Пригласил меня Степан на хариуса. Увлекательная это рыбалка! Если ты имеешь хорошую реакцию – будешь с уловом, нет – раздосадованный уйдешь с реки с двумя-тремя хариусами.
Мы сели в моторную лодку, Степан запустил «Вихрь», и берега Енисея поплыли нам навстречу. Лодка у Степана самоделка, длинная, узкая. Сделана из плах осины, самого легкого дерева. Он на ней проходит любые шиверы и пороги, не боясь зацепить подводные валуны. Через полчаса ходу вверх по Енисею мы причалили к берегу, усыпанному крупным галечником и довольно солидными валунами. То там, то здесь из воды высовывались макушки огромных каменных глыб. Их тут называют шипунами. Вода вокруг них бурлит, беснуется, взбивает пену. Разлегся здесь, дескать, на дороге. Пена хлопьями плавает, лопается, шипит. В таких местах хариуса много. Он хорошо берёт мошку. Она сделана из крючка, искусно обвязанного медвежьей шерстью и цветными шелковыми нитками, напоминает крылатое насекомое. Мошку на леске бросают на воду и ведут, не торопясь, против течения. Мошка бежит вверх, делает крылышками широкие разводы. Какой хариус не соблазнится!? Рыба эта, что твоя молния, метнётся из-под валуна к мошке, хвать, но, почувствовав обман, сразу же выплевывает. Вот тут-то реакция и нужна. Успеешь подсечь – твоя рыба, не успеешь – уйдёт восвояси.
Иной хариус, прежде чем схватить мошку, сбивает её хвостом, утопить старается, а потом берет.
Но не всегда удаётся выманить хариуса из-под валуна. Сытый стоит, не хочет лишний раз силу расходовать, ведь вода в реке бежит стремительно. Вот и приходится рыбаку подбирать мошки по цвету: рыжую, красную, желтую, черную.
Степан не торопится. Он ждёт вечера, и когда прохлада с гор спускается к реке, а солнце вот-вот спрячется за вершины гор, над Енисеем, откуда ни возьмись, повисает подёнка, насекомое. Её много, она кружит над водой, опускается к самым струям, снова взмывает на своих прозрачных крылышках, висит неподвижно в воздухе, затем парашютирует на воду и плывет, отдаваясь легкой волне. Тут хариус покидает свои валуны-укрытия и выходит на охоту.
Вот к такому времени и подгадали мы…
То там, то здесь подёнка, цвета осенней листвы, снималась с прибрежной травы и парашютиками повисала над рекой. С каждой минутой её становилось больше и больше. Она чертила в воздухе замысловатые петли, распустив трепетные крылышки, усики и длинные хвостики, качалась на невидимых качелях, то, падая, то, взмывая, то, повисая над лавиной Енисея, словно давала премьеру волшебного балета. Я замер от удивления и восхищения. А подёнка прибывала и прибывала, будто кто-то её вытряхивал из мешков, как муку, и она желтовато-белесым облаком застилала всё пространство. На воде чаще стали раздаваться всплески, один тяжелее другого.
–Ну вот, самый раз мошковать, сказал Степан,– подвязал желтую, как капля янтаря, мошку к леске и пошел к соседнему шипуну.– Торопись, паря, пока подёнка танцует.
Он бросил на воду мошку, повел её против течения, раздался всплеск, Степан в тот же миг подсек крупного хариуса и выбросил на берег.
Я последовал его примеру, возбуждаясь от беспрерывного хлюпанья на воде, кормящимся хариусом.