Это был дождь, тот дождь, о котором написал Василий Аксёнов, написал дважды, по крайней мере - в книге "Ожог", и потом в романе " Таинственная страсть". В тот день 21 августа 1968 года мы узнали о вступлении советских войск в Прагу.
Как и Аксёнов, мы с Соней были тогда в Крыму, только что добрались до Коктебеля, он тогда назывался Планерское. Сейчас трудно сказать почему, но туда тянуло ребят нашего круга - пожить на пляже, посмотреть вблизи на Карадаг, на волошинские места, купаться в тёплом море. Но всё получилось не совсем так, как мы задумали.
К вечеру первого же дня пошел дождЬ, не тропический ливень, но всё-таки пришлось забраться в палатку, сидеть в ней и смотреь на море сквозь сетку дождя. Это было первое лето нашей совместной жизни, и такая малость, как дождь не могла испортить нам настроение.
Потом уже, через много лет из книги Аксёнова мы узнали, что что еще за несколько дней до нашего прихода где-то рядом, в Львиной бухте, шла тогда интересная жизнь - тусовка молодых поэтов, музыкантов, артистов. Они снимали себе жильё неподалёку от Дома Волошина - так называемого дома творчества так называемых Советских Писателей , сокращенно "совписов",где те ТВОРИЛИ и отдыхали вместе со своими "жописами" - жёнами писателей. На писательский пляж посторонних не пускали, для этих ребят (и для нас) был дикий пляж. А наша палатка стояла совсем в стороне, почти у самой воды. Эту палатку мы сконструировали и сшили сами, добавили плотное и прочное днище , к крыше пришили свесы, широкие, почти до самой земли. Эти свесы и спасали нас от дождя - вода стекала по ним, стенки палатки не намокали.
Сидели мы в палатке и слушали Би-Би-Си. Был у нас с собой приемничек на батарейках, ещё в поезде соседи по купе рассказали о событиях в Чехословакии и вместе с ними слушали мы о переменах в Праге, о смене у них правительства, о попытке "строить социализм с человеческим лицом". Сходила на нет хрущевская оттепель, но мы ещё не разучились не бояться разговаривать о политике, выражать свои взгляды, не опасаясь незнакомых людей. Говорили о недовольстве Советского Союза, о растущей напряженности.
А тогда, за пару дней до нас, там, на пляже было весело, пили недорогое белое крымское вино, купались по ночам, влюбляялись, поэты читали стихи, Булат и Высоцкий пели свои новые песни - об этом хорошо написано у Аксёнова. Все у ребят переменилось, когда услышали по "вражьим голосам" самые свежие новости из Праги: танки на улицах, арест Дубчека, новое правительство. Потом у нас грустно шутили:"демократия дала Дубчека", или: "свалили Дуб, осталось Чека.."..
Шёл дождь, тут мы видим - к нашей палатке приближается пара, очень похожая на нас с Соней - оба невысокие, у него огромный, как у меня, рюкзак, она несёт палатку. Совсем рядом с нами они эту палатку установили и забрались в неё. И очень скоро слышим - потоп у них в палатке, протекает она, пытаются ребята как-то с этим бороться. Я вышел к ним, пригласил их к нам - в нашей двухместной, но усовершенствованной поместились все четверо. Познакомились, они рижане, Марк - молодой ученый-физик, Нина - его жена. Вскипятили на сухом спирте чай, лежали и слушали приёмничек, пока из-за сырости все наши батарейки к нему не приказали долго жить.
А в Львиной бухте настроение изменилось. Мы прочли потом в "Таинственной страсти" - знакомые и не знакомые люди грустно обменивались новостями с "вражьих голосов", передавали друг другу только что написанные строчки Евтушенко:
Танки идут по Праге,
Танки идут по правде...
Поэт написал и отправил в Москву, в ЦК телеграмму со словами возмущения, стыда за свою страну, и телеграмма туда дошла. Но мы об этом тогда не узнали.
Дождь шёл всю ночь, не перестал и назавтра, и послезавтра все лило и лило. С утра было солнце несколько часов, сушили намокшиую одежду и спальники, потом снова дождь. На костерке варили себе кашу, разогревали консервы. На четвёртый день Марик провозгласил то , что уже накипело у всех:- Нет, это не отдых, одна борьба за выживание, надо уходить от моря подальше, куда - то вглубь полуострова. Увидели на карте - где-то, километров в 20 селение Старый Крым, а это же Гриновское место, там музей! Туда и двинули утром все четверо, добрели до большой дороги, стали ловить попутную машину.
Быстро поняли, что найти тремп (тогда ещё и слова такого не знали) для всех четырех разом - не реально, надо хотя бы двоим сперва добраться до Старого Крыма. Остановился, наконец, самосвал - в кабине два места. Быстро решили - едем мы с Соней, мой тёплый шерстяной свитер оставляем Нине - кто знает, сколько ребятам ещё ждать под дождем? Сели , поехали и вскоре уже были там, где договорились встретиться - возле почты в Старом Крыму. Вышли, стоим под каким-то навесом, ждём. Час ждём, два - нет ребят. Проходят какие-то грузовики, но их - нет. Стали даже немного беспокоиться - вдруг нашим новым знакомым надоест ждать, поедут куда-нибудь, куда будет попутка, а мы? А мой любимый свитер - ведь мы даже не знаем их координат? Да, сегодня даже недоумеваем - как жили тогда без мобильников?
Начало темнеть, и тут Марк с Ниной появились. Ну - ноги в руки, быстро дошли до леса, поставили наши палатки , а тут и дождик кончился - мы ведь уехали от побережья, дождевые облака остались внизу.
Завалились спать.
Наутро проснулись – красота, мы на склоне холма, зеленая трава. В траве какие-то большие грибы, совершенно белые, но – пластинчатые. Решили – бледная поганка, ядовитые. Спросили у местного мальчишки, по виду- крымского татарина, он говорит - у них грибы не едят. Теперь-то мы понимаем- это шампиньоны были, самого лучшего качества! Потом нашли там и знакомые грибы- сыроежки, белые грузди. После купили картошки , тушили ее в котелке с грибами и ели со вкусным местным хлебом.
Видим на поляне кусты, на них ягоды, на одних красные - барбарис, на других черные - тёрн , ягоды вполне нам, туристам, известные и вполне съедобные.
Варили компот. Помылись, наконец, в бане неподалеку, в поселке. Разыскали домик Александра Грина, и пошли туда с утра. По дороге зашли в магазин, купили немного продуктов.
Это был совсем маленький домик, избушка, часть её отделена дощатой перегородкой. И тут нас ждал сюрприз – оказалось, не просто музей это, а жила в домике вдова Грина, Нина Николаевне Грин, тоже - русская писательница. В передней половине домика был устроен совсем небольшой Музей Грина – его фотографии, первые издания книг, газетные публикации, рукописи. Всё это, на свои мизерные средства, стала собирать и устраивать Нина Николаевна. И ведь это она была прототипом девочки Ассоль из "Алых парусов".
Немного погодя к нам вышла молодая женщина, а нею Нина Николаевна, интеллигентная дама, очень пожилая, как нам тогда показалось. Именно дама, мы это сразу почувствовали по ее манере держаться, говорить. На самом деле было ей тогда 74года. Домик этот был куплен в начале тридцатых годов, точнее Нина Николаевна выменяла его на свои золотые часики, подаренные когда-то Грином. Молодая женщина, родственница, жила вместе с ней,помогала ей. Нину Николаевну усадили в кресло и нам удалось немного пообщаться с нею. Узнав, что мы из Ленинграда, она оживилась, ведь с нашим городом было многое связано в их с Александром Степановичем жизни.
Интересно и приятно было разговаривать с человеком из прошлого. Потом я много прочёл про эту замечательную пару русских писателей .Жизнь их была трудной, но, два романтика, они нашли друг друга. Уехали они из Петрограда и жили в Феодосии, снимали там комнату, Грин писал свои рассказы и повести. Он тяжело заболел- туберкулёз, а тут его перестали печатать - не ко двору пришелся "пролетарским писателям". Было не на что жить. Волошин, сам тяжело больной, написал Горькому, Горький раздобыл немного денег для Грина и для Волошина. Тогда, в 1932 году они и переехали жить в купленный домик, впервые у Грина было своё жильё. Вскоре он умер.
После Войны Нина Николаевна 10 лет отсидела в сталинских лагерях за то, что не смогла уехать от наступающих немцев - ухаживала за болной мамой.
Обо всём об этом я прочел потом. Но сейчас - о нашем разговоре тогда с Ниной Николаевной. Мы спросили- а с Волошиным, поэтом и художником, жившим в Коктебеле, Вы были знакомы? Были знакомы, конечно же- ответила она, приезжал он к нам, Помню,сказала, стоял Максимилиан Александрович вот здесь, у двери, громадный человек с огромной шевелюрой, макушкой упирался в потолок.
Я тогда спросил про Горького: Скажите, Нина Николаевна, Вы были хорошо знакомы с Алексеем Максимовичем, я давно хотел понять: – жизнь его на Капри, было это эмиграцией? А как Вы думаете, ответила мне она, до Горького ведь доходили вести о терроре, о чистках – как он мог решиться на возвращение? А ведь как его уговаривали, обещали интересную жизнь, важную работу. Убедиили в конце концов.
Мне ещё хотелось спросить Нину Николаевну: верно ли, что именно Горький отстаивал, защищал от преследования многих людей искусства, писателей? Не случайно ведь сразу после смерти Горького расправились с Бабелем – явно не простили ему Будённый с Ворошиловым "Конармии", реалистических описаний разнузданности красных казаков… Но тут девушка-помощница сказала – хватит, Нине Николаевне надо отдыхать. И мы распрощались и ушли. Оставили девушке немного денег для музея , а для седой Ассоль – купленные в магазине несколько плиток шоколада и чудесные крымские яблоки, вкусные и огромные, как алмаатинский Апорт.
***
Много лет после того, как я это все написал, перечитывая, я вдруг подумал: а ведь не так уж долго занимал я пожилую даму разговором.
Может, приставленная к Нине Николаевне девушка вдруг заторопила её именно в тот момент, когда заговорили об ареста писателей после смерти Алексея Максимовича? Всё может быть.