134 Продолжение ч. 2. Дочка влюблена

Дава Аутрайт
Я уже писала, что мы с дочкой отложили разговор на тему "тянет к нему" (см. 132).
Я очень сосредоточенно готовилась к этому разговору - даже маленький конспектик для себя написала, а она всё не затевала этого разговора. А через пару дней я поняла, что она уже "разобралась" сама, что это такое. К сожалению, совсем не так, как я хотела преподнести ей своё понимание. 

Задолго до приезда мужа домой с работы она заговорщически потащила меня в её комнату и развернула длинный рулон ватмана. Сердце у меня захолонуло, так ударила по мозгам картина - окружённые лёгкими прозрачными облаками две прекрасные обнажённые античные фигуры в позах, не вызывающих сомнения, что сейчас начнётся секс. Мы выглядим явно моложе своего возраста, он - на спине чуть повёрнут ко мне - сложён красивее Аполлона, с полуприкрытыми глазами, а я - вообще воздушная фея - прижалась к нему сбоку.  В левой руке он держит копну моих волос, оттягивая голову так, что открывается всё лицо, а правая - прикрывает бикини- область. Красок почти нет, только я почему-то слегка кремовая, а он – загорелый.

Что-то в его лице меня покоробило некоторой непохожестью - она ведь прекрасная портретистка. И вдруг я поняла - сквозь черты моего М я разглядела черты лица Алика! Это позволило мне начать:
- Хоть бы не смешивала лица папы и Алика, потому что это смешение - ужасно.
Она просто взвилась, даже закричала:
- Где ты увидела лицо Алика? Ну почему ты издеваешься надо мной? Я этой картиной еле избавилась от наваждения после того увиденного вашего секса, именно это я хотела донести до тебя, а ты ...
Она бросилась на кровать, зарылась лицом в подушку и обиженно замолкла. Я уже более внимательно пригляделась к лицу, и ещё более чётко распознала черты лица Алика. Теперь мне уже было легко продолжить:
- Скажи, ты можешь мне не верить?
Больше я не произнесла ничего. Несколько минут обоюдного молчания прервались, как я и ожидала. Она повернулась ко мне, нахмуренная, и сказала:
- А ну пошли смотреть вместе.
Ещё столько же времени она разглядывала лицо и повернулась ко мне, совершенно растерянная. 
- Как же так? У меня же не было ни малейшего намерения на это!
Я решила заканчивать эту "историю" и заключила:
- Ну, что ж, считай, что ты донесла до меня и это и ещё многое другое, что я только заподозрила из наших последних бесед. Не удивляйся, что здесь неожиданно для тебя самой  проявились твои мечты соединения с ним. Никак иначе я не могу расценить это, даже если ты сейчас начнёшь клясться и божиться в обратном. 

Она повернулась ко мне, взяла мои руки в свои и произнесла, как мне показалось, со страданием:
- О, мамочка, ну что делать? Я уже не могу спокойно ни о чём другом думать. Я уже не говорю, как тяжело засыпать. Меня лихорадит задолго до каждой нашей встречи. Я боюсь встречаться с ним, я боюсь его, я боюсь себя - чтобы не сделать какую-нибудь глупость, что-то, что может его огорчить, чем-то его расстроить обо мне. Недавно произошла ужасная вещь. Он мне сделал неприятный выговор за то, что я одела то изумительное платье Мэри, когда мы все пошли на симфонический концерт. Он отчитал меня именно тогда, когда я хотела красиво выглядеть рядом с ним. Вы все были красиво одеты, а я не знала, что он собирается идти скромно одетым. Но не могла же я переодеться у них в доме, куда мы заехали за ними. Он мне сказал, что не в моём возрасте можно так вызывающе одеваться. И очень был недоволен всё время. Даже почти не разговаривал, а на следующие выходные не приехал домой. Я даже побоялась в его следующий приезд спросить, не случилось ли что-то. А он ничего сам не сказал. За вторую неделю я чуть  не сошла с ума. И стало ещё тяжелее - мне кажется, что он стал как-то суше. 

Ох, как у меня всё внутри заболело! Я легко уговорила её уничтожить эту картину, а потом предложила прогуляться над океаном. Мы подъехали к океану прямо к закату. Он подействовал на неё успокаивающе - больше она не дрожала в моих объятиях. Я спросила её:
- Ты как-нибудь давала ему понять, что дорожишь им?
Она в ужасе отшатнулась:
- Да ты что, он бы изничтожил меня. Однажды в горах, куда я таскала его кататься на лыжах, он потерял рукавицу, рука даже чуть посинела, а он не хотел признаться, что ему больно. Я взяла его руку и положила под свой свитер подмышку. Он выдернул руку с такой злостью, что я обомлела, отвернулся, долго молчал, а потом сказал только "Ты не должна так делать". А в другой раз, когда уже я дрожала от холода, он снял куртку и надел на меня, а я неожиданно для самой себя попросила обнять меня, так он сказал ещё грубее - "пошли в тепло". Больше никогда я не решалась приблизиться к нему.

Мы обе долго молча глядели на закат. Я раздумывала, что посоветовать ей. Мне казалось, что именно сейчас, когда у меня нет ни  малейшего сомнения, что они гораздо больше продвинуты к близости, чем мы были в аналогичной ситуации, надо бы помочь им. Но что будет правильной помощью? Рассказать, как я первая начала объяснение в любви к её папе? Т.е. практически сказать «не можешь терпеть - признавайся в этом»? Дать ей понять, что он влюблён в неё не меньше, чем она в него, и что они «слепы» именно потому, что влюблены?  Ни одного «нейтрального» совета в голову не приходило. Всё, что в голову приходило, так или иначе подталкивало бы её к нему. И хотя именно это мне хотелось сделать, но именно  этого я почему-то боялась больше всего. Самым простым мне показалось посоветовать ей:
- В следующий раз, когда будете прощаться, прямо скажи ему, что была очень огорчена тем, что он не приехал.

Перед сном я сразу же поделилась этой новостью с мужем.
Его явно выраженный испуг меня поразил. А то, что он не выразил своего мнения, меня вообще вышибло из равновесия. Он просто молчал, и это мне очень не нравилось. Пришлось подтолкнуть его:
- Почему ты молчишь?
Очень неохотно он пробурчал:
- Так ты же ничего не спрашиваешь.
Такое явное нежелание разговаривать меня возмутило:
- Ты что, не хочешь со мной разговаривать, или тебе нечего сказать? 
Ответ последовал совершенно неожиданный:
- Ни то, ни другое. Чёрт знает что закрутилось в голове. Очень нужно как-то её успокоить. Но, оказывается, не просто начать. Ведь то, с чего я начну, станет предметом немедленного обсуждения, а в этой головной сумятице я не могу быстро выделить, с чего начать.
Мне его ответ очень понравился, я сразу успокоилась и заняла свою привычную удобную позу для долгого разговора. Но вместо того, чтобы начать самому, он задал вопрос мне:
- А, может быть, ты хочешь с чего-то начать? 
Но мне так всё было понятно в этой истории, что я ничего придумать не могла, как только спросить:
- Как по-твоему, я правильно ей посоветовала?
Он опять задумался. Только я собралась его снова подтолкнуть, как он медленно-медленно начал:
- Мне кажется, что это - скрытое подстрекательство. Не приглашение ли это к ответному выражению его отношения к ней?
Меня пробрала дрожь от понимания его правоты и того, что можно ждать в ответ. Это ей он казался сухим и замкнутым, а я то понимала, что повторяется моя история с желанием "сделать для себя мужчину из телёнка" (см. 21). Но я то в свои 18 лет просто с ума сходила от настоящей страсти, которую могла успокоить только моя "победа", т.е. секс, что, собственно, и случилось очень скоро. Но её 15 лет - это не тогдашние мои 18! Но, с другой стороны - такая выдающаяся девичья красота, которая сама по себе - всесильное подстрекательство, не то что у меня тогда! Так что я замерла в ожидании его продолжения. Теперь я уже спокойнее переносила перерывы в изложении его мыслей.
- Что-то мне кажется, что это ещё не настоящая любовь, а «игра гормонов». Возможно, что эта игра и настоящая любовь очень близки, если не по проявлению, то по времени. Её поведение и состояние должны быть более понятны тебе, чем мне, а вот с мальчиковыми закидонами мы с тобой уже познакомились на примере нашего сына - Лена, Люся, Мэри - одинаково могли его «пленить», не сделай первые две разные непоправимые ошибки. То, что это удалось Мэри, может быть, тоже - случайность?
Лена первой была определённо его "неукротимым желанием". Помнишь, как нам никак не удавалось отвлечь его от неё? У меня были с ним долгие разговоры, в которые мы не посвящали тебя. Она уже при первых их поцелуях, объятиях и ласках возжелала секса ещё до каких-либо разговоров о любви, что его оттолкнуло, а потом она оскорбила его чувства, назвав тебя "уводчицей", и это развело их. ( Я "увела" его от её мамы, и через 4 года мы поженились) . 
Потом - Люся и ссора с ней. Не забудь, что если бы жребий, который бросили Люся и Димочка -  кому идти покупать презервативы (см. 83) - выпал бы не Диме, а Люсе, то вся  наша жизнь повернулась бы совсем иначе. Ты ведь знаешь, что их ссора произошла потому, что он отказался от секса, на чём она настаивала, а он убежал после того "эксперимента" с презервативами. А последняя окончательная ссора произошла потому, что он не был готов серьёзно воспринять её неожиданное признание в любви (см. 77).
Потом - совершенно экзальтированная Мэри, их сказочные встречи в Питере и Америке, провокационный вопрос Мэри "ты не боишься, что мы потеряем разум?" (см. 89) с намёком на секс, его наивность и поэтому храбрый ответ "нет", ночь с нею в лодке, а ведь ему было столько же, сколько Алику сейчас. 
И только то, что тогда Мэри была на 4 года старше, чем Танечка сейчас, делает эту нашу проблему для меня не совсем однозначной. Так что давай-ка начни ты - что может чувствовать такая Джульетта, у которой впервые взбесились гормоны, а рядом вполне подходящий объект для этого.
Ух, как мне не понравилось такое его окончание! Я со злости так резко дёрнула его, что сама испугалась, а он рассмеялся и продолжил:
- Я вижу - ты очень рассердилась. А скажи пожалуйста, как по-твоему, не гормоны ли были виноваты в том, что тебя "как всякую подружку, влекла к себе мужская стать"? И что, как не игрой гормонов было желание "любовь отдать"?  (Это - цитаты из 6-ой строфы в нашей поэмке "Былое" (см 35). Это, слава Богу, не произошло до встречи со мной - по причинам, которые ты там же объяснила. А если бы ни одной из причин в каком-то случае не оказалось и ты как-то уже "вкусила" бы, как ты думаешь - вспыхнула бы так неожиданно твоя любовь ко мне, или просто гормоны бы успокоились, и ты бы не потеряла сознания от моего первого к тебе прикосновения (см. 15), я бы не испугался до смерти, видя, как ты погружаешься в обморок, глаза у тебя закатываются и голова безжизненно валится в сторону. А когда ты пришла в себя от того, что я брызгал воду тебе на лицо, страх сменился бесконечной радостью, которую ты закрепила тем, что, не до конца придя в себя, неожиданно поцеловала мою руку. Не было бы и моего спонтанного ответного поцелуя твоих рук и всего того, что произошло сразу же потом, да и той твоей трагедии (см. 24) через несколько дней, ставшей прологом нашего счастья, тоже, наверное, не было бы. А ты иногда потом, засыпая рядом со мной, вспоминала бы как-то свой первый секс-опыт? Так не неудовлетворённые ли гормоны стали залогом моего счастья? Как видишь, у меня нет никаких причин для отрицательных эмоций по отношению к женским гормонам, чтоб они у тебя всегда были здоровы.
Эта тирада меня скорее озадачила. а не успокоила, и я начала лихорадочно думать, какую отповедь ему дать. Вот только теперь я поняла, что это такое - сумятица в голове, теперь уже в моей.
Как лихорадочно я не думала, а он меня опередил:
- Родная моя, почему ты так отрицательно относишься к тому, что я сказал о гормонах? Не потому ли, что я хочу попытаться упростить проблему? Как по-твоему, что было бы для нас большей проблемой - настоящая любовь, может быть, безответная, или обычная подростковая проблема раннего полового созревания у девочки с её достаточно хорошо изученными проявлениями и способами справляться с ними? А здесь, в  Америке, это наверняка не новости многолетней давности и легко доступно. Поэтому лучше всего, по-моему, завтра позвонить маме В и посоветоваться.
Я - как будто из бурного потока выплыла. Сразу же замерла от нахлынувших воспоминаний. Успокоение пришло немедленно, а с ним восстановилось обычное чувство к нему - моему всезнайке и обожайке. Вот только настроить его на нужный для меня лад не получилось. Когда он на чём-то сосредотачивается, то должно быть что очень важное, чтобы его отвлечь, а то, что я хотела, к сожалению, таковым для него не являлось. Раз там "засела" дочка, то мне туда уже было не влезть.
Тогда я попыталась выяснить, что он знает о Димочке и Лене - для меня было потрясающей и неожиданной новостью, что мальчик может отказаться от предложения секса от очень красивой девочки. Ведь у них же секс - чуть ли не главное желание, доминирующее над всеми другими, а мысли о какой-то там любви даже не возникают. А какой резон мог быть у мальчика, которого мучает сексуальная напряжённость, для отказа от очень приличной девочки, тем более, что, как я поняла из намёков дочки, он сам её добивался? Оказалось, что Лена открыла ему эту "тайну" прямо перед этим "предложением".
После этого мы ещё долго говорили о разных смежных проблемах, и впервые, сколько я его помню, он никак не мог угомониться. Даже в самых критичных ситуациях с сыном он всегда засыпал раньше меня, а здесь я уже изнемогла от его приставаний. Да, дочка ему тяжелее досталась, чем мне. В детстве она была очень болезненной, всё время плакала, изводя меня до смерти. Он проявил поразительное терпение и самоотверженность, практически взвалив на себя всю тяжесть её болезни, дав мне возможность не сойти с ума. Ну, и он имел, конечно, большее право считать её своей дочкой, чем я. Так, собственно, было, и так есть сейчас. Только установившаяся доверительность с детьми и женские особенности, которые она не может обсуждать с папой, сближают меня с дочкой. Кстати, её ревность папы ко мне в детстве, кажется, тоже "растёт" оттуда. 
На следующий день я позвонила в Ванкувер маме В и изложила нашу проблему. Она сказала, что пришлёт ей подходящую книгу, и посоветовала (после её прочтения Танечкой) уговорить её посетить ту женщину-сексолога. И ещё - рассказать Танечке поподробнее о её роли в моей жизни и предложить общаться с нею - по скайпу или телефону.
Книгу мы получили через день, дочка "проглотила" её ещё за пару дней. Результат был неожиданный - она пришла ко мне очень подавленная и спросила, можно ли помочь Алику, ведь его проблемы гораздо более сложные, чем её, а неизвестно, знает ли он вообще о них и как с ними управляться - ведь у них в семье нет никакой доверительности с родителями. Такой уровень серьёзности я у неё не ожидала, к разговору не была готова. Только про себя подумала, может быть это может стать предметом обсуждения между отцами? Но ей даже этой мысли высказать не могла.
Муж захотел почитать эту книгу, но её английский язык оказался ему не под силу. Он решил подловить момент и поговорить со своим другом (он же отец Алика) и дать эту книгу для передачи Алику. А с дочкой я теперь предвижу куда более серьёзные разговоры, чем предыдущие. Идти к сексологу дочка отказалась.

Примечание.

Несмотря на то, что к сексологу она идти отказалась, но с мамой 'В' начала общаться. Кончилось это тем, что она заинтересовалась, кажется, не на шутку биологией, а именно той её частью, которая связана с сексуальным здоровьем, т.е. сексологией и всякой сопутствующей наукой. А т.к. наша доверительнось не сократилась, то и мне после выбора ею в университете этого в качестве основной специальности "перепала" часть знаний (о сохранении и укреплении сексуального здоровья).
Это помогает мне настолько уверенно чувствовать себя в этой области, что я посмела начать в разделе "заметки о здоровье" подраздел "о сексуальном здоровье".

Я уже достаточно основательно понимала пользу и важность знаний о многих аспектах здоровья в семье уже не молодых нас двоих и, тем более, наших родителей. Поэтому список лекционных курсов я тщательно "перешерстила" и наметила очередность их посещения. Конечно, я не отбросила и некоторые курсы, которые позволили бы мне продолжить свои записи здесь.