Апокалиптическая смерть
Последний план бытия, в котором человеческая душа встречается с состояниями рая и ада – их конечное противостояние и окончательное завершение во времена за-апокалиптические – эсхатологические. Апокалипсис описывает адские муки смерти – умирания старого в рождении нового (смертию смерть поправ), либо окончательной смерти бытия в целом. Образы двух абсолютно противоположных перспектив конца мира сего смешиваются и сливаются в традиционных картинах апокалипсиса, что требует уточнения и разведения их.
С неба, которое Господь вместе с землёй создал в начале, нисходят субъекты творения – вечные души. На земле же – арене преображения – совершаются творческие действия, результаты которых возвращаются в «копилку» вечности, слагаются в образ Нового Творения. В тот момент, когда образ Нового Бытия будет завершён, старое исчерпает себя, и мир сей, потеряв всякие основы, разрушится. Небо низойдет на землю, земное же вознесётся на небо. Из их преображения и конца того и другого – народится Новое Небо и Новая Земля. В лоне рождения образуется Новый Плод, Новая Реальность, которая будет не отделена от Творца, как инобытийная Ему, но войдёт в Божественное Бытие. Новое Бытие будет целиком в Боге и с Богом.
Но превращение старого в новое катастрофично. В конечные времена многое из того, чем мы жили в этом мире, либо полностью изменит свою природу и потому умрёт в нынешнем своём состоянии, либо окончательно уйдёт в небытие, в смерть. Всего, с чем мы сжились, не будет более никогда и нигде, то же, что мы взыскуем, ещё только появится в ином измерении. Когда в конце времён умирает всё, что из мира сего, когда всё и вся переживают трагедию и боль смерти, – это состояние богооставленности, подобное тому, что пережил Христос на Кресте перед смертию: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46).
Из мира сего это состояние видится как впадение в небытие, в ад. В апокалиптическом огне сгорает и «Я» этого мира как таковое, единство и смысл земного бытия. Это тоже переживается как трагедия и боль отпадения в небытие. Уходит то, что в мире сем являлось недолжным, неистинным, невечным, но и то, что служило ступенями к истине, мирскими формами должного. Сгорают в небытии тупиковые и окольные дороги жизни. Сгорает и вся телесность, чтобы организоваться по-новому и воскреснуть. Наши заблуждения, послужившие диалектическим звеном в поисках истины, оставляются как ложное. Сгорает в геенне огненной неистинное, ложное, безобразное. Меняется перспектива бытия, то, что в этом мире было определяющим, пуповиной, связывающей с истоками жизни и смысла, перестаёт быть. Но пока новое ещё не народилось, с точки зрения мира сего, всё сгораемое ощущается как главное, и потому потеря его переживается как потеря самого близкого и важного. И в этом тоже апокалиптическая боль.
В образах Страшного Суда воплотились, прежде всего, видения апокалиптической смерти. Переживание смерти старого, мука разрушения старой плоти, скорбь расставания с родным и близким вытесняют аспект апокалиптического перехода к Новой Жизни, нарождение в смерти Нового Неба и Новой Земли. Грозность грядущего конца пугает нас, сознание загипнотизировано неотвратимостью полного конца мира сего, и мы не имеем сил проникнуть за его пределы. Ужас всеобщей смерти сковывает духовный взор, творческая фантазия цепенеет и перед нами встают чудовищные по уродству, жестокости и несправедливости средневековые картины Страшного Суда. Эти представления являются этапом в раскрытии образа конца времен. Чтобы явственно лицезреть образы смерти и жить при этом, нужно великое мужество быть и дерзновение. Но человеку свойственно абсолютизировать частичное, так как полнота восприятия требует невыносимого напряжения, поэтому были абсолютизированы и представления об апокалиптической смерти. Вместе с тем, картины апокалипсиса отражают и угрозу всеобщей и окончательной смерти бытия в целом. Апокалипсис изображает то, что может поглотить человечество навсегда, но что должно стать огненными вратами в Новое Бытие.
Новое рождение возможно только по образу родившегося Богочеловека: смертию смерть разрушив. Переживание окончательной смерти в момент нового рождения является последним и напряжённейшим моментом человеческого крестонесения в миру. На этом пике Голгофы всё разрешится окончательно: получит ли человечество вечное спасение или низринется в небытие. Это и есть момент собственно Страшного, то есть Последнего Суда: окончательное явление Божественной воли. Но воля Божия всегда ко спасению человека, по милости и беспредельной любви Божией до последних мгновений человеку оставляется шанс. В последней битве с небытием человек наиболее повисает над бездной небытия, это момент, когда всё, всё может погибнуть, но всё призвано спастись. Душа человека в эти решающие мгновения должна стряхнуть с себя пелену небытия, отделиться от него, не поддаться магическому притяжению адской бездны. Апокалиптические видения раскрывают и опасность окончательной гибели мироздания, человечества, опасность полного впадения в небытие.
Многообразие апокалиптических состояний и возможностей присутствует и сегодня, апокалипсис уже начался. Господствующие представления об аде абсолютизируют смерть и распространяют её на вечные времена. Это сейчас нас порабощает. Мы настолько свободны, что способны самоутвердиться в смертных адских состояниях. В этом актуальность небытия, постоянное висение над бездной небытия. Бог в деле спасения от смерти всегда идёт навстречу человеку и вершит своё Божие, ожидая, чтобы человек содеял своё человеческое. Вечный смысл, который формируется в созидании материальной формы, откладывается в вечности, – в «копилке» совершённого. При смерти человека тело – материальная форма – распадается, но остаётся её энтелехия (тело душевное) и духовная сущность (тело духовное), которая совершенствуется в замирном пути души и которая в конечные времена соберёт преображённое вещество в одухотворенную телесность.
Материальный мир, основой которого является хаос, не уничтожим в принципе, ибо его разрушение обращает его в хаос же. Он может либо впасть в самодостаточное безблагодатное состояние на вечные времена, либо преобразиться в Новое Бытие. Уничтожимы временные материальные формы, которые без творческого преображения вновь могут восстанавливаться энтелехиями существ и механистически повторяться. Без зиждительного мироустрояющего начала человечество душ впадает в бессмысленное круговращение космической материи, в адское колесо небытия. Адское существование представляет собой порабощение душ материей и мучение в безытоговом бессмысленном круговороте вещества. Но и в этом человечество вечных душ всегда имеет творческий шанс – восстановив разрушенное, пойти дальше вверх.
Смерть для вечной души означает выпадение из вечности, страдание в бесконечном круговороте бессмысленных тварных состояний. Ад – не окончательное уничтожение души, а впадение в дурное круговращение, когда временные состояния души закостеневают навечно, смертоносная временность становится вечным состоянием души. Вечный ад – это бесконечный круговорот бессмысленной жизни, это не вечность, а дурная бесконечность времён. Ад утверждается тем, что мир замедляет ход к конечной цели – преображению, погружается в дурной круговорот времени.
Бесконечная, бессмысленная, то есть адская жизнь закрывает двери в рай и душам, вышедшим из воплощения. Души живых и умерших при этом стенают, не получая завершения и упокоения. Мир не может закончиться бессмысленно, ибо конец есть итоговый смысл, смысловое завершение. Конец мироздания может означать только его духовное преображение, рождение из старого нового мира. Все глобальные мировые катастрофы означают разрушение воплощенного в материи смысла. Смерть торжествует до тех пор, пока не прекратится это круговращение смерти. Апокалиптический конец прервёт, прежде всего, бесконечный ряд разрушений и восстановлений материальных форм. Эсхатологическое одухотворение материи означает возвышение её над состоянием саморазрушения.
Таким образом, вечный ад возможен только как вероятность вечного круговорота бессмыслицы и безысходности, в которые впадает всечеловечество. Но и в таком состоянии сохранится возможность вырваться из него и выйти на путь спасения, ибо всемилость и всеблагость Бога беспредельны. Опасность впадения в безблагодатное круговращение висит роковым образом над миром. И мироздание иногда погружается в подобное безблагодатное мертвящее состояние. Буддийское сознание заворожено этим магическим круговращением (колесница бытия, вечное возвращение), зациклено на нём, ограничено им. Буддизм – это откровение магического падения бытия, в котором преобладает круговращение энтелехий, действие безблагодатных магических связей и законов.
Рай возможен только как всеобщее спасение, как спасение всех вечных душ. Пока всё вечное не спасётся – все будут мучиться в адских муках, сама жизнь, всё бытие и в мире сем, и за его пределами будут нести в себе адские мучения. Это страдания не-дорождения, мучительно переживаемые затянувшиеся роды. Чем более оттягивается разрешение-разрождение Нового Бытия, тем болезненнее состояние и тем актуальнее опасность застыть в нём навсегда и лишиться благодатного итога. Всё человечество до последнего человека пребудет в таком адском состоянии, до тех пор, пока мир в целом не спасётся.
Христианская традиция ощущает эту трагическую возможность и фиксирует её в учении об аде. Ад – преходящее состояние, но злая воля человечества может утвердить его вовеки. Утверждая вечность ада, человек теряет вечность, вера же в вечность рая – залог спасения, обретения вечности.