Моим папе и маме с любовью.
Белеет ли в поле пороша,
Пороша, пороша,
Белеет ли в поле пороша,
Иль гулкие ливни шумят,
Стоит над горою Алёша,
Алёша, Алёша,
Стоит над горою Алёша
В Болгарии русский солдат…
Очень нравится эта песня. Дальше слов не знаю, но песня хорошая, потому что она про Алёшу. А у меня папа Алёша. И ещё она про солдата, а солдаты добрые, они нашу Родину защищают. И вообще, это очень красиво звучит: "пороша, пороша, пороша"… Я "р" не выговариваю, но песню всё равно пою.
Раньше я не знала, что такое Болгария, а потом мама сказала, что мы поедем на море в эту самую Болгарию, и теперь я знаю. Это такая страна, где тепло, много людей, а ещё продаются жвачки, которых я никогда не видела, — с картинками внутри. Эти жвачки продаются внизу, на первом этаже нашей гостиницы, и стоят десять копеек. То есть не копеек, а стотинок. В Болгарии рубль называется лев, а копейка — стотинка. "Лев" очень смешно звучит, а стотинки — красиво, как будто рассыпали бусинки звенящие.
Я прошу у мамы монетку, чтобы сбегать вниз, я уже сама умею покупать жвачки. И у меня в книге хранятся несколько картинок из них, про двух мальчиков. Что написано, я не понимаю, но смысл картинок почти всегда ясен. И я говорю:
— Мам, смотри, тут мальчики пошли рыбу ловить…
Мама рассеянно кивает головой и нехотя даёт мне монетку. Только потом я узнаю, что в магазине у мамы украли кошелёк, и мы остались без денег.
Наверное, тогда выручили подруги с маминой работы, потому что подарки мы всё равно купили. Папе красивую плоскую бутылочку с надписью "Слънчев бряг". Брату такую же полосатую футболку, как у меня, только размером поменьше, на груди написано: "Младост". Мне ещё торбочку красную с вышивкой и кисточками на шнурках. И розовый лукум, но это для всех, только пудру из коробочки разрешили мне одной доесть. А маме мы купили деревянный флакончик, внутри которого спрятана стеклянная пробирка с розовым маслом. Я часто нюхаю это масло, очень ароматное.
И вообще вся Болгария пахнет вкусно и сладко.
*****
Ага, попался! Никуда не денешься. Сейчас поцелую тебя и… начнется сказка про долго и счастливо. Я почти в этом уверена. Но что это? Ты превратился в мутный студень, размяк, раскис, совершенно раскиселился. Подношу к губам, — пахнет устрицами, водорослями и солью. И это целовать? Фууу!
Торопливо забегаю в море по пояс, осторожно опускаю руки в набегающие волны. Ты словно и не пошевелился, однако выскользнул из моих ладоней. И превратился в прекрасного принца. Серебряной нитью шитый наряд, белые волосы развеваются, словно их колышет подводный ветер. Грудь вперёд — и поплыл, поплыл мягкими рывками от меня. Я погружаю лицо в воду, не закрывая глаз, и слежу долго-долго, как ты плывёшь. Так долго, что кончается воздух, и нужно срочно на другую сторону мира — надводную. По ушам ударяет смех, крики детей и чаек, зов мамы, стоящей на берегу. Она уже подобрала моё ведёрко и совок. Видимо, пора в гостиницу на обед. Я смотрю на блики в той стороне, куда ты уплыл, и точно знаю, что ты оттуда глядишь на меня.
— До свидания, Принц Медуза!
Когда я вырасту, я обязательно поцелую тебя.
*****
Ракушки — это красиво. Даже сломанные. Даже такие маленькие, которые можно разглядеть только лёжа на песке. И подцепить их непросто, а уж сполоснуть от песка, не упустив при этом в море, — особое искусство. Из ракушек можно делать картины, вдавливая их в пластилин. Можно ещё клеем приклеивать, но держатся неважно. Те фигурки, что в магазине продаются, совсем другим клеем склеены, наверное. И лаком сверху покрыты до блеска. Может быть, папа дома поможет сделать такие же.
Я иду вдоль кромки прибоя, долго, очень долго. На людей не смотрю, это неинтересно. Зато под ногами столько всего можно найти. Наверное, мама уже волнуется. Поворачиваю обратно, прижимая полные горсти маленьких ракушек к горячему животу. Мама у меня самая красивая на пляже. Высыпаю сокровища на край её полотенца. Там ещё несколько камешков, самых лучших.
Тёплое многолюдное море уже утомило, да меня и не пускают одну купаться, даже с кругом. А ведь я уже почти научилась самостоятельно плавать.
На берегу кто-то наступил на мой замок. Окошки-стёклышки матово смотрят из песчаной кучи. Непорядок, нужно починить. И сделать ров с водой вокруг. И тоннель насквозь, чтобы пальцы под замком встречались. Аккуратно, очень осторожно выгребаю песок. И вдруг меня хватают сзади под мышки. Опять этот противный дядька! Пинаю его пяткой в живот, он смеётся и что-то говорит моей маме, держащей фотоаппарат.
Это из-за него меня не пускают в море. Когда мой круг уплыл, я не звала на помощь, я честно почти научилась плавать, чуть-чуть не успела. Дядька меня вытащил. Спасатель. А теперь фотографию со мной хочет. Он мне совсем не нравится.
А фотография потом получится с браком, чёрной полосой поперёк дядьки. Так ему и надо!
*****
Это была очень большая беседка. В ней толпились дети, русские и нерусские, они без конца что-то протягивали другому, забирали себе, кричали непонятно и звонко. Мне дали в ладони несколько монет и значков и толкнули в спину: иди, меняйся.
Я сделала несколько шагов, оказалась в круговерти и остановилась, не зная, что делать. У меня кто-то забрал что-то из рук, потом положил что-то взамен. Я хотела выйти, но у меня опять забрали то, что я не успела зажать в кулачке. В какой-то момент я потерялась, потом очнулась, обнаружив, что предметов для обмена у меня стало меньше, и они уже все не мои, но и не болгарские, а советские. И тут мне наконец дали то, что я очень хотела: крохотные деревянные башмачки на цепочке.
Я такие никогда раньше не видела, но сразу поняла, что хочу их больше всего на свете. Счастливая, вырвалась я из беседки, зажав в одной руке приобретённые башмачки, а в другой открытку с каким-то пыльным городским садом и непонятными словами. Читать я уже умела, но болгарские дети пишут русскими буквами на неправильном языке. Так эта открытка и лежала у меня несколько лет, а потом пропала.
Должно быть, какая-то болгарская девочка ждала от меня письма. Но что бы я ей написала? Она же тоже, наверное, думает, что я пишу болгарскими буквами на неправильном языке. Люди вообще-то странные: зачем они придумали разные языки?
А обмен тот я запомнила так сильно, что он мне много раз снился, и уже непонятно, что было на самом деле, а чего не было. На обратной дороге наш поезд остановился в Румынии. Какие-то дети кричали на перроне и тянули к окнам руки. Я думала, они хотят меняться, но мама сказала, что это цыгане. Мне казалось, все цыгане танцуют и водят медведя, но медведя нигде не было видно, и никто не танцевал.
Наверное, мама что-то напутала.
*****
Если пропадать, так с фантазией. Чтобы долго искали, а найдя — даже не вздумали ругать.
В последний вечер в гостинице были танцы. Детей много, и я быстро затерялась в толпе. Как оказалось, затерялась всерьёз. Обеспокоенная мама с подругами искала меня повсюду. Случайно заглянула в один из номеров.
— Оооо! А вот и мамочка, наконец-то пришла! — радушно заулыбался ей навстречу незнакомый мужчина.
Это для мамы незнакомый, а для меня уже лучший друг. Он меня в кино снимал, да. И не таком кино, как сейчас некоторые родители подумали, а настоящем.
- У Вас замечательная дочка. Завтра ждём её на съёмочной площадке. Вот моя визитка…
— Но мы уезжаем завтра, — возразила мама.
— Жаль. Очень жаль. Может быть, задержитесь?
— Увы, это исключено.
Так я не стала звездой. Но с тех пор, смотря детские фильмы, примеряла на себя роли девочек, играющих в них. Это я была Красной Шапочкой и Марией-Мирабеллой, это я в голубом парике отчитывала проказника Буратино. И Алиса Селезнёва — тоже я. Особенно Алиса, да. Ведь я так любила Кира Булычева.
Мама, правда, уверена, будто меня приглашали сниматься в какой-то рекламе. Но я-то знаю, что это была главная роль в фильме! Ну, или хотя бы почти главная…
*****
В прошлое воскресенье у нас выпал снег. Лепили большого снеговика во дворе, и в это время подруга прислала фотографии из Болгарии, где она отдыхает с мужем. Цветущие розы, море, завтрак на открытой веранде кафе…
Вот и вспомнилось, что далеко-далеко есть сказочная тёплая страна по имени Болгария. Она пахнет морем и розами. И где-то на песочном пляже брожу там маленькая я, собираю ракушки и строю замки из песка.
Помнишь, мама?