Таблица

Ян Ващук
Когда ты переезжаешь в другую страну, или на другую планету, или в другую вселенную, ты всегда чувствуешь себя поначалу немного некомфортно. Новое общество, новый язык, новые правила поведения в корпоративном лифте, новые направления косых взглядов и новые тональности речи. Это неизбежно — даже если ты очень хорошо подготовился и все-все, как тебе кажется, продумал. Впрочем, есть некоторые вещи, о которых тебе не нужно думать, потому что они одинаковы во всех странах, на многих планетах и в некоторых вселенных. Ты уже знаешь, как они работают, и можешь не отвлекаться на них, вместо этого целиком фокусируясь на своих иммигрантских комплексах и социальных фобиях.

Это, например, такие вещи, как:

— Синее с белой потертостью небо
— Белое облако, завернутое в крендель
— Белое облако, размотанное и размазанное по синеве
— Жаркое ощеренное солнце, горящее под стеклянной синевой ранневесеннего неба
— Асфальт с растущей из него травой
— Прозрачный воздух и выстроившиеся в нем тонкие деревья, ожидающие, когда ты пройдешь мимо и мельком посмотришь на их молодые листья
— Человек с часами на правой руке
— Поворачивающие на зеленый свет машины
— Спящая под неподвижной машиной кошка

Ты идешь по слегка подмороженному новому чаптеру своей жизни, по слегка тесноватому на московский взгляд кварталу восточногерманского города, или по чрезмерно холмистому — на восточногерманский взгляд — калифорнийскому ландшафту, мягко движешься, тихо касаясь стопами и носками земной поверхности, проходя этапы магического внутреннего перевоплощения, но внешне при этом практически ничем не отличаясь от шаркающих навстречу прохожих. Заполняешь бумажки, общаешься с чиновниками, заново учишься ездить на велосипеде и пикировать интонацией на «Tsch;ss», имитируя мелодическое движение «V — I», или взмывать обратно вверх на «What’s up?», незаметно акклиматизируешься и становишься местным, смотришь сны на немецком, или на английском, периодически задираешь голову и видишь:

— Сложное облако и торчащий из-под него кусок неба с приклеенным к нему черноватым фасадом здания постройки 1933 года
— Размеченную жирными линиями пустую парковку возле супермаркета, над которой разрывает ядра атомов на элементарные частицы, исторгает фонтаны плазмы и притягивает планеты — и все это совершенно беззвучно — искаженно отражающееся в стеклянных дверях полуденное солнце
— Просвет между двумя десятиэтажными жилыми домами, в котором видно зелень
— Выпуклый балкон на углу, на который нанизываются отражения всего вышеописанного плюс несколько редких машин

Есть вещи, которые одинаковы во всех странах, на многих планетах и в значительной части вселенных — там же, где их нет, их всегда можно получить. В какой-то момент ты начинаешь догадываться, что весь мир, существующий, существовавший и еще не засущившийся, похоже, состоит из одних и тех же элементов. Ты даже, кажется, видел некоторые из них в своих снах — не только в недавних, но и в тех, размытых и зернистых, со статичным интерьером и хохотом за кадром, что шли еще на языке оригинала и резко обрывались необходимостью вставать в школу и в универ. Видел, почти как Менделеев свою таблицу — только твоя таблица больше, она выше, она круче, она шире и многоэтажней, она многонациональней, она многотысячелетней и многомерней.

Когда ты пытаешься представить себе, как она выглядит, все время получается что-то вроде большой бархатной пустоты с лакированными дверями. Или чудной спутниковой карты, претерпевающей тектонические изменения по мере того, как ты зумишь на нужные координаты. Она маячит перед глазами, не раскрывая сути, словно разрушающийся на свету негатив Тайной вечери, словно скользкое свойство мироздания, для которого почему-то не случилось звука в гортанной праматери индоевропейских языков, словно понятное, но необъяснимое, словно просмотренное, но не прочитанное, потом вдруг — раз! — срабатывает какой-то похожий на глотательный рефлекс, включаются какие-то похожие на дофаминовые рецепторы, и ты видишь:

— Кусок дороги к лесу, прерывающийся сразу после рельсов
— Острые камни на пляже
— Мелкие холодные брызги, летящие в лицо
— Падение плевка между лестничных перил с седьмого до самого первого этажа
— Ржавчину на дверце душевой кабины
— Заросший диким плющом пол помещения с высоким потолком
— Красную полоску жилого комплекса на фоне чуть менее красного пейзажа под еще менее красным небом
— Короткую левитацию и растекающийся под ногами бензиновый узор
— Кухонную плиту и висящие над ней ухватки
— Седло велосипеда в виду открытого окна на первом этаже дачного дома
— Почтальона в желтой форме, раскладывающего по железным ящикам посылки и при этом эффектно выделяющегося на фоне все еще зеленых подстриженных кустов
— Большое солнце, стоящее за трубой на крыше дома
— Щербатую дорожку, ползущую под велосипедными колесами и вытягивающую тебе навстречу из новых кварталов остроугольные и гладкие формы

Когда ты переезжаешь в новую страну, на новую планету или в новую вселенную, твоя реальность неизбежно рассыпается на маленькие осколки — как бы бережно ты ни пытался приземлиться — и, пока ты собираешь ее обратно, составляя вместе знакомые части, ты успеваешь заметить — почти на автомате, потому что давно знаешь, как это работает — что под тем миром, который тебя окружает, который ты иногда ненавидишь и который (реже) ненавидит тебя в ответ, лежит другое, бессловесное и неименованное, несуществующее в человеческом сознании место, новый документ, untitled, about:blank — полностью свободное от недостатков и преимуществ, минусов климата и плюсов комьюнити место, где находятся — судя по всему, вечно, — вступая — вероятно, изредка — друг с другом — ну, если так можно выразиться, — в контакт, но при этом держась обособленно, всего две сущности: