Щука в чужом саду

Саня Аксёнов
(Из цикла рассказов "Латгальские мальцы")


*

 

День не заладился с самого утра. Недаром старшие говорят: «Понедельник – день тяжёлый»…
Хотя нет, утром всё было классно. Ярко светило солнце, птички щебетали. Бабуленька меня накормила и выпустила на улицу. Просто во дворе делать было нечего, а на улице – жизнь. Вон тётя Фрося на коромысле воду домой тащит, красиво так несёт, ни капельки не пролила.

Бабуленька  открыла  окошко:
– Сашенька, ты только далеко от дома не ходи. Мамка придёт с работы, и если тебя не будет рядышком, дрына задаст и тебе, и мне. Ты уж не подводи меня.
– Бабуленька, ну я же рядышком. Два шага туда, два шага сюда, и всё. А потом к Кольке зайду. У него мамка тоже строгая, чуть что, так сразу полотенцем по заднице. Будем вдвоём гулять, а то одному рядышком скучно. Вдвоём можно и дело какое-нибудь придумать. Не сидеть же под окном весь день.

У Шурки, видно, тоже день не задался – музыки не слышно. Другой раз выйдешь из дома, и сразу аккордеон в уши лезет. Наяривает пацан, старается. Папка у него больно строгий. Нет, он не лупит, но иногда как посмотрит на тебя – и всё. Все дельные мысли из головы вон. Обидно просто. Копишь их, копишь, собираешь до кучи, а тут глаза. Зырк! – и ни одной мысли. Во как!
А у Кольки тётя Поля добрая, она просто вид сердитый делает, если он что-то нахулиганит. Воспитывать же надо детей. Бывало, придёшь в гости:
– Здравствуйте, тётя Поля, как ваше здоровье?»…
– Ну что, латышок, опять вчера на Замке дрались? Ишь, какой синяк под глазом. Получил от папки?
– Тётя Поля, миленькая, так получил, так получил! Знаете, ещё на завтра останется.
– А я, таки, на будущее не загадываю. Я твоему дружку вчера за вчера выдала. Правильно я говорю?
Колька, нахохленный как петушок, отбрыкивается:
– Мамка, ну чего ты? Прямо не знаю, как маленькая. Сказал же: больше не буду!
– Ладно-ладно, хулиганы, смотрите мне… (берёт кусок сахара из тайника, ножом отколупывает два маленьких кусочка и протягивает нам с Колькой на своей большой и доброй ладони).
– Тётя Поля, спасибо вам.
– Чего уж там, ешьте на здоровье, только не хулиганьте. А то, смотрите, у меня не забалуешь!

Ну и кто сказал, что она злая? Она добрая, вид только делает, что злая. Но это больше для порядка, чтобы мы знали своё место. Она мне даже рану на лбу заделала.
Кровь лилась, как вода из рукомойника. Это мы с Колькой в войну играли. Гранат набрали полные карманы. Улица была разрыта – глубокая такая траншея и длинная. А гранаты – просто камешки из песка насобирали, и в карманы. Дальше стали спорить: кто за Гитлера, а кто за Сталина. Колька нажимал на моё плохое понимание русского языка:
– Ты же по-русски ни бельмеса! Значит, ты за Гитлера!
Мне эта мысль очень не понравилась. Ну как я мог воевать за того, кто войну проиграл! Хитрый, зараза, вон, сколько гранат себе напихал, даже за пазухой. Ну, ничего себе, Сталин – паразит такой! Ладно, сейчас повоюем.
И началась война.
Я без предупреждения нанёс оплеуху своему противнику. Тот, не удержав равновесия, рухнул в траншею. Быстро опомнившись, Колька стал забрасывать меня гранатами. Я же, спрятавшись за кучей песка, отвечал ему тем же. Иногда наши точечные удары сопровождались возгласами:
– Сдохни, фашист!
– Сам такой! Немец!
– Я первый сказал «фашист»!
– Хулигана банда!
– Сам ты банда! Получи и сдохни!
Видимо, в свой посыл Колька вложил всю боль наших отцов и семей, переживших эту злосчастную войну – и граната попала в цель. С моего лба потекла кровь. Защитник Сталина, увидев поверженного врага, съёжился от страха перед грядущими разборками. Моё лицо было залито, в ушах звенело. Из глаз высыпались последние искры, тут же затушенные горькими слезами. Обидно так по-глупому проиграть! Вот наверно и Гитлер ревел, когда продул. Ну, ему поделом, а я-то тут при чём?
Вовремя вышла тётя Поля. Сначала она побледнела, а потом опомнилась. Схватила меня как полено в охапку и быстро внесла в дом. Отмыла лицо, обработала рану и заставила лечь. Потом опять что-то поделала и угостила кусочком сахара. А Кольке она ничего не дала, во-от! За Сталина, за Сталина… – а фигушки вам! Врага всегда жалко, особенно когда ему по голове настучат. И кто сказал, что тётя Поля злая? Добрая она. А Кольке надаёт полотенцем по заднице. И поделом!

Незаметно я оказался у Колькиного дома. Он же совсем рядышком, и окно второго этажа смотрит на нашу улицу. Свистнул – и тут же высунулась взлохмаченная голова другана:
– А, это ты…
– А будто не видишь. Я, конечно.
– Ну, и что будем делать… или не делать в этот раз?
– Ты знаешь, мне наложили запрет: дальше ста метров от дома не гулять.
– Это что, за штурм Берлина?
– Ага, опять Замок, будь он неладен.
– Ладно, стой. Сейчас выйду. У меня тоже всё болит. Мамка так отчихвостила. Хорошо, батя заступился, а то убила бы нафиг.
– Скажи тёте Поле, что рядышком будем. Далеко не пойдём.
– Вчера тоже далеко не ходили, а вона как получилось. Воевать пришлось. Хорошо, что «горьковские» «суворовским» наваляли, а то бы нам ни за что ни про что досталось. Но за правое дело не так обидно.
– И то верно. Дух укрепили – и наказание легче переносится.

Через минуту мы уже вдвоём стояли у дома и размышляли на тему разгрома неприятеля на Замковой горе. Наши старшие собратья вызывали у нас восторг и уважение:
– Вовка Наглис молодец – пятерых одной левой! Видел, как он приёмами владеет?
– Ага, здорово! Мне ещё братья Жизневские понравились. Они сзади с дубинами навалились – раз, раз, и чисто! Замок опять наш, знай «горьковских»! 
– А мы тоже помогли. Отвлекающая группа для стратегии – это самое важное. Главное, как говорит Славка, план разработать.
– Ага, только-только зажил прошлый синяк, а теперь вот он, новый.
– Да ладно, синяк украшает пацана.
– Очень украшает. Домой приходишь – сразу видно, где был и с кем и тут же получаешь «награду»!.. Ну что, может рядышком до Славки? Узнаем, что у него новенького?
– А сколько метров до его дома?
– На глазок метров шестьдесят, не больше. Так: от твоего дома до меня двадцать метров, плюс Славкиных шестьдесят – вместе восемьдесят. У тебя ещё двадцать метров.
– Здорово! Мне папка так и сказал: радиус до ста метров.

Довольные своим законопослушанием, мы прогулочным шагом двинулись к цели. Но дойти не успели –  Славка опередил. Нет, мы его не видели, зато услышали грохот и скрежет. Это он гнал в нашу сторону обод от велосипедного колеса. Фирменным «рулём» служила короткая отполированная палочка, которая элегантно скользила по пазу, и можно было поворачивать налево или направо.

…Шедевр пацанской выдумки производил на окружающих неизгладимое впечатление. Взрослым дядькам шумовая атака агрегата действовала на нервы, и мы не раз слышали от них о причиндалах кота, которые мы, якобы, отрываем. Что мы, изверги какие? И какая связь между котом и нашим «вечным двигателем»? Мы даже забеги делали. Правда, не у всех были колёса от великов. Ну и что? Мы научились снимать обручи с деревянных бочек. Это было великое изобретение латгальских пацанов! Правда, технические недоработки мешали занимать призовые места, потому что обруч от бочки по сравнению с ободом от велика всё равно, что танк против самолёта. Поэтому мы периодически устраивали комплексную демонстрацию сил наших войск. Танки ползли, самолёты летели, а звуковая волна начисто нейтрализовывала противника. При этом тётки визжали, а мужики матюгались и вспоминали кота…

– Ну что, пацаны, потарахтим на нервах? – спросил сияющий Славка.
– Ты чего? Сегодня же понедельник. Мне папка сказал, что это самый плохой день, и проводить его надо или дома, или рядышком с домом.

Мои доводы подействовали на нашего пилота отрезвляюще.

– А я, дурак, не мог въехать: за что мне баба Фрося мокрой тряпкой по шеям надавала? Теперь понятно. Не наш день.
– А по мне, так у нас каждый день не наш, – вмешался Колька, – вчера, вон, спокойно гуляли. Гуляли-гуляли, и что получилось? Берлин пошли брать на свою голову! Сашка по заднице получил, а меня мамка метелила.
– Пацаны, нас ведь старшие попросили врага отвлечь. Гениальный план! Если бы не мы, ни хрена бы не вышло. А так – Замок опять наш! В следующий раз ещё что-нибудь придумаем.
– Эх, до следующего раза ещё дожить надо! – встрял Колька. – А сегодня что нам делать? Жить как-то скучно стало.
Славка перехватил инициативу:
– Давай на базар рванём, там такая морковка вкусная! Вы отвлекаете, а я буду тырить.
– Не, ты чего? Папка же сказал: сто метров, и ни шагу больше!
– Так, и что теперь делать? – засуетился Славка. – Может, до Шурки дойдём, а там и думать будем?
– До Шурки, так до Шурки. Пошли... – согласился Колян и закинул «двигатель» через забор в Славкин огород. 

Чтобы не вызвать у соседей лишних подозрений, мы прогулочным шагом, не спеша, двинулись в сторону моего дома, поскольку Шурик жил через дорогу от меня. Шурка точно был дома – его выдавал звук аккордеона. Колька с сочувствием вслушивался в игру другана:
– Вот бедолага! Как его мучают! Каждый день играет, играет – никакого продыха. Это же ненормально для пацана. А пошалить или просто погулять? Вон погода как разошлась – и солнышко тебе, и тепло. Благодать сплошная. Знай, придумывай, чем заняться. Придумал – и вперёд! И почему взрослые так ненавидят своих детей? Может, война на них повлияла?
– Точно, война, – поддакнул Славка, – наши батьки пережили то, что нам и не снилось. И поэтому нервы у них ни к чёрту.
– А наши нервы? – поинтересовался Санёк.
– Ну, ты и сравнил, – съязвил друган, – у нас нервов ещё нету, сплошные капризы.

Оторвавшись от нравоучений, Славка издал свой соловьиный свист, который в момент перекрыл музыку. В окно тут же высунулась голова очкарика:
– Ну, чего, опять дурью маетесь?
– Привет, Манделеев! Музыку сочиняешь?
– Не Манделеев, а Менделеев, и он не композитор, а химик. Он изобрёл периодическую систему химических элементов.
– Может, Жуков? – попытался исправить ошибку Колька.
– А Жуков – это маршал Советского Союза, он выиграл войну.
– Тогда Ульманис! – решил внести свою лепту Сашка.
– Не, пацаны, не угадали. Ульманис был президентом Латвии.
– Да ладно, Бетховен, чо я музыки не знаю, – обиделся Славка. – Ты лучше скажи, чем заниматься будем?
– Чем будете заниматься вы, не знаю, а у меня музыка. Пока не выучу, никуда не выпустят. Вот вам яблоко, и не мешайте мне работать.

Окно захлопнулось так же внезапно, как и открылось. Образовавшуюся тишину опять заполнили мелодические секвенции аккордеона. Славка крутил в руках спелое, сочное и, наверное, очень вкусное яблоко.
– Ну что, мальцы, на троих по-братски? – спросил он.
– Как всегда, – поддержал его Колька. – Жалко пацана!
– Кого это? – спросил Сашок.
– Да Шурку. Видишь, какой он умный. Всё знает, наукой занимается. Поэтому и тощий, как глиста.
– Да ладно, наукой! – съязвил Славка. – У него энциклопедия под головой вместо подушки.
– А тебе кто мешает подушку заменить?
– А я, Колян, на жёстком спать не люблю.
– Ну и нечего тогда языком молоть! Ты не любишь, а он любит.
– А я чо, имею что-нибудь против? Пусть спит. Нам на компанию одного умника за глаза хватит!
– Вот это яблоко! – не удержался Сашка. – Вкуснотища, аж жуть!
– Конечно, жуть. Попробовать только – и всё. А до желудка даже и не дошло, – возмутился Славка. – А что делать, мы так и не решили. Зря только шли.

Из соседнего с Шуркой дома выкатилась инвалидная коляска, в которой восседал Манька. Нет, не женщина. Это мы так Манькова прозвали. Из-за фамилии. Я точно знал, что он дядька заслуженный. Инвалид войны. На нём всегда был слегка потрёпанный пиджак с какими-то медалями и орденом Боевого Красного Знамени. Манька прошёл всю войну и вернулся домой одноногим инвалидом. Мы его почему-то шугались. Когда он вставал с коляски на костыли, то казался нам очень большим и сердитым. А может потому, что мы его доставали? Кому будет приятно, когда пацаны тебя дразнят? Я бы точно кого-нибудь костылём – и по горбу, чтобы знали, как надо с таким мировым дядькой общаться!
Потом мы подружимся, и даже будем ему помогать с доставкой на дом керосина, продуктов и всякой нужной мелочи. Но в тот момент нас больше всего интересовал его сад.

– Эврика! – заорал Славка и швырнул огрызок в сторону Сашкиного дома. – Я знаю, что нам делать! Главное, разработать стратегию. Маньки не будет дома примерно час, так? Да или нет?
– Ну, допустим, да. Ну и чего? – не понял Колька.
– Чего, чего! Идём задами к его огороду, ты будешь на шухере стоять, а мы с Сашком через забор. По-быстрому насобираем яблок – и назад. Каково? По-моему, план, что надо. Гениальный. Тыловая тактика, Жуков бы одобрил.
– А родители? – забеспокоился Сашка.
– А родители ничего не узнают. Яблоки съедим – и никаких улик. Просто гуляли рядышком, и всё.
– Да? А как же сто метров?
Колька, загоревшись идеей, погрузился в арифметику:
– Знаешь, Санёк, сейчас мы завернём за угол – до подвала метров пятьдесят. Потом мимо бабы Фроси, через её огород и к забору – это ещё тридцать. Через забор – и до яблони с белым наливом примерно десять. Итого – девяносто. Получается, что в остатке целых десять метров, и мы укладываемся в норматив. Во как!
– Ну, если укладываемся, пошли, – обречённо согласился Сашка.
Славка стал уговаривать траурную рожу Санька:
– Да не кисни ты, всё будет в ажуре. Главное, соблюдать план конспирации. Если что, идём в штаб: никакой паники, у нас учения по гражданской обороне. Всё делаем спокойно.

Свершилось! Наконец-то пацаны придумали себе дело. Колька за забором стоял на атасе, а Славка с Сашкой окучивали яблоню. Яблок в тот год действительно было очень много. Аппетитные, они лежали на земле, и как будто ждали, что их подберут. Но Сашке понравилось яблоко на дереве. Это было очень большое старое дерево, многие ветки были обломаны и торчали в разные стороны, как рога у коровы. Зато по ним легко взобраться.
– Ну, всё! – подытожил промысел Славка. – Слезай, а то Колька там заждался. Всех яблок не соберёшь, давай за мной!
Но, не тут-то было! Славка уже перемахнул через забор, а Сашкина нога второпях промазала мимо ветки и зацепилась своей короткой штаниной за сук. Все яблоки, пригретые под майкой, рухнули на землю.
– Ну, ты чего, заснул, что ли?
– Нет, не заснул…, кажись, штанами зацепился.
Глянув в дырку в заборе, Славка вынужден был признать этот прискорбный факт:
– Да, Санёк, теперь вижу – висишь. Сейчас выручу, подожди.

Он уже вскарабкался обратно на забор, но тут раздался скрип калитки – Манька вернулся домой! Славку сдуло, будто ветром, а Сашка в густой листве замаскировался под созревший плод. Слава Богу, хозяин ничего не заметил. Мальцы по очереди изучали моё положение через дырку в заборе и держали шёпотом совет.
У Кольки вдруг прорезались способности к ясновидению:
– Всё, влипли. Теперь батька ему точно задницу оторвёт. Это конец… вот и не верь после этого приметам!
– Стоп, без паники! Пока Манька в доме, будем спасать, – взял командование на себя Славка, – надо придумать, как его снять. Думай, Коля, думай!
– А может, его кирпичом сбить?
– Ты мозгами думай! Каким кирпичом? Мы ж его пришибём.
– Ну да, кирпич – это тебе не подушка…
– Ещё раз – стоп! Идея. Глянь в дырку: видишь?
– Вижу: висит.
– А как висит? За что зацепился?
– Да штанами повис, вон задница торчит. Ну и что?
– Как что? Надо удочкой его подцепить и приподнять – вот штаны и освободятся. Понял? Ну, как идея?
– Класс! А где удочку брать?
– Колян, ну что ты тормозишь? У тебя же батя рыбак.
– Точно. В сарае у него несколько удочек с разными крючками.
– Вот и бери с самым большим – на щуку. Здесь делов-то тьфу, на полминуты. Бегом за удочкой!

Колька убежал, а Славка стал готовить Сашку к операции по спасению:
– Санёк, щас он удочку принесёт, и, как только я дам команду, задницу расслабишь, и мы тебя отцепим. Главное, молчи, а то Манька выскочит, и будет хенде хох. Понял?
– Да понял я, понял. 

У Шурки видимо открыли окно,  и мелодия аккордеона стала всё настойчивее вторгаться в чужое пространство. Что же он такое играет?.. «Kur tu teci, kur tu teci, gailiti mans...» Ну, ни фига себе, «петушок»! Лихо пацан наяривает. Издевается, что ли?

– Ну, ты живой там?
– Да живой ещё… живой.
За забором стала происходить какая-то возня. Колька принёс удочку. Славка опять стал командовать:
– Размотай леску и держи, чтобы не зацепилась. Я встану на колени и буду смотреть в дырку, а ты давай забирайся мне на спину и забрасывай удочку. Освободи леску, я должен видеть крючок! Давай, давай, к его заднице подводи. К заду, говорю, подводи! А ты к ушам направляешь. Ещё ближе, ещё… стоп! А теперь представь, что это щука, и ты её подсекаешь. Представил?
– Да давно уже представил.
– Хорошо. Приготовились… Сашка, расслабь задницу. Готов?
– Вроде бы да.
– Хорошо! На счёт «три» ты, Колька, подсекай, а ты, Санёк, расслабляй. Поехали: раз, два, три! Хоп!

Славкин «Хоп!» растворился в моём «Ой!» – крючок таки нашёл свою "щуку".
– Кажись, клюнула… тащить?..
Задница горела огнём. Славка, видя оттопыренную штанину, дал команду Кольке подтягивать удочку до упора.
– У, зараза, большая попалась. Как бы леску не оборвала…
– Тащи, философ!
Такого насилия за свою короткую жизнь Сашкина попа ещё не встречала. Боль пронзила до мозгов, и из нутра раздался непотребный вопль:
– У-у-у-о-о-о-а-а-а-а!!!
– Ты чего? – опешил мой спаситель.
– Вы мне крючок в задницу загнали!!!

А Шурка, паразит такой, всё наяривает: «kur tu teci, kur tu teci, gailiti mans?...». Точно, издевается пацан!

Из дома на костылях выскочил Манька.
– Кто здесь?! Ну-ка, отвечай!
– Это я…
– Кто ты? И где прячешься?

Мальцы притихли.

– На дереве я…, а зовут Сашкой.
– Ну так слезай! Или костылём тебя достать?
– Не могу слезть, я штанами зацепился, а в заднице крючок.
– Крючок? А как он туда попал?
– Меня мальцы спасали, хотели, как щуку, подсечь, чтобы штанцы приподнять. Не получилось.
Из-за забора появилась голова Кольки:
– Дяденька, ты только крючок с леской не оборви, иначе батя меня убьёт. Он мне не разрешает удочки без спроса брать. Ладно?

Фронтовик как пушинку снял Сашку с яблони, и стал внимательно разглядывать последствия «рыбалки».
– Стой, я сейчас йод принесу, и мы всё сделаем. Представь, что ты на войне, и тебе будут делать операцию в полевых условиях.
Через пять минут всё было кончено. Крючок вытащен – главное, штаны не порвались – а задница обработана йодом. И ещё: Кольке сохранили удочку!

Мы объяснили нашему спасителю, что просто  захотелось яблочек. Много не взяли, только чтобы перекусить, потому что вчера брали Берлин на Замковой горе, и было не до яблок. «Первым делом, первым делом самолёты!», ну а яблоки, а яблоки… 
А потом мы стали «тимуровцами»: чем могли, помогали своему новому другу, а он угощал нас вкусненьким, и иногда со смехом вспоминал нашу «рыбалку».