I Незаконное имя. Глава 2. Битва с кастрюлей

Ирина Фургал
       ДЕРЕВЯННАЯ САБЛЯ.

       Часть 1.
            НЕЗАКОННОЕ ИМЯ.
       Глава 2.
            БИТВА С КАСТРЮЛЕЙ.

        А дом встретил меня уютным запахом и воплями нашего повара Красавчика, долетавшими из кухни.
        - Ему-то что? - голосил Красавчик в сильном раздражении. - У него-то всё нормально! Да? О, да!! Ездит себе, тётушек навещает! А мне один убыток и бедлам на кухне! Где чёртов Миче? Дайте мне его сюда! Пускай расхлёбывает чёртово колдовство своего братца дурацкого!
    Красавчик в прошлом пират, поэтому я уж опущу настоящие его выражения. В доме, где полно детей и культурных людей, грешит ими он только в одном случае: если его вконец доконало Петриково волшебство.
Дело в том, что наш королевич страстно обожает заколдовывать предметы быта для того, чтобы они выполняли необходимые действия по команде хозяина или даже безо всякой команды. Его любовь - это магия домохозяек. Низшая, как считается. Но на самом деле - невероятно сложная. Пренебрежительно о ней могут отзываться разве что мужчины, которые вообще не понимают, что стирка, уборка, готовка, воспитание детей, работа в огороде, в хлеву или починка одежды, словом, всё то, чем ежедневно и одновременно занимаются женщины - это тяжёлый, монотонный, неблагодарный труд. Среди волшебников тоже немало таких мужчин. Причём, ленивых мужчин, которым неохота осваивать труднейшие заклинания. Именно они, насмехаясь, говорят: бытовая магия - это низшая, примитивная ступень, пустая трата времени, бабья забава. Кому она нужна? Но Петрик хорошо относится к женщинам и всячески стремиться облегчить их труд, чтобы у них больше оставалось времени на себя, а ему в карман капали денежки от продажи полезных изобретений. И что-то ни один из насмешников - магов не достиг таких высот, как он, в деле разумного устройства быта.
    А вот Красавчику кажется, что быт на его кухне значительно разумней, если в него не вмешивается Чудила. Тот же считает, что кухня собственного дома, где сосредоточены основные предметы женского труда - отличное поле деятельности. Между Петриком и Красавчиком идёт постоянная война. Которая продолжается, как видите, даже в отсутствие первого.
    - Убью его тряпкой, негодяя! - продолжал вопить повар, и, войдя в кухню, я увидел дивную картину.
    Сам Красавчик, поджав ноги, сидел на буфете и, вращая глазами, ругался очень нехорошо. В каждой руке у него было по поварёшке. Не понять, до кого он желал докричаться. Рики, Лала, Канеке и Мичика ещё не вернулись из школы, Ната, Розочка, Элла, дочкина няня и Эллин муж, садовник, уехали, как я уже говорил. От ворот дома я видел, как Лёка Мале с женой Аней и их маленьким сыном в конце улицы свернули к морю, но не стал их окликать. Горничные поразбрелись, наверное, в этот свободный и спокойный час. Оставался Таен. Но, если он сидит на третьем этаже за пишущей машинкой, то звуков с кухни не слышит, хоть ори Красавчик, хоть не ори.
    По полу растекались горячие потоки желтоватой липкой субстанции, и было её так много, что она грозила перелиться через порог. Так что бедняга пират, весь перемазанный этой гадостью, не мог покинуть своё место на буфете.
    - Ой, мама! - воскликнул я. - Красавчик, что это?
    - Что это? Что это? У дурацкого своего братца спроси! Подвинь сюда табуретку, выбраться надо. Закроем дверь, чтобы задержать! Эвакуация! Свистать всех наверх!
    - Но что это? - недоумевал я, пока бедолага, кряхтя, перебирался на табуретку, а потом ко мне, в коридор. В кухне клубился горячий пар, и пахло чем-то знакомым и сладким.
    - Каша! Каша это, Миче. Не заметил я проклятущую Петрикову записку, поставил на огонь проклятущую эту кастрюлю. Записка в кастрюле лежала, я вытряхнул её, думал, мусор какой-то. А потом, как беда-то случилась, записка всплыла с пола кверху буквами, я и прочёл.
    - Каша вылезает за порог, - пятясь, констатировал я.
    - Читай, Миче. Сделай что-нибудь! - взмолился Красавчик и протянул мне замурзанный листок.
    «Осторожно!!! Агрегат не доработан!!! Ни в коем случае не нагревать и ничего не варить!!! Немедленно поставь кастрюлю на место!!!» - вот что было написано в записке почерком Петрика.
    - Чёртов изобретатель! - процедил я сквозь зубы. В этот раз я был солидарен с Красавчиком. Как можно было оставить на кухне такую опасную штуку? Но, главное, почему наш кашевар не схватил её раньше?
    - С антресоли в сарае снял, - чуть не плача пояснил он. - Гляжу: какая кастрюля красивая, новая! Чего зря пропадает? Принёс, бумажку вытряхнул, не заметил, что та мимо ведра упала. Кастрюлю помыл, стал кашу варить. Сварил уже. Накормили Мурика, ушёл он гулять с родителями. Возвернулся я в кухню про обед подумать: ой, батюшки! Стоит эта зараза на столе, на подставочке, а вокруг кашное море разливается. Бросился! Схватил! Уронил! А каша-то лезет, лезет ещё быстрее! Я туда, я сюда! Горячо! Я на буфет! Тут ты. Что делать-то, Миче?
    - Никогда не брать ничего в Петриковом сарае, - поучительно сказал я. - А то ты не знаешь, что там лежит, и что может случиться, если хватать всё без разбору. В прошлый раз ты приволок недоработанную мочалку. Как тебе банный день?
    Пират покраснел и оставил мою речь без ответа. Знай лопотал:
    - Делать-то, делать-то что?
    Мы пятились назад от наступающей, дымящейся каши. Её становилось всё больше. Кто знает, как Петрик планировал останавливать этот процесс?
    - И кастрюлька-то маленькая такая!
    Раздался топот четырёх пар ног и голоса:
    - Я дико голодный.
    - Я первая руки мыть!
    - Ты всё? Скорее на кухню!
    - Красавчик, что на обед?
    - Ой! - сказали все наши школьники, увидев безобразие.
    - Это Петриково что-то, - сразу догадался Рики.
    - Разнесу кастрюльку на части, - предложил я.
    - Тогда каждая часть отдельно будет кашу варить. Сколько частей - во столько раз больше каши.
    - Вы дико голодные. Съешьте её.
    - Не-е, - отказались дети. - С пола не едим.
    Мною и детьми было перепробовано несколько разных формул, в том числе универсальное: Отмена Кухонных Заклинаний. Но каша упорно пёрла, оттесняя нас всё дальше. Я забеспокоился о паркете. Негодяйская кастрюлька плыла по течению. Я подтянул её шваброй, и мы продолжили наши упражнения на близком расстоянии. 
    - Петрик - это нечто, - вынужден был признать Канеке, воспитанник Таена.
    - Нечего мне тут Петрика обижать, - рассердилась Лала Паг. - Волшебники такие-сякие.
    Она выбежала и вернулась с кирпичом.
    - Бей, - велела она Красавчику. - Бей кирпичом по кастрюле. Ты сильный.
    Шмяк! Хрясть, хрясть! Посудина превратилась в подобие уродливого блина. Что-то фыркнуло, крякнуло, и каша перестала вываливаться на пол.
    - Всё?
    - Всё.
    - Хвала доброй Эе!
    - Уф… - произнесла Лала и утёрла пот со лба. - Прямо устала я с вами.
    - Разум сильнее безмозглого колдовства, - поддержал её Красавчик и оставил кирпич.
    Мы опасливо смотрели на мятый кусок металла, словно ожидая, что он сейчас запрыгает и запоёт песню.
    - Ребята, что вы так расшумелись? - спросил Таен, появившийся в дверях. Нам показалось, что его рыжая шевелюра встала дыбом от изумления.
    - Видишь? Обед, - засмеялась Мичика.
    - Обед будет после хорошо выполненной работы, - сообщила брату Лала. - Мы победили бешеную Петрикову кастрюлю, а тебе убираться придётся.
    - Да, - вякнул Рики и вслед за Лалой бросился вон. И утянул за собой Мичику.
    - В кладовую надо, - сказал Красавчик и выскользнул в коридор, а я за ним. И остановились, прислушиваясь. Нам было интересно, что предпримет Таен.
    - Канеке, - послышался его голос, - пойдёшь - захвати на улицу кирпич.
    - Пойти?
    - Да, иди.
    - А помочь? Помочь с уборкой тебе не надо?
    - Нет. Чего тут помогать?
    Мимо нас с Красавчиком с удивлённой физиономией и с кирпичом протащился Канеке. Таен свистнул - и пират забился в угол, и даже заслонился руками: в сторону кухни со всего дома полетели тряпки, поскакали вёдра, швабры и почему-то удочка. Сзади неслись обе горничные, вцепившиеся в одно полотенце.
    - Ой, как это? Что это? Куда это? - пугались они на бегу.
    Я хохотал. Красавчик ругал безмозглых волшебников. Таен сидел на табуретке и руководил уборкой. Руками он изображал движения, какие обычно делает дирижёр. Горничные с писком уворачивались от предметов быта, трущих, моющих, моющихся и передвигающихся с места на место. Таен был доволен, как полководец, выигравший сражение. Когда бы он ещё покомандовал таким количеством заколдованных Петриком инструментов? И мне предстояло испортить ему это прекрасное настроение.
    Я вздохнул и пошёл приводить себя в порядок.
    Мимо пронеслось корыто, за которым, переваливаясь, двигались вёдра и таз, тоже полные каши. Вся процессия устремилась через дверь и калитку куда-то вдаль, где Таен задумал покормить бродячих собак: не пропадать же добру. То-то будет веселье горожанам! Масик, наш пёс, и Псю, рыжая собака Таена, забились под скамью, на которую, шипя и топорща усы, вскочили оба кота: его собственный Кусяк и Натин Рыжик.
    Мятую кастрюлю я без всякой магии вышвырнул в помойку.

    *
    Всё так переплетено в жизни наших четырёх семей, что не распутать. И потому мы все обитаем на Верпте в одном большом доме, в городской усадьбе с обширным двором и садом, который один отделяет нас от берега моря. Я, Ната, Розочка, Мичика и Рики занимаем правое крыло второго этажа, Петрик с семьёй и Лала Паг - левое, Лёка с Аней и сыном Муриком, который на самом деле Петрик, живут над нами. Там у художника Лёки студия, где много воздуха и света. Мастерская его жены Ани на первом этаже. Там же - библиотека и гостевые комнаты. Помещения, которые мы отдали Таену и Канеке - рядом с Лёкиной студией. Приехав на Верпту, мы с Петриком специально искали самый большой дом, чтобы из-за увеличения количества членов семей нам подольше не пришлось разъезжаться. Пока места хватает всем, даже наблюдается его излишек.
    Прямо напротив ворот, через дорогу - наша с Рики лавка, где продаются сувениры, картины Лёки Мале и других художников и имеется помещение с дорогими, золотыми и серебряными украшениями, которые мы с младшим братом делаем в нашей мастерской. Если они выходят из наших колдовских лап, то являются амулетами и талисманами. Я бы прибавил в нашу компанию талантливую Мичику, да пока у неё нет собственного клейма.
    Лёка и Аня, придя с прогулки, отметили чистоту, царящую на кухне и в прилегающих помещениях.
    - Я так рада, что сейчас у нас всё спокойно, - сказала Аня, на что Красавчик нервно хихикнул.
    Красавчик - он не просто бывший пират и повар, он наш товарищ, переживший с нами не одну переделку.
    Все мы были немного притихшими после приключения с кастрюлей - вспоминали Чудилку. Я ещё думал, как там моя Ната в пути, на судне, которое несёт её к дому? К нашему бывшему дому. К Някке, в которой мы мечтали радостно жить. Мурик спрашивал про подружку Розочку и почему он не поехал с ней.
    - Потому что мы только что вернулись, - смеясь, отвечала Аня.
    - Мы не можем жить в Някке? В Някке тоже хорошо.
    - Нет, милый. Хотя, кто знает. Может, когда ты вырастешь, то будешь жить в Някке.
    - С Розочкой?
    - С кактусом, - встрял Канеке. Он такой.
    Дети смеялись.
    Вскоре после обеда я отправился к Таену.
    На самом деле, я желал бы сначала поговорить с Лёкой, но он повесил на дверь студии выразительное изображение кулака. Это значит: кто войдёт и прервёт работу нашего художника, получит по шее. Можно подумать, кто-нибудь боится Лёку Мале, хоть он ростом и выше любого из нас. Я бы вошёл, наплевав на нарисованный кулак, но в этом доме с большим уважением относятся к творчеству нашего товарища. И всё равно бы я вошёл, если бы мне было очень нужно. Но я подумал: так ли уж мне это необходимо? Чем поможет Лёка? Разве что тем, что вместе со мной пойдёт огорчать Таена. Да ещё предварительно выскажет всё, что думает о том, как легко я уговариваю друзей работать в соавторстве. Таена Пага, Хрота Корка, Аарна Кереичиките… Подвергаю этих людей опасности впасть в немилость у наших монархов.
    Таен, понятное дело, сидел за пишущей машинкой: стук да стук.
    - Миче, - сказал он мне, - я тебе говорил, что это прекрасное изобретение? Лучше всего на свете. Самое полезное в мире.
    - Говорил. Но Петрик бы тебе ответил, что лучшее в мире изобретение - это чайник, перемещающийся в пространстве.
- Я ещё не слишком уверенно действую правой рукой, но у меня всё-таки получается. Но очень утомительно перепечатывать, если вдруг что-то неправильно написал.
- Это точно.
- Ты замороженный какой-то, Миче. Устал бороться с кастрюлей? Спрячь ключ от сарая, чтобы Красавчик в него не ходил. Хочешь, я сам спрячу?
- Я хотел тебе сказать… - начал я уныло и пошуршал пакетом с рукописью.
    - А представь, как было бы здорово, если бы была возможность видеть перед собой то, что потом будет напечатано у тебя на листе. Вообще, на всех листах, которые ты напечатал. Что-то не нравится - стёр, да и внёс в том месте изменения. Всё чисто, аккуратно. Даже если ты целый роман написал, в любой момент можешь текст переделать. А потом, когда уже всем доволен, раз, на кнопку нажал - и вот тебе готовая, бумажная уже, страница. Любо-дорого посмотреть. Хочешь - три одинаковые страницы, пять, шесть, десять…
    - Остановись, Таен. Стирающая пишущая машинка! Это ты загнул. Что значит «в любой момент текст переделать»?  Если он ещё не на листе, то где?
    - Осталось придумать именно это, Миче. Возможно, он в памяти Вселенной. И, нажав на кнопочку, я вызову… Ну, текст.
    - Дух текста.
    - Идея прекрасная, очень полезная. Я написал всем нашим изобретателям, что ты хотел бы иметь такой агрегат.
    - Я бы хотел?
    - Разве нет? Аарну написал. Петрику написал. Только не знаю, когда и где он получит письмо. Я даже написал вашему знакомому с Навины, тому, которого Наил зовут, хотя лично с ним не знаком, а только переписываюсь. Как ты думаешь, Миче, они придумают тебе такую пишущую машинку?
    Мне стало смешно:
    - А сам почему не попробуешь?
    - Ну, какой из меня изобретатель? Во-первых, мне некогда. Во-вторых, я могу воссоздать то, что уже существует. Например, растиражировать то, что придумает Чудилка, но я не должен отнимать хлеб у волшебников, которые работают на его заводе и клепают волшебные штучки из самых обычных деталей.
    - Таен!
    - Я так увлёкся этой идеей, что сейчас пишу сказку об одном изобретателе волшебных кастрюль…
    - Которого зовут Петрик…
    - Не то, чтобы Петрик...
    - Таен, уймись.
    - Хочешь почитать?
    - Я сказать хочу…
    - Лучше дать уже готовую сказку? Это вечером.
    - Да Таен же! Кстати, ты забыл о Канеке. Поставь перед ним задачу. Я имею в виду эту твою идею.
    - Которую из пяти?
    - О, Эя!
    - Я с Канеке не успел как следует потолковать. Он взял лодку и улепетнул в плавни. Если ты про новую печатную машинку, то мне эта мысль пришла в голову уже после того. Если ты хочешь, знать, где дети, то Мурик спит, Рики и Мичика в мастерской, Лалу я отправил с письмами на почту, а… А Розочка уехала.
    - Да, да, Таен. Слушай меня.
    - Зачем?
    Я застонал. Когда Таен находится в воодушевлении, сладить с ним нет возможности. Много лет, с самого детства, Таен был вынужден держать себя в руках. Не сболтнуть лишнего, не выдать своих мыслей и истинных намерений, не казаться слишком весёлым, не выглядеть влюблённым, не обнаружить привязанности… Он не видел для себя впереди ничего, кроме потерь и нездоровья. И ему даже внушили, что настоящая радость его убьёт. Понятное дело, что от жизни такой Таен часто был в печальном настроении. Но на самом деле он не другой. И это не я замороженный, а он потихоньку оттаивает. Порой его прорывает, и от бьющих через край эмоций молодого Пага некуда деваться. Но мы понимаем, конечно.
    - Внимание, Таен, - призвал я. - Смотри на меня.
    - Что с тобой не так?
    - Это тебе, - с такими словами я положил на письменный стол злополучный пакет.
    - О! Наша книжка. Что случилось? Наш дорогой Висент разорился?
    - Король-батюшка запретил ему печатать пособие по магии. Труд признан вредным для молодых умов.
    - А? - не понял Паг. - А! - дошло до него.
    - Ты можешь написать королю с королевой, что малость изменишь текст и уберёшь моё имя с обложки.
    Он прямо на глазах превращался из Таена, которого я знал в детстве, в такого, каким я увидел его на заморском враждебном континенте.
    - Это ничего, - сказал он после совсем маленькой паузы. - Подумаешь, книжка какая-то.
    - Лале она очень понравилась.
    - Это здорово. Она может перечитывать её хоть каждый день. Положи там, на полку, и скажи ей, где лежит. И напиши Хроту, чтобы скрывал ото всех, что ты тоже причастен к рассказам о песнях Влоты. Не создавай человеку проблем. Он получит отказ, скажет своему брату Кохи…
    - И как бы не получилось новой ссоры между Корками и Охти, - подхватил я. Мы всегда опасаемся этого. Вот уж не думал, что когда-нибудь буду бояться, что клан Корков поднимется на борьбу не за престол, а за мою честь.
    - Я только что написал Хроту. Сказал, что увлёкся новой идеей и охладел к фольклорным изысканиям.
    - Это правильно.
    И, поскольку я стоял и таращился грустным взглядом на несовершенную печатную машинку, он спросил:
  - Хочешь сообщить, что за мной следят? Я всегда знал.
    Он знал - слыхали? На Запретной Гавани Таен работал Познавшим Всё, поэтому я не удивился. Суть его работы сводилась, в том числе, к тому, чтобы, как вы поняли, знать, что с кем происходит.
    - Это само собой. Это нормально, Миче. Я тот, кто я есть, и власти должны убедиться, что ничего не замышляю. Это правильный поступок.
    - Что ж, - вздохнул я. - Хорошо, что ты так относишься к этому.
    - Вот и ты так относись. Не думаю, что наблюдение будет продолжаться больше ещё одного года. Ну, или двух. Я переживу.
    Я не стал ему говорить, что следят в большей степени за мной. Сказал об этом Лёке Мале.
    - Не смей делать ничего такого, что может быть истолковано не так, как надо, - сурово предупредил меня наш художник.
    - Открытие моста как может быть истолковано?
    Малёк задумчиво мазнул кисточкой по полотну:
    - Как угодно, Миче. Например, что мост, который строили несколько десятилетий, и который, наконец, достроили, когда ты стал главой Верпты, не просто соединил материк и Большой остров. Он символизирует твоё стремление выбраться за рамки и перейти рубежи. Выйти из себя и прыгнуть выше головы. Можно ещё что-нибудь придумать, но у меня нет такой буйной фантазии, как у твоих дорогих и близких. В конце концов, что бы ты ни сделал, что бы ни построил и ни открыл, они всегда найдут в этом тайную подоплёку. Помнишь, реставрацию башни, где нынче музей? Тебя подозревали в желании укрепить военную мощь Верпты. И даже в желании снова сделать её независимой областью.
    А знаете что? Время от времени желание такое у меня и впрямь возникало… Вот я заявляю о независимости бесполезной для Някки Верпты и укрепляю её границы. Навсегда отгораживаюсь от родной моей страны. В какой-то мере я начал понимать дядю и мать Таена, которые собирались воевать со своей родиной - до того им горько пришлось дома в начале жизни. Вернулся бы Петрик и занял бы на Верпте подобающее ему положение…
    В окно я увидел, как Красавчик, приоткрыв дверь, топчется на пороге Чудилкиного сарая. Неймётся же человеку!
    - Он скучает, - вздохнул Лёка. - Ему тоже хотелось бы, чтобы Петрик был здесь.
    На полотне Лёки смеялось солнце и пели струи водопада, в брызгах срывающиеся с большой высоты в дивное горное озеро. Хотелось быть там и лететь вместе с птицами также вольно, ощущать трепет перьев и ветер под крыльями, упругий, пахнущий водой и хвоей, лететь вперёд, быть свободным, и по собственному желанию возвращаться в уютный дом, отражающий окнами небо.
    Дом нашего друга на Запретной Гавани.
    - Это Милло, - тихо сказал Лёка, указав на одну из стремительных птиц.
    Он тоже скучал по многим.
    С тех пор, как мы вернулись на Верпту, в творчестве Лёки Мале появились новые мотивы. Он мог стоять с мольбертом на берегу моря, но на полотне расцветал сад, полный удивительной жизни света и тени, там, за этим самым домом. Он писал пейзажи и воспевал уголки территории Покровителей на заморском континенте, он стал этаким сказочником при карандаше и кисти. Он мог что-то толковать об освещении, которое царствует в мире в этот прекрасный вечер, повергая вас в недоумение: как же так, ведь на самом деле солнце ещё стоит в зените? Лёка внутренним взором мог видеть красоту оставленных нами мест и тамошнее освещение. И это был подарок Милло, сводного брата светлого Радо, хранящего солнце.
    - Никому не говори, - предупреждал меня Лёка. Он боялся, что если слух дойдёт до наших с Чудилкой родителей (любого из четверых), то его тоже заподозрят в слабоумии и неблагонадёжности.
    - Миче, - позвал меня Рики от двери. - Там тебя один человек спрашивает. Говорит, в Дейте завелась чертовщина.
    - Миче, всё образуется, - сказал мне в спину Лёка, когда я пошёл к выходу.
    - Наверное, да, - обернулся я. - Но знаешь, что меня возмутило? Что меня прямо взбесило? Что меня довело до белого каления?
    - Что?
    - В письме было написано: «бесполезная Верпта». Бесполезная, Малёчек! Так принизить нашу работу!
    - Чего это бесполезная? Очень даже полезная! Идёшь ты, Миче, или застрял? - снова всунулся в студию Рики.
    Под сочувственным взглядом Лёки я отправился разбираться с чертовщиной какой-то.

ПРОДОЛЖЕНИЕ:  http://www.proza.ru/2018/11/05/1998


Иллюстрация: картинка из "ВК".