Белая лошадь ЛЁТКА совсем не была белой: она скорее походила на старушку с поседевшими плохо вымытыми короткими волосами, не подсвеченными перекисью или «Лондой». Только длинный неухоженный конский хвост выдавал ее былую масть и красоту. И уж ЛЁТкой, от слова «летать», лошадь никак нельзя было назвать: впряженная в телегу с молочными бидонами, полными неразбавленными водой колхозного молока, Лётка тяжело трогалась с места и обреченно шла по пыльной дороге к пункту сдачи молока.
Нас, первокурсников инфака, прислали на помощь колхозу убирать лён. Выросшая в военной среде с отцом-офицером, я только на картинке видела цветущий лён. А как он растет в природных условиях, я и предположить не могла. Тем более, что в диалектной речи сбор урожая льна назывался «дергать лён», и чем длиннее стебли льна выросли, тем выше были «бабки» из снопов. « Дёргать лён»- это настоящее искусство, которому деревенские тверские жители научились с детства: левой рукой захватываешь будущий сноп, не большое и не малое – по своим силам – количество растений льна, дёргаешь, отряхиваешь корни от земли, уже держа в правой руке свитую, как канат, из рослых растений льна, обвязку, подпоясываешь получившийся «букет», и коробочек-семян ставишь друг к другу, пока не получится копна. Убрав часть участка льна, подгоняешь телегу или машину, (если таковая имеется в колхозе), и везёшь копны под навес сушиться. (В те годы техчасть – МТС – были отдельно от колхозов).
Нас никто не предупредил до поездки в далёкий район области, что наманикюренные пальчики нужно беречь в перчатках, а лучше - в брезентовых рукавицах, на голову – под шапочку повязать платок по-крестьянски, низко надвинув на лоб, концы вокруг шеи завязать на узел. Еще резиновые сапоги – самая удобная и модная обувь для сентябрьской прогулки по вспаханному полю.
А Летка, поседевшая от напряженной непосильной работы, равнодушная к еде, очень боялась лягушек и мышей, промышлявших в зарослях неубранного льна. Летка стала нашей « кормилицей» : на ней мы возили к тете Оле в дом мешки с картошкой, молоко-обрат и оковалки настоящего говяжьего мяса ( особенно много мяса, если рубщик симпатизировал кому–нибудь из наших девчат).»Как же вы сдадите оставшееся мясо на мясокомбинат?»- спрашивали мы у парня. Хитро улыбаясь, он отвечал: «А что мы?! Мы ничего – голова и хвост есть; просто мы малость укоротили корове талию!»-раскатисто, во весь рот, от души смеялся здоровый, отпоенный деревенским молоком, крутогрудый, еще «неокольцованный» парень. (В те поры многие молодые мужчины, уходя на действительную военную службу, обратно в колхоз не возвращались: женились абы на ком, лишь бы получить паспорт и прописку в городе, женились даже на кузинах, то есть на двоюродных сестрах, как в дворянские времена, чтобы не дробить семейные наделы.) …
Мне очень хотелось подружиться с Леткой и тетей Олей. С тетей Олей потому, что она была маленькая, тихая, будто обиженная жизнью малолетняя старая девочка-сиротка. Но она , как Золушка, легко поднимала тяжелые чугунки и вообще ловко орудовала в зеве русской печки длиннотелыми ухватами.( И русскую печку, чугунки, ухваты и многое другое из крестьянского быта я видела впервые, и это было мне интересно – потрогать своими руками вещи из русских народных сказок : прялку, веретено, рубильник для глажения прямого белья - полотенец и простыней. Особенно разжигало мое любопытство лежбище на печи, покрытое старым овчинным тулупом, сохранившим запахи животного, из которого был сшит этот стародавний тулуп, и запах мочи детей, выросших на печке. Думалось, кем стали дети, которых вскормила взлелеяла эта русская печь…
А Летка еще больше рождала в моей голове вопросов и мыслей: какой лошадь породы, сколько ей лет, были ли у нее жеребята, когда лошадь поседела. Тетя Оля утверждала, что больную лошадь бросили наши солдаты, отступая в Великую Отечественную войну. Лошадь - матушка – «мать» всего колхоза.
Дружбу с Леткой я хотела завести, чтобы избавиться от негативных детских воспоминаний военной поры. Нет, мне не «отрыгалась» лошадиная нога, съеденная нашей многочисленной семьей и соседками в первые недели оккупации Симферополя. Не жалела я ни хлебного пайка, который из моих рук вырвала другая расторопная лошадь, стоявшая под разгрузкой у ларька. Во время болезни в бреду я видела именно такую лошадь, похожую на Летку: серо -седую желтыми оскаленными зубами, с губами, растянутыми в улыбке-угрозе…
С детских лет я заметила, что наша животная сущность прежде всего проявляется в похожести на какое-нибудь животное, которое мы делаем тотемом своего рода или народа, переносим на герб фамилии или государства. Как много львов, тигров, медведей, орлов будто бы выражают суть нации! (И только на канадском флаге кленовый лист -как символ вечного обновления, вечной жизни?!) «Летка – мое дежавю в старости, - подумалось мне. Но я еще не могла предугадать, как близка я была к истине. После войны жизнь казалась мне не такой опасной, как во время войны: просто я еще не знала, что существуют Органы – «особисты», как называли их у нас в гарнизоне военные. Только в старших классах школы и в первые годы учения в институте я по-настоящему поняла совет Полония: «Всем жалуй ухо, - слово – никому» и народную мудрость «лучшая подружка – это подушка». Необходимость становиться скрытной и осмотрительной была мне чужда по моему характеру, и от подобных советов – афоризмов мне становилось тяжелее жить, как если бы на меня, как на Летку, положили бы лишний мешок с картошкой. А так как я по натуре правдоискатель, то очень быстро поняла: в колхозе не тот пан, кто выполнил план, а тот, у кого власти больше. Менталитет у жителей деревни был «ура! Шапками закидаем!», потому стоило лишь указать пальцем на кого-то и крикнуть «ату его!», чтобы началось заседание парткома или месткома, гляди – уже человек стал «невыездным». Потому разочарования в моей жизни происходили чаще, чем у других людей: разочаровалась я в пионерии, когда узнала про Павлика Морозова; разочаровалась в ленинизме, когда стали проходить по истории «Кровавый террор». Разочаровалась в литераторах, окружавших Есенина и Маяковского, особенно, когда Александр Фадеев покончил жизнь самоубийством. Все это понимание приходило со временем , а обещанного коммунизма на горизонте и не бластилось: были пятилетки , пятилетки в три года, постоянные «трудовые будни – праздники для нас» и песни, утверждающие, что «сегодня мы не на параде- мы к коммунизму на пути» Вот и мы, молодые, рвались на новый лозунг « Кодекса коммунизма» и нарывались на БАМ, на освоение целины, а в сущности становились «ЛЁТКАМИ». Были у нас свои «бабы Оли», потерявшие мужей в Отечественную войну, воспитавшие детей-безотцовщину, готовых «к подвигу любому, и нам любое дело по плечу».
А плечи наши опускаются все ниже и ниже, и походка тяжела, как у Лётки, и волосы цвета хвоста Летки. Но мы -homo sapiens, потому понимаем, что «первый тайм мы уже отыграли, и одно лишь сумели понять: чтобы нас на земле не теряли, постарайся себя не терять».
Оставь на родной земле след, не наследи!
Вырасти сыновей и внуков патриотами!