За день до разговора с Лией вечером я всё-таки решил разобраться с сундуком в прихожей. Мне неожиданно показалось, что какое-то дело слишком долго откладывали – это был поиск доски Луиджи. Откопать её оказалось довольно легко, будто пусть не вчера, но полгода назад, её уже доставали. Единственное, тетрадей с прошлыми предсказаниями там не оказалось, даже в самом низу. Собственно, они мне были не нужны, поэтому я просто взял один из четырёх ежедневников, мне подаренных с начала учебного года, и подписал эту своеобразную книжку «фолиант предсказателя». Смысл в этой глупой фразе мне самому был не известен, скинем это на пример импульсивности.
– Кхм, старичок-боровичок. – прокашлявшись, стал примерять давно забытое слово. – Как мы тогда говорили? Старичок-боровичок, приди и тайну расскажи.
Всё это звучит как-то фальшиво или, точнее, по-детски! Говорить подобное в моём возрасте уже глупо. Однако меня не покидало чувство необходимости провести сеанс. Хотя бы чтобы доказать или опровергнуть магию детства.
– Старичок-боровичок! Приди и тайну расскажи, а лукавство забудь. Ответь, что меня тревожит. Дай понять, что забыл я, – стал повторять забвенно я, силясь сохранять один темп.
Все звуки исчезли, кроме еле слышных моих слов и появившегося лёгкого гула. Глаза были закрыты, поэтому казалось, что я притупил все чувства. Люди, которые никогда не входили в тот или иной транс никогда не смогут понять эти ощущения. Ты свободно паришь в воздухе, практически не ощущая клетки вокруг, ты получаешь контроль над мыслями как над дыханиями: шире рёбра, ниже диафрагма! Но это всё иллюзия, давно раскрытая, никакой свободы нет, нет и контроля.
Очнувшись, я осознал, что перед доской просидел на коленях около часа. Чувства вернулись не сразу. Обоняние, слух вернулись первыми через пару секунд, а осязание с болью последними через минуту. Боль нахлынула волнами: с каждым мгновением умножаясь. В итоге я повалился на бок и, сжав челюсть, пытался не закричать на весь дом. Если я и испытывал такую боль, то только в классе шестом, когда прокатился кубарем по лестнице с третьего этажа на первый. Ушибы и сломанная рука давали тогда схожие эмоции и ощущения, по крайней мере по воспоминаниям.
Можно ли смириться с болью? Когда я после падения ходил с гипсом, боль длилась недели. Под конец я уже не мог сказать была ли боль всегда или это пришлое, полученное по глупости. Да и для осознания, что боли уже нет потребовался целый день. Думал, что она просто слаба или сейчас вернётся.
Боль довольно быстро отхлынула и напрягать челюстные мышцы уже было не нужно. Прекрасная возможность встать и размять смятые ноги, только вот они, ноги, с этим не согласились. Нет, прессованные конечности не загорелись новой волной, они меня проигнорировали. Я не мог ими пошевелить. Как мы ходим? Эта мысль стала кружить в моей голове, ведь я не понимаю, как мы двигаем мышцами! А если я теперь не смогу ходить, только из-за своеобразной мышечной амнезии?
– Помогите, – прохрипел тихо я.
Не только ноги, все мышцы, как сговорившись, стали хуже подчиняться мне. Руки были как ватные, с каждым вздохом в рёбра вкалывались какие-то иголки, язык лишь подёргивался. Ощущался мясной вкус.
– На помощь, – громче позвал я.
А как громко я говорю? Может и слух мой ослаб и всё это время я кричу?
– Помогите.
Спокойствие стало возвращаться, будто я снова возвращался в транс. Просто надо отдохнуть и подождать, всё наладиться.
Дверь распахнулась и в комнату вошла сестра. На её лице читалась фраза:
– Чего разлёгся, странный ты! – озвучил я.
– Именно. И долго лежать будешь? – спросила она, оглядев комнату.
Напрягшись, я смог согнуть левое колено. Сустав, как будто схватили клещами, затрещал и заревел.
– Понятно, – сказала сестра так, как будто в действительности всё поняла.
Больше ничего ни говоря, она обошла меня и, обхватив подмышки, потянула вверх. Я никогда не был худым, но ей удалось меня приподнять, а дальше уже, кривясь от резких вспышек боли, стали помогать мои ноги, которых мотало как при инсульте.
– Спасибо!
– Это что ты такое принял, что самостоятельно встать не можешь? – с явным укором спросила сестра.
– Ничего! – максимально весёлым голосом попытался ответить я, но этого настроя хватило лишь на слово, остальное было больше похоже на предсмертные слова. – Я просто отсидел ноги. И остальное тело немного.
– Э? Ты, что медитацией пытался заняться? Немного неудачно получилось, я тебе скажу, – бодро заявила она и сделала последний рывок, окончательно подняв меня на ноги.
– Как узнала?
– Ну а когда ещё можно сидеть в неудобной позе столько, что ноги отказывают?!
В её словах была правда, мне что-то другие варианты в голову не приходили. Не пришли они и через множество мгновений молчаливого судорожного стояния на одном месте. В голове что-то шумело и разобрать мысли я просто не мог, пока суматоху не разметали слова.
– Ну, была рада помочь, – сестра улыбнулась и стала разворачиваться к двери.
– Честно, большое спасибо! Честно, – сделав шаг к ней, сказал я.
Она улыбнулась ещё милее и вышла. Мне уже не посчитать дней, прошедших с последней ссоры с ней. И именно поэтому я растрогался настолько, что у меня потекли слёзы. Нет, это просто выражение долгожданного мира в семье, а не счастье от подобных отношений! Честно…
– Не счастье! – заревел я ещё сильнее. И через пару секунд плюхнулся на кровать.
Мышцы были уже посговорчивей, но мне не хотелось двигаться. Ха, как это иронично, что после условного паралича, я захотел лечь и не двигаться!
– Я больше не могу! – сказал потолку.
Слишком много свалилось на меня, боже!..
– А что именно случилось?
– Как? – возмутился я. – Работа, проблемы с памятью, старые новые знакомства и онемение это!
– Разве?
– Что ты имеешь ввиду? Думаешь это лёгкая ноша? – глаза стали слипаться.
– Работа не свежая проблема, да и ничего на ней плохого не случилось.
– …
– А что в памяти? Ничего не поменялось, а раньше жить не мешало.
– …
– Лиа просто знакомая. Если обращать на всех знакомых внимание, то проблем у всех прибавиться в сотни, а то и в тысячи раз.
– …
– А твоя глупость, приведшая к боли временна и не запоминающаяся.
– Выходит нет причин для переживания? – спросил я уже с закрытыми глазами.
Вместо ответа меня погрузило в трясину снов. Это такая местность, в которой одного неловкого шага достаточно, чтобы завязнуть в тягучем сне, из которого не успев выбраться погрузишься в новый. Именно там я и оказался. Вокруг болото и редкий лесок с покосившимися деревцами, а на небе было лишь бесконечное серое поле, испускающее слабый свет без видимого солнца. Где-то в дали виднелась соломенная крыша и дымок из трубы, но они были слишком далеко, чтобы пытаться пройти к ним через такое минное поле. Но колючий ветер и запах гнили говорили, что выбираться отсюда надо побыстрее: или заразу какую или простуду подхватишь быстро. Оглядевшись, я увидел, что по правую руку было десяток относительно крупных деревьев, казалось они растут не из лужи, а из свежего поля и сочной травки.
Шаг и я ощутил ледяную воду под ногой, которая будто схватила мою ступню – обуви на мне не оказалось.
Шаг и другая нога оказалась в кипятке, мягко опаляющем кожу – обнаружил, что я в шортах.
Шаг и скрытые под прохладной водой иголки впились в оледеневшую ступню – остаток мороза притуплял боль.
Шаг и я провалился в глубину, наполненную подводными лианами, сразу обвившими меня по пояс – гниль закружила голову и новый сон пришёл на место старого.
Всё в тумане. Он был достаточно прозрачным, чтобы понять, что я в помещении со старым пошарпанным ламинатом и тёмно-бордовым креслом в том же состоянии. Если есть возможность посидеть, почему бы этим не воспользоваться? Такого предлога мне хватило, все мы знаем, как логика работает во сне.
– Красивый костюмчик! – услышал я знакомый девчачий голос.
Оглядев себя, я не нашёл шорт и босых ног, вместо этого на мне был салатовый костюм с галстуком в красный горошек.
– А то! Подходящая одежда к такому случаю, – усмехнувшись, ответил я.
– Ну не знаю. Мне просто понравилось, что на вас не обычный чёрный или тёмно-синий фрак, – фыркнула Настя, подойдя ближе и став мне видимой.
Интересно, а она настоящая знает разницу между официальным костюмом и фраком?
– А что ты здесь делаешь? – спросил я.
– Это мне надо спросить! – возмущённо гаркнула девочка и с теми же эмоциями продолжила. – Как вам не стыдно прокрадываться так близко к девушкам, вы извращенец!
На её лице был небольшой румянец, а глаза не могли сфокусироваться на одной точке. Если бы я подошёл к ней вплотную, спорю, услышал бы её частное дыхание, а если ещё ближе, то частое сердцебиение.
– Даже не думайте! – отступив на шаг, сказала она.
Читаешь мысли? Кто же из нас близко прокрадывается!
– Зачем мне это? Все ваши мысли настолько громки и очевидны, что пропечатываются у меня на извилинах мозга.
– Раз ты в моём сне, может подскажешь, как из него выйти? – практически перебив её, спросил я.
– Выйти? Вы имели ввиду проснуться, может? – подняв бровь спросила Настя, а затем, сложив руки на груди, заявила. – Да и вы в моём сне так-то!
– Я пришёл из другого, но тоже сплю, так что это наш сон тогда.
– Если так, то почему вы как обычно похотливы как заяц? – вновь отведя взгляд, спросила она немного робея. – И почему тяните свои конечности, будто они у вас в длину всего тела?
Я опустил взгляд на свои руки, они были обычные. И я никуда их не тянул, тем более сидя в кресле. Она видит того, чего нет.
– Отрицайте сколько хотите, но я вижу, как спруты тянуться к моему ногам, рукам, груди и горлу, – забыв о недавнем смущении, стала говорить Настя, касаясь каждой названной части тела. Но закончив говорить, руки с шеи она не убрала. А стала сжимать её из-за всех сил.
Я не мог пошевелиться и просто смотрел, как белая кожа теряет румянец и приобретает синеватый оттенок. Ещё немного и она упадёт. Упадёт, но с ней ничего не случиться, это всего лишь сон. В этот миг я стал различать, то что Настя не душила себя, а пыталась оторвать от шеи какую-то змею.
– Что это такое?! – испугался я.
Туман отошёл на пару метров, открыв ужасающую картину: куча серо-красных змей обвили тело девочки так что самого тела было уже практически не видно. Настя уже не могла сама стоять, её держали змеи. Она умирает…
Моя голова треснула, и я подбежал к ученице, вгрызаясь в серую плоть. Горячая жидкость заполнила весь рот и стала выливаться из него. Не знаю, был ли у этой крови вкус, не запомнил, но пахла она свежестью. Это было лучшее определение, которое мог придумать. Аромат придавал сил и бодрости с помощью которых я стал ещё сильней рвать змей и становился ещё сильнее. Остановится было невозможно.
Стоя на четвереньках над испачканной кровью девочкой, я только заметил, что на ней было лёгкое белое платьице, больше походившее на кружевную ночнушку, быть может это она и была. Она открыла заплаканные глаза, в них читалась непосильная усталость.
– Теперь с тобой всё в порядке. Я разорвал змей, – прошептал я.
– Они вернуться. Спасибо, – слова ей дались с трудом.
– Давно у меня не было таких снов, и если честно мне хватило, я готов уже не выйти, а проснуться, – потратив остатки сил на улыбку, сказал я.
– Я знаю, как проснуться мне, быть может это и вас разбудит. – невнятно прошептала Настя, приподнявшись одной рукой. – Но советую поберечь голову, на ней огромная трещина, скоро разлетится. – и чмокнула в щёку.
Утро было каким-то тяжёлым. Бывало ли у вас что после обычной длительности сна вы просыпались ужасно уставшим и понурившим? Со мной такое случается в последнее время всё чаще. И началось это не с начала рабочей жизни, а позже. Впервые это случилось в одну из сред, то есть в мой выходной, когда я не заводил будильник вообще. И вот ещё чудачество, проснулся всё равно, как на работу. Только на этот раз сон я запомнил.
Я пошёл на кухню, вскипятить чайник, но в голове всё крутились мысли о ночи и вчерашнем вечере. Да и как я уснул вчера то? И вспомнил о доске Луиджи. С трудом приготовив кофе я пошагал к себе в комнату, еле слышно поприветствовав проснувшихся родителей. Доска лежала на «резервном» столе, выдвигаемым из стенки, купленной матерью ещё в молодости. Указатель-медиатор лежал на букве «Т».
Меня почему-то это расслабило, и я сел за компьютер, приготовившись к отдыху после сна и перед работой. Но неожиданный гость нарушил планы – пришла Лиа.
****
В слезах было мало толку, но остановить их человек не в силах. Мне было уже не так важно успеть на работу, и так опоздал, я готов был прогулять школу вместе с несколькими неизвестными гипотетическими школьниками-двоечниками. Но наспех справившись с чувствами я пошагал к решёточным воротам.
На входе меня ждал сердитый завуч. При чём её гнев, вызванный опозданием учеников, сменился на ядовитую ярость, когда она увидела меня плетущегося в школу в пять минут после звонка. И только словами беспокойства об оставшихся без присмотра учениках я смог пролезть сквозь стену её ругани и обещаний сильно наказать за проступок.
Первым уроком у меня был класс Насти.
Восьмиклассники были людьми особенными: им всем было мало дела до знаний, по крайней мере по моему предмету, но все они были живыми и оригинальными взрослыми людьми. Каждый имел какой-нибудь выявленный и развиваемый талант и вместе с этим прибамбах. С одним нельзя шутить, другой без выхода к доске ничего не сделает, третий будет запоминать только слова, связанные с играми и так далее. Всё это встречается и в других классах, но оба восьмых были ими заполнены под завязку.
– Хола! – крикнули при входе тройка мальчишек.
Остальные решили остаться менее оригинальными и для приветствий использовали русский и английский языки.
– Брысь, я здесь сижу! – толкнув одноклассника, плюхнулась за первую парту Настя.
Сегодня на ней длинная белая рубашка из какого-то плотного, считай грубого, материала, возможно льна, но я не мастер определять вид ткани на глазок. Рубаха спускалась практически до голых коленок, скорее всего на ней была мини-юбка.
– Александр Михайлович, нас ругают за опоздания, а учителя сами, – со счастливым выражением лица сказала она.
– Каюсь! Будильник не зазвонил, мама не разбудила, – подняв вверх руки, притворно заревел я. Кто-то в ответ засмеялся.
– Раз я отнял у вас драгоценное время получения знаний, начнём урок побыстрее! – открыв учебник на нужной странице и встав, объявил я.
– У-у-у! – загалдели две парты с ряда у стены.
Как и любой, наверное, школьный предмет, английский язык был цикличен. Каждый год одни и те же темы повторяются, только к ним прибавляются новые правила и расширения для старых. Но всё несчастье этой системы в том, что у большинства через полгода оказываются девственно чистые познания и каждый новый учебный год — это не усложнение имеющейся базы, а её восстановление.
– Примером ложных друзей переводчиков может являться вот хотя бы «no smoking» . Как переводиться эта фраза? – закончив короткий монолог, спросил я.
– Вход без смокингов, – со скучной улыбкой ответил Женя.
– Где про вход ты услышал?! Что-то вроде нету смокинга. Кто-то смокинг не носит просто, - оживился его сосед.
– Ложный друг, повторяю, это, когда слово похожее на знакомое переводиться по-другому. Эта фраза означала запрет на курение. Чаще всего это пишут на табличках в местах, где курение запрещено.
– Вам ещё учиться и учиться, – хлопнула по плечам ответивших неправильно, сидевшая за ними девчонка.
– То есть ты знала ответ? – спросил я.
– Естественно! – немного покраснев ответила она.
– А почему смокинг тогда так называется? – подняв руку спросила Настя, на удивление сегодня всё записывающая.
Я посмотрел на её лицо, оно сегодня было… аскетично в плане косметики. Сначала я вообще не увидел макияжа, но приглядевшись заметил прозрачную помаду на губах, похоже на гигиеническую.
– Ну, эта одежда в действительности была связана с курением. Изначально смокинги были накидками при курении, чтобы не испортить дорогой костюм, – ответил я, вдруг вспомнив вопрос, заданный себе во сне.
– А разве костюм и смокинг не одно и то же? – как прочитав мои мысли, спросила Настя.
– Смокинг — это торжественный вид костюма. Я сейчас вот явно не на празднике…
– А Ольга Олеговна говорила, что каждый день в школе — это праздник, – перебил меня Женя.
– Для вас может быть, но не для учителей! – усмехнувшись ответил я и продолжил рассказ. – У смокинга строгий набор элементов: галстук-бабочка, пиджак с сильным вырезом, пояс-кушак. Если вам последнее о чём-то говорит! А дежурный костюм — это просто пиджак и брюки с любыми дополнениями, какие вздумается хозяину.
– А я всегда думала, что на вас смокинг, – удручённо прокомментировала Настя.
За весь оставшийся урок она не проронила ни слова, но также тщательно записывала каждую информацию и новые слова в тетрадь. Что по отношению к нашей теме было не обязательно, не считая парочки примеров. Когда долгожданный звонок прозвенел, в классе остались сидеть только я и Настя.
– Вы сегодня странный какой-то, – тихо проговорила ученица.
– Правда? – безэмоционально ответил я. В моей голове вновь стали копошиться мысли, связанные с Лией. Их перестали заглушать воспоминания о змеях обвивших бедную девочку.
– Это как-то связано с Софией Имуевной, учителем истории? – вдруг спросила Настя.
Она смотрела мне прямо в глаза. Какие мысли скрывались за ними?
– Почему ты её вспомнила?
– Юлите, – ехидно улыбнулась она. Стала похожа на кошку.
– Какая ты радостная, вот бы так на уроке!
– Я видела, как вы вместе в школу полчаса шли. Она, к слову, вошла со звонком. А вы опоздали минут на пять-десять. Пытались притвориться что не вместе? – сев на парту и положив ногу на ногу, сказала школьница.
– Я об этом даже не подумал! – искренне засмеялся я, но по лицу Насти можно было точно сказать, что она не поверила.
– Она моя одноклассница просто, – успокоившись добавил я.
– Не хотите признаваться не надо. Вы мне, кстати, снова снились. Только в этот раз вы не убегали. – сказала она это явно многозначительно. Она спрыгнула с парты в мою сторону, оголив на мгновение бёдра, и встала меньше чем в полуметре от меня. – Ещё раз спасибо!
После представлений с листьями, мне кажется возможным, что вчера мы были в одном сне. Её слова этому не противоречили.
– Насть, ты скоро? – вернулся в класс Женя.
– Иди вперёд, мне ещё в другой кабинет забежать надо! – ворчливо кинула она ему в ответ. Как мне было известно, они были парочкой.
Как только парень исчез в дверном проёме, Настя продемонстрировала свои записи в тетради и, получив от меня красную отметку, засобиралась. Среди полудюжины тетрадок, двух учебников я увидел неаккуратно сложенные комом синие джинсы.
– Насть! – окликнул я её у выхода. – Мне кажется кроме смокинга, ты ещё путаешь зайца с кроликом.
– Заяц — это патриотично же! А с точки зрения практики он не отличается от собрата, пусть тот и известней. Если я правильно поняла, то мы ещё увидимся вне школы, так? – на последних словах её верхние веки немного опустились, а после лицо стало изображать эмоцию, что описать словами я не способен. Мы явно встречались этой ночью.