Загадочное самоубийство

Ирина Раевская
(Имена выдуманы — истории правдивы)


         Я — врач. Вспоминая самое начало своей трудовой деятельности в качестве участкового терапевта, я невольно вспоминаю и своих пациентов, их судьбы.  Есть истории, которые забыть просто невозможно.
         Вот одна из них.
   В одной из квартир длинного девятиэтажного дома на моем терапевтическом участке проживал очень старый еврей — Ведельман Михаил Борисович. Жил он в уютной однокомнатной квартире на первом этаже, обслуживали его всегда домработницы.
В соседнем подъезде проживала женщина, которая все время жаловалась мне на то, как Ведельман ее обидел. Оказывается, она несколько лет была его гражданской женой, видимо, Михаил Борисович еще совсем недавно был еще ого-го, раз сумел завлечь ее в свои сети. За то, что она за ним ухаживала, да еще и ублажала, он обещал ей завещать свою квартирку.
Времена тогда были трудные, вот рыбка и клюнула.  Но старый еврей был хитер, когда он решил, что жена ему уже без надобности, а здоровье все  ухудшается и ухудшается, то взял и переписал завещание на двоих своих сыновей, тоже уже стариков, ведь Ведельману было уже за девяносто. Женщина подала на него в суд, эта тяжба длилась очень долго, но так ничем для нее и закончилась.
      Когда я приходила к Михаилу Борисовичу по его вызову, или сигналка на активное посещение участковым терапевтом своего пациента поступала от неотложной помощи, которую он очень часто беспокоил по поводу и без повода, потому что очень боялся за свою жизнь, он все время пытался меня чем-нибудь угостить  ( я всегда отказывалась), заглядывал мне в глазки, кокетничал, рассказывал о своей жизни, показывал свои картины, ведь он был художником и долгое время прожил на крайнем севере.
На  кухне у него всегда суетилась домработница, в квартире было чисто, сыновья изредка навещали его, и все бы было хорошо, но годы брали свое, сердце сдавало,
желудочно-кишечный тракт отказывался работать, мучали запоры, развилась В-12 дефицитная анемия на фоне атрофического гастрита, и хотя никакой онкологии у него в больнице не обнаружили, Михаил Борисович явно устал от своих болячек и частенько заговаривал со мной о смерти.  Я утешала его, говорила, что не стоит туда торопиться, на что он всегда отвечал вопросом: «А разве это жизнь?»
Честно сказать, я не слишком любила его посещать, но это была моя работа, и я должна была ее выполнять.  Однажды, Ведельман и мне предложил сделку. Он пообещал, что будет платить мне по сто рублей за визит, при условии, что я буду приходить к нему каждый день. Я тогда очень нуждалась в деньгах, у меня было трое маленьких детей, муж зарабатывал меньше меня, а времена были тяжелые, «допутинские».  Но несмотря на это, я отказывалась, как отказывалась всегда, когда меня пытались купить новые русские, проживающие в элитных квартирах другого дома, построенного  на моем участке. Ведь я прекрасно понимала, что за эти деньги я должна буду бегать к ним на каждый чих, когда бы он у них не случился, днем ли ночью , в будний, выходной или праздничный день. Я и так работала на износ, обслуживала по два, а иногда три участка, хоть на одном моем участке было 9 домов. Поэтому я очень дорожила тем свободным временем, которое я могла провести в кругу семьи и спокойно отдохнуть.
Я помню, как каждое утро я, вставая с постели, ковыляла, как старая бабка, потому что стопы  за ночь не успевали отдохнуть, и первые шаги давались мне с трудом из-за так называемых стартовых болей.  Сейчас мне уже 57 лет, а стопы не болят, потому что давно уже мне не приходилось так много ходить.  Но вернемся к Ведельману.
Он мой отказ слышать не хотел, продолжал ныть и уговаривать. Мне пришлось объяснять ему, что каждый день мне просто у него нечего делать, корректировать терапию каждый день нет никакой надобности, но он меня все-таки уломал, и я согласилась приходить к нему через день.
Не помню точно, сколько времени я навещала его через день, кажется, не более месяца.

Но вот наступил тот черный вторник, когда я должна была придти к нему, а мне так не хотелось,эти визиты были для меня настоящей пыткой, ведь быстро от такого пациента  не уйдешь, он всеми силами цепляется, не отпускает, придумывает новые вопросы, на которые я давно устала отвечать. Тогда я решила, оттянуть этот неприятный визит, прошлась вдоль длинной девятиэтажки, посетив всех вызвавших врача больных почти в каждом подъезде, а подъезд Ведельмана обошла (может, он это видел, кто знает, ведь он жил на первом этаже),  посетила вызвавших меня пациентов в других домах, и лишь потом вернулась к Ведельману, оставив его напоследок.
Вошла в парадную, дверь в квартиру Михаила Борисовича была приоткрыта, с ней возился один из его сыновей, она была как-то перекошена. Войдя внутрь я сначала увидела милиционера, а затем лежащее на полу тело, это было его тело, тело моего пациента Михаила Борисовича Ведельмана.  Я заметила, что часть подбородка и нижней  губы были словно чем-то срезаны, образовалась какая-то глубокая борозда. .
Я сказала милиционеру, что я врач, на что тот ответил: «Поздно уже...»
«Надо же, - причитал сын, - мистика , да и только, эта дверь всегда прекрасно открывалась и закрывалась, что ж это ее так переклинило?!» Сын пытался починить дверь, которая перестала закрываться.
А дело было так... Я узнала подробности  от доктора и медсестры  неотложной помощи, которые находились в комнате.
Ведельман вызвал неотложную помощь, видимо, не дождавшись меня.  Когда врач спросил , что случилось, он загадочно ответил: «Сейчас узнаете, что случилось...» и пошел в ванную.  Врач терпеливо ждал, когда пациент вернется в комнату, но вдруг раздался оглушительный выстрел, и тело Ведельмана само вывалилось из ванной. Он так и лежал, ноги в ванной, а  голова в коридоре. У Михаила Борисовича было оказывается именное оружие. Он застрелился, выстрелив себе в рот, вот  отчего образовалась эта борозда на подбородке. А дверь , скорее всего , переклинило от  какой-никакой,  но  ударной волны.
С одной стороны, я поняла, что надо было придти к нему раньше, а с другой, где гарантия, что он бы при мне не застрелился, бог знает, что у него было в голове, и было бы тогда для меня  еще хуже. Мне пришлось бы  давать объяснения милиции, что-то доказывать и  т. д. и т. п. Хотя мне до сих пор кажется, что он застрелился именно потому, что подумал, что я уже не приду к нему в этот день. Рассчитал он все правильно, сыновья - вне подозрения, ведь он застрелился в присутствии врача неотложки. Голова у старого еврея варила неплохо до самого последнего дня.
Но мои мучения так или иначе закончились, ведь Ведельман, как вампир, за каждые свои сто рублей, кровь мою пил, душу из меня вынимал.