grand Rapids: Baker, 1993). O церковной позиции Кальвина см. Timothy George, “Introduction,” in John Calvin and the Church: A Prism of Reform (ed. Timothy George; Louisville, KY: Westminster/John Knox, 1990), 15-26. Прекрасную подборку пастырских работ и фрагментов Кальвина см. is Elsie Anne McKee, ed., John Calvin: Writings on Pastoral Piety, The Classics of Western Spirituality (New York: Paulist, 2001).
5“Наставление" Кальвина - несомненно великая книга великого богослова. Но все же в ней Кальвин всегда является пастырем, подчеркивающим основные элементы истинной религии (Godfrey, John Calvin, 192).
6 .Э.Г. Рупп с благодарностью замечает о "Наставлении": Это нечто гораздо большее, чем богословский сборник для ученых. Это изложение домостроительства Искупления есть также боевая программа Церкви на земле, пособие для христианских воинов" (“The Swiss Reformers and the Sects,” in The New
Cambridge Modern History, Vol. 2: The Reformation,1520-1559 [ed. G. R. Elton; Cambridge: Cambridge
University, 1958], 117).
7John Calvin, Institutes of the Christian Religion (ed.John T. McNeill; trans. Ford Lewis Battles; 2 vols.;
Philadelphia: Westminster, 1960), 1.1.1; p. 35.
8 Oб акценте Кальвина на благочестие см. Joel R. Beeke,“Calvin on Piety,” in The Cambridge Companion to
John Calvin (ed. Donald K. McKim; Cambridge:Cambridge University, 2004), 125-52. Timothy George, Theology of the Reformers (Nashville:Broadman, 1988), 189-91.
9Institutes 1.2.1; p. 41.
10Ibid., 1.2.2; pp. 41-42.
11Ibid., 1.2.2; p. 43.
12 Полезный обзор духовности Кальвина см. James E. McGoldrick, “John Calvin, Practical Theologian:
The Reformer’s Spirituality,” in Reformed Spirituality: Communion with Our Glorious God (ed. Joseph A. Pipa Jr. and J. Andrew Wortman; Taylors,SC: Southern Presbyterian, 2003), 43-60.
13Institutes 2.8.16; p. 382.
14Ibid., 3.20.41; p. 904.
15Ibid., 2.2.6; p. 262.
16Ibid., 1.5.7; p. 60.
17 Очень полезный обзор взгляда Кальвина на грех см. Michael S. Horton, “A Shattered Vase: The Tragedy of Sin in Calvin’s Thought,” in A Theological Guide to Calvin’s Institutes: Essays and Analysis (ed.
David W. Hall and Peter A. Lillback; Phillipsburg,NJ: P & R, 2008), 151-67. См. также George, Theology
of the Reformers, 213-16.
18Institutes 4.17.6; p. 1367.
19Ibid., 3.2.7; p. 551. О взгляде Кальвина на дело Христа и важность веры см. George, Theology of the Reformers, 219-28; Robert A. Peterson “Calvin on Christ’s Saving Work,” in A Theological
Guide to Calvin’s Institutes, 226-47; and Joel R. Beeke, “Appropriating Salvation: The Spirit, Faith
and Assurance, and Repentance,” in A Theological Guide to Calvin’s Institutes, 270-300.
20Sм Herman J. Selderhuis, John Calvin: A Pilgrim’s Life (trans. Albert Grootjes; Downers Grove, IL: Inter
Varisty, 2009) к полезному обзору взгляда на жизнь как странствие у Кальвина.
21Institutes 2.9.3; p. 426.
22Ibid., 3.25.5; p. 995.
23Ibid., 3.25.2, 1; pp. 989, 988.
24Ibid., 3.25.11; p. 1007.
25Ibid., 3.25.5; p. 996.
26Ibid., 3.25.12; pp. 1007-08.
27See George, Theology of the Reformers, 241-44.
28Institutes 1.14.4; p. 164.
29Ibid., 3.4.12; p. 637.
30Ibid., 4.1.5; p. 1017.
31Ibid., 4.1.5; p. 1018.
32Ibid., 4.3.11; p. 1063.
33Ibid., 4.3.12; p. 1063.
34Ibid., 4.3.11; p. 1063.
35Ibid., 1.16.4; p. 202. See George, Theology of the Reformers, 204-13; and Joseph A. Pipa Jr., “Creation
and Providence,” in A Theological Guide to Calvin’s Institutes, 123-50.
36Institutes 1.16.6; p. 205.
37Ibid., 1.16.3; p. 200.
38Ibid., 1.18.2; p. 232.
39Ibid., 1.16.3; p. 200.
40Ibid., 1.18.4; p. 237.
41Ibid., 1.17.3; p. 215.
42Ibid., 1.16.5; p. 204.
43Ibid., 1.17.8; p. 221.
44Ibid., 1.17.7; p. 219.
45Ibid., 1.2.2; p. 43.
46See George, Theology of the Reformers, 231-34; and R.Scott Clark, “Election and Predestination: The Sovereign
Expressions of God,” in A Theological Guide to Calvin’s Institutes, 90-122.
47Institutes 3.21.5; p. 926.
48Ibid., 3.21.7; p. 931.
49Ibid., 3.21.1; p. 921.
50Ibid., 3.22.11; p. 947.
51Ibid., 3.23.2; p. 949.
52Ibid., 3.23.4; p. 951.
53Ibid., 3.21.1; p. 921.
54Ibid., 3.22.10; p. 946.
55Ibid., 3.24.6; p. 971.
56Ibid., 3.24.6; p. 973.
57Ibid., 2.2.11; pp. 268-69.
58Ibid., 3.21.1; p. 922.
59Ibid., 3.23.12; p. 960.
60See George, Theology of the Reformers, 228-31; and David B. Calhoun, “Prayer: ‘The Chief Exercise of
Faith,’” in A Theological Guide to Calvin’s Institutes,347-67.
61Institutes 3.20.1; p. 850.
62Ibid., 3.20.2, p. 851 (emphasis added).
63Ibid., 3.20.3; p. 853.
64Ibid., 3.20.44; p. 908.
65Ibid., 3.20.5; p. 854.
66Ibid., 3.20.14; p. 868.
67Ibid., 3.20.41; p. 904.
68Ibid., 3.20.2; p. 851.
69Ibid., 3.20.36; p. 899.
70Ibid., 3.20.36; p. 899.
71Ibid., 3.20.37; p. 900.
72Ibid., 3.20.6; p. 857.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn