Имея маму педиатра, Сидоров с детства испытывал к медикам сложные чувства. При всём желании вылечиться возмущала необходимость безоговорочного подчинения медицинским рекомендациям. Забота и внимание хороши, конечно. Стремление помочь и от страданий избавить, безусловно, замечательно! Но нельзя же так беспардонно, назойливо…
По мере взросления Олегу Степановичу приходилось часто обращаться к врачам. Чаще других – к стоматологам. Как правило, ими оказывались женщины. Ни в юности, ни в зрелые годы никто из представителей, так сказать, слабой половины человечества, никогда не призывал Сидорова быть мужчиной, поскольку в его принадлежность к мужскому полу никто не сомневался. Но это требование, увы, регулярно звучало именно от женщин-стоматологов. Едва стоматологический бор включался и врач склонялась к распахнутому рту нашего героя, он потихоньку начинал сползать с кресла. Докторица пыталась успеть выполнить свою работу, но её терпение быстро заканчивалось.
– Сядьте прямо! – восклицала она сквозь стиснутые зубы. – Нечему там у вас болеть! Ну-ка! Будьте мужчиной, в конце концов!
Когда Сидоров совсем уж сползал куда-то вниз, доктор отстранялась, давая возможность пациенту вернуться в правильное положение. В это время он, пользуясь возможностью закрыть рот, успевал выпалить, что ему очень больно.
– Нервы удалены. Там ничего не может болеть!
– Но мне же больно!!!!
– Так. Откройте рот. Терпите! Да что это такое!! Будьте мужчиной, я сказала!!!
После нескольких визитов к стоматологам у Сидорова зародилось подозрение, сложившееся вскоре в устойчивое мнение. Если женщина имеет садистские наклонности, она обязательно выберет профессию зубного врача. Там можно безнаказанно издеваться над людьми, и никто не заподозрит, что у человека психическая аномалия. Нет чтобы лечиться самой, эта садюга лечит, типа, других.
Сидоров предположил даже, что профессия медика вообще во многом начинается не с осознания собственного гуманного отношения к людям, а именно с однажды обнаруженной в себе и затем тщательно скрываемой от окружающих тяге к насилию и издевательствам. Ведь пациенты находятся полностью в твоей власти. А власть над людьми пьянит и дурманит… В моменты таких размышлений на память Сидорову приходили строки из романа «Игрок»: «Дикая, беспредельная власть – хоть над мухой – ведь это тоже своего рода наслаждение. Человек – деспот от природы и любит быть мучителем». Тысячу раз прав был Достоевский!
…Однажды у Сидорова зуб разболелся особенно некстати. Он давно уже был мёртвый. Ещё в армейской медсанчасти зуб весь рассверлили, вынули из него всё, что можно. Чего он теперь-то принялся болеть, да ещё в командировке? В то время в Москве уже открылись медицинские кооперативы. В одну из первых частных клиник и отправился Сидоров. Да, ничего общего с районной поликлинике в родном городе. Стерильная чистота... В регистратуре ему выдали халатик, бахилы, надели шапочку. Провели в кабинет. Пока сестричка хлопотала, позвякивая серебристыми инструментами, Сидоров волновался всё сильнее. «Опять придёт какая-то тётка и будет меня мытарить. Только на этот раз за мои же деньги…»
Но из-за ширмы вышел невысокого роста, крепкого телосложения мужчина лет сорока. На висках виднелась первая седина. Из-под закатанных по локоть рукавов халата виднелись волосатые загорелые руки. Широкая кость на запястье, мощные мышцы волосатых предплечий… Взглянув на эти руки, Сидоров обмер и чуть не всхлипнул от страха. От этих рук с кресла не сползёшь. И такому орлу стыдно показать свою слабость.
Врач вежливо попросил Сидорова лечь в кресло и открыть рот.
– Так. Так-так. Ну что. Надо удалять. Ваш зуб лечению не подлежит.
Сидоров обречённо вздохнул и кивнул головой. Сестра подала шприц, доктор ткнул иглой в десну. Олег Степанович, как ни настраивался, всё же издал тихий стон и даже чуточку дёрнулся. Игла всё-таки причинила боль. Услышав стон пациента, доктор вдруг побледнел и отпрянул от него. Руку с шприцем он зачем-то убрал себе за спину.
– Вам больно???
– Немного… – удивлению Сидорова не было предела. Если докторицы в этот момент начинали нервничать и требовать от него терпения, то этот мужик должен был бы применить к нему меры физического воздействия. Странно как-то себя ведёт этот типа врач… Вроде не студент, а вполне взрослый человек. Может быть, он уколол не туда? Почему прячет руку с шприцем, как нашкодивший школьник? А! Не может быть! Неужели он сломал иглу, и тогда…
Доктор отвернулся, вынул из кармана платок и утёр вспотевший лоб.
– Да вы не волнуйтесь… – пролепетал Сидоров. – Я в порядке. Там у меня… всё нормально?
– Извините. Погода, видимо… Да-да, у вас там всё в порядке. Сейчас подействует укол и продолжим.
Испуг доктора почему-то придал Сидорову сил. Кто-то же должен быть мужественным. Олег Степанович собрал всю свою волю в кулак и вытерпел до конца необходимые процедуры. Доктор сначала с опаской поглядывал на трепетного пациента. Но тот уже проявлял полную невозмутимость. Тогда мужчина немного расслабился. Он тихим, но уверенным голосом отдавал команды сестре. Та подавала инструменты. Доктор удалил зуб, вынул обломки из десны, вложил в рот Сидорова большой ватный тампон. Дал указания, что и как делать дальше.
На улице вьюжило. Зима никак не хотела уходить. Колючий ветер сёк лицо, приходилось сильно наклонять голову вперёд. А она кружилась, и по всему телу расползалась предательская слабость. Надо где-то переждать, пока отходит наркоз, и посмотреть, как будет себя вести десна.
Прошёл час, полтора. Прошёл день, и прошла ночь. Десна продолжала ныть! Сначала Сидоров думал, что ноет место укола. Но боль не проходила. Более того, десна начала опухать. Опухла и щека. Ноющая боль усиливалась и мучила Сидорова ещё два дня, пока он находился в командировке. Сконцентрированность на боли во рту мешала, превращала жизнь в кошмар. Нужно было отвлечься и подумать о чём-нибудь другом.
Сразу вспомнилось побледневшее лицо крепкого на вид мужичка в белом халате, отшатнувшегося от него, едва он чуть пискнул от боли. Эта всплывшая в воображении картинка заставила подумать, что в их паре именно он, Сидоров, оказался мучителем и садистом. А врач – мазохистом. Иначе зачем, зная за собой такую слабость, взялся лечить людей? С ним такое, видимо, не первый раз. Лечить – это почти всегда причинять боль, чтобы потом стало легче. И нужно стоически выносить крики и жалобы пациентов. Конечно, увлекаться тоже не нужно, как та докторица. Однако этот-то врач – совсем даже не знакомая Сидорову садюга. Получается, что двое в паре – палач – жертва, жертва – палач всегда ищут друг друга и чаще всего находят.
Боль длилась и длилась. Она не давала покоя и в самолёте, и в первую ночь дома. На следующее по прилёте утро Сидоров отправился в больницу по месту жительства. Стоматолог заглянула в рот, посмотрела на Сидорова, спросила, где удаляли. Сидоров объяснил.
– Коновалы! Вот они, кооператоры! После удаления надо вычистить десну, а не оставлять всё на полпути. Да, ещё пара часов – и у вас началось бы воспаление надкостницы? А там – заражение крови! Вы понимаете, что могли бы умереть?..
Слушая, как возмущается врачица, Сидоров впервые за долгие годы общения был с нею согласен и полностью разделял её негодование. Он мог бы и сам многое добавить, но от него потребовали снова открыть рот, а затем терпеть и быть мужчиной…
…Приходя в современные клиники, Сидоров вспоминает свой опыт посещения стоматологов и утешает себя тем, что, во-первых, ещё лет сто тому назад людей мучили так, что ему и не снилось, а во-вторых, тем, как сейчас стало хорошо и комфортно лечиться. Вытерпеть приходится только укол. А дальше терпи только неудобство от долгого сидения с открытым ртом. И никто не напоминает тебе о твоей половой принадлежности. Красота!
... Впрочем, совсем недавно наш Сидоров снова побывал у стоматологов. нужно было снять коронку, удалить нервы из почему-то оставленных под нею живых зубов, удалить ещё один зуб. Обточить затем у ортопеда и поставить новую коронку. И вот все подготовительные дела сделаны. К своей части работы приступает ортопед. Вдруг, обтачивая нижние дальние зубы, он восклицает: "Уберите язык! Он мне мешает!" Сидоров пытается максимально в сторону убрать свой язык. Доктору мало. "Да что же это такое!!! как я буду обтачивать! Нет, вы посмотрите!!!" Доктор вскочил, оббежал вокруг кресла, приступил к Сидорову с другой стороны. "Рот! Шире! Да что же это такое! Ваш язык! Ладно! Всё! Не могу! пусть будет как будет!!!" И доктор - высоченный мужчина, под два метра, весь из себя квадратный и напоминающий шкаф, поджав губы кинулся к компьютеру, чтобы выкатить Сидорову счёт...
***
Медицинская тема вновь, и остро, стала волновать Сидорова со вступлением его в «возраст дожития». Да и как тут не заволноваться? Ведь приходится то и дело, вопреки своей воле и своему желанию, бывать в медицинских учреждениях…