(перед этим:http://www.proza.ru/2018/11/03/884)
На работе меня уже ждал начальник охраны с незнакомым мужиком в возрасте.
- Свободен! Можешь идти домой, - заявил начальник без всяких предисловий, - Вот твои документы. Ты не прошёл испытательный срок. Сергей заступит вместо тебя. Я введу его в курс.
Только этого не хватало… Кто нажаловался? За что?
Об этом и спросил.
- Я тебе ничего не обязан говорить. И не скажу. Но никак по тебе не думал, что ты бабником окажешься! А ты – ещё тот жук!
«Опа! – подумал я, - Лера».
Что она могла на меня наговорить? И, главное, когда успела? Впрочем, теперь не всё ли равно…
День выдался тёплым для осени, и я пошёл со своей котомкой прочь через парк, устланный жёлтым. Можно было никуда не торопиться, и я помахал тусклой звезде, освещавшей этот день, приветствуя её, Звезду по имени Солнце – страшную, сильную и несчастную женщину, о которой знал уже немало.
Потом я уселся на скамейку и вытянул ноги. Предстояло сообразить, как поступить дальше. Но не успел задуматься об этом, как услышал справа голос седовласого:
- Немало, но недостаточно…
Я быстро повернул голову. Он сидел на той же скамье! Я мог поклясться, что на ней, да и поблизости никого не было, когда решил сесть.
- Ты вообще спешишь с выводами, дружок, - продолжил седой, - не додумывая то, что совсем не понимаешь. Кто к тебе послал эту девушку, из-за которой тебя уволили?
- Она сама не знает, – возразил я, - откуда ж тогда мне?
- Ээ, когда кто-либо не знает – его могут использовать втёмную, но ты не пошёл дальше этого предположения, не попробовал создать иные версии. Сразу видно – детективы не любишь.
- Не люблю, - признал я.
- Да, твоя стихия – стихи и сказки, - сказал седой, - а отнюдь не действительность.
Я с ним молча согласился. А потом решился на вопрос:
- Могу узнать, с кем имею дело? С оборотнем или Другим?
- Опять спешишь, - с сожалением произнёс седой, - Ничему не учишься. Ну, скажу я тебе, что Другой (а Другой я для тебя в любом смысле), и не обману поэтому, и что? Куда важнее не то, что тебе говорят, а выводы, которые ты делаешь, наблюдая того, кто говорит. Мало ли что он скажет. Язык ведь дан, чтобы скрывать мысли. Наблюдай, что и как делает тот, о ком хочешь составить мнение. Вот ты – чистая душа, и то – сам не всегда знаешь, что выкинешь в следующий момент. А думаешь, что легко судить о других.
Один урок дедукции. Ты понял, что уволили тебя по жалобе этой длинной большеглазой. Так?
Я кивнул.
- Ты же сам удивился, как она успела? Вечер после работы и наутро уже прибывает тебе замена. Если бы тебе пришло в голову попрощаться с начальством в офисе, то мог бы узнать, что оно тут ни при чём. Есть договор с охранным предприятием, остальное – не его заботы. Оттуда жалоба не исходила. Какой вывод сделаешь?
- Лера ни при чём?
- Здрасьте! Она – единственный интересант. Сказал же увольнявший, что не ожидал встретить в тебе такого бабника?
- Сказал.
- Нет, Виталий-Ватсон, научить думать невозможно. Ну, напрягись…
Я попытался сообразить.
- Если начальство не просило меня заменить, а Лера всё-таки жаловалась, значит…
- Смелее…
- Значит, жаловалась в охранное предприятие.
- Молодец! Иди дальше.
- У неё там знакомство?
- Тепло…
- Не знаю, что ещё можно из этого выжать.
- Тогда подскажу. По чьей наводке ты устроился туда?
- Матильда…
- Подробнее.
- У неё кто-то работал в этой охране.
- У неё работал, у Валерии работает… Ну!
- Они знакомы? – поразился я, - Матильда и Валерия?
- Вполне возможно, хотя не факт. Но это, при желании, можно выяснить.
- И что это даст?
- Они – соперницы. Из-за тебя.
- Уже нет. Обе меня послали.
- Погоди, опять торопишься. Валерия работает здесь четыре года, а Софка – без году неделя. Они – не подруги. Улавливаешь?
Я догадался, что он хотел этим сказать.
- То есть, Софка не могла знать о ней ничего, что оттолкнуло бы меня.
- Верно. И?
Я почесал затылок.
- И… та, о которой Лера кричала, что она пожалеет… могла быть… Матильда?
- Хвала… Дедукции!
- Если Матильда знает о Лере то, что может оттолкнуть, то почему не сказала мне? Не знала, что мы сошлись? А как только соседки ей это доложили, то попросила своего знакомого в охране меня убрать оттуда? Потом, когда Лера, которая подумала на неё, позвонила Матильде с угрозами, после этого она и сорвалась на мне?
- Ты не безнадёжен, уже хорошо. Уточню, что соседки не сообщали Матильде о Лере. Матильда просила их позвонить только, если ты опять перестанешь есть.
- Надо же… Выходит, Матильда случайно узнала о нашей связи от Леры!
- Если бы… Ты опять упускаешь главный вопрос, вынудивший Леру сорваться: «Кто направил её к тебе?» Ещё несколько дней назад эта Лера не подозревала о твоём существовании, как и ты о ней. Но Матильда знала вас обоих.
Мне в голову пришла невероятная мысль.
- Неужели Матильда специально устраивала меня туда для знакомства с Лерой? Хотела избавиться от меня?
- Очень тепло. Только избавиться от тебя она могла проще. Однако просто так дарить своего молодого любовника племяннице она бы не стала.
- Лера – её племянница? – открыл я рот от удивления.
- Да, Ватсон, если бы ты поинтересовался девичьей фамилии матери Леры и фамилией Матильды, официально не бывшей замужем, а потому свою не менявшей, то заподозрил бы, что они – сёстры.
- И что же такого могла знать Матильда про племянницу, что решила подложить под неё своего любовника? – уже не ожидая ничего хорошего, спросил я.
- Вопрос не правильный. Чем откупалась Матильда от племянницы – мы знаем. Тобой. Но почему?
Я слушал.
- Что такого есть у Матильды – соблазнительное для Валерии?
- Не представляю… Я никогда не был у неё дома.
- И, тем не менее, это тебе известно. Самое дорогое для Матильды.
- Её сын, - не понимающе сказал я, - Но ему – 17.
- Вполне половозрелый дубина, с тебя ростом. Ему пора поступать, – чтоб не попасть туда, где тебя чуть не убили, а спасло то, что признали сумасшедшим. У парня – ветер в голове и тестостерон в этом возрасте зашкаливает. Лера хорошо училась в институте и почему бы не попросить её по родственному помочь братику в подготовке?
- Ты хочешь сказать… - я не решился продолжить.
- Да, мамочка застукала их вовремя. Они ещё ничего не успели, но оставлять их вместе… Наверняка последовало выяснение отношений на повышенных тонах. С одной стороны – угрозы уголовного дела – совращение несовершеннолетнего, с другой – утверждение, что парень сам захотел её снасильничать и следы есть для следователя. Благо, у папы Леры в силу службы достаточно связей в органах, поэтому посадить парня сможет. Скандал в благородном семействе! У сестрицы Матильды, Лериной мамы, слабое сердце. Тоже печальное обстоятельство для обеих. Обе её любят. Муж, папа Леры, давно ушёл из этой семьи, создав другую. Но дочь любит. Ему-то и принадлежит эта охранная контора. Пошумев, две женщины решили не поднимать шума, и нашли компромисс. Ты явился разменной монетой.
Я сидел ошарашенный, не в силах слова вымолвить.
- А теперь скажи мне: кто они, по-твоему, – оборотни, перевёртыши, как ты выражаешься, приспешники оборотней или обычные люди?
Если б не находился в таком состоянии, то учуял бы иронию в его тоне. Но я словно пропустил мимо ушей его вопрос, додумывая описанную им ситуацию.
После моих слов, спровоцированных седым, Лера кинулась обвинять Матильду в разоблачении… Поэтому-то Матильда, соблюдавшая их договорённость, возомнила себе тоже невесть что и позвонила выругать меня. Мной играли, мной расплачивались. Наивный олух…
Как вести себя в этом мире, пока не покинул его? Или лучше покинуть?
Когда, оторвавшись от этих раздумий, я взглянул на седого – его уже не было.
В этот день я не стал спешить домой. Погода была хорошая, грех упускать такой день, у меня с собой термос и бутеры. Я заходил в книжные магазины и подолгу читал, не отходя от полки. Поэзию.
Под конец на остаток денег забурился в кинотеатр, где уснул на фильме. Разбудили после конца сеанса. Снилось мне, что вокруг лето, я стою на ступенях Биржи и выглядываю в театральный бинокль седого и второго, в голубой бейсболке, сдвинутой на лицо. Теряю их из виду и бреду ни с чем домой, ломая голову: почему они опять не встретились?
Запах жареного мяса я учуял, едва открыл дверь парадного. Поднимаясь, не раз проглотил слюну. Не часто на нашей лестнице доводилось вкушать такие запахи.
Я подумал, что денег у меня практически нет, еды тоже. Зато полно контрацептивов, хоть торгуй ими. Оставалось перед голодухой, не разбавляя, принять зелья Васильича. Может, усну навсегда и уйду от проблем и вопросов.
Придя к такому решению, я успокоился и быстро взлетел на свой четвёртый этаж, чтоб меньше искушаться ароматом мяса. В какой сказке мне попадалось, что герои питались исключительно мясным духом? Вот бы так уметь.
Войдя в квартиру, я понял, что будоражащий аромат исходит отсюда… Заглянул на кухню. Матильда! Она же оставила ключи… Значит, соседи пустили.
Я, ни слова не говоря, снял куртку и обувь. Она незаметно подкралась сзади и обняла, прижавшись.
- Прости меня, Талька… Я виновата перед тобой, знаю. Я не понимала, как быть в той ситуации. Посадили бы балбеса… Если у него свои мозги появятся, то не скоро. Извини меня, дуру… Выругала тебя. Из-за Лерки. Мало того, что ревновала тебя, так она мне претензии начала предъявлять! Идиотка… Простишь, а? Я тебе вкусненькое приготовила. Поешь, пожалуйста, и я уйду. Можешь даже на меня продолжать дуться, только поешь… Талька… У меня же кроме моего охламона и тебя никого нет, понимаешь? Ну, не сердись.
Я повернулся к ней и не поверил глазам. Тильда плакала! Женские слёзы я совершенно не переношу, так уж устроен. Я погладил её по волосам и вытер ладонью мокрые щёки. Прижал её лицо к своей груди. Она всхлипнула и затихла. Мы стояли так некоторое время, а потом она отстранилась со словами:
- Остынет же!
И побежала на кухню, а я пошёл открывать дверь. Странные они, эти женщины…
Соседи не показывались, чтоб не мешать и сидели тихо, слушая.
После сытной еды добреешь, как писал кто-то, ужасая идеалистов. Я – не исключение.
Мы с Тильдой опрокинули по рюмке зелья, отчего у неё, не ожидавшей подляны, чуть глаза из орбит не вылезли. Отдышавшись, она еле проговорила:
- Совсем ты от рук отбился! Что ты пьёшь?
И посмотрела на этикетку, как я некогда, не поверив глазам: 100 с лишним градусов?
Покачала головой:
- Что только не придумают…
Вздохнула и тихонько начала петь:
«Потемнеет серебро, померкнет золото.
Поизносятся и вещи и слова.
Из альбомов улыбнется нежно молодость.
Из-под плит проглянет тихая трава…
Всё на свете переменится и сменится,
Пронесутся годы, словно с горки вниз.
Только ты, душа, суровой жизни пленница,
Из меня, как из темницы, смотришь вниз.
После этих слов она обняла меня за плечо и, раскачиваясь, принялась за припев. Тут уж включился и я, качаясь в унисон с ней.
«Душа болит, а сердце пла-ачет,
А путь земной еще пылит.
А тот, кто любит, слёз не пря-ачет,
Ведь не напрасно душа болит.
А тот, кто любит, слез не прячет,
Ведь не напрасно душа болит».
Затем вновь вступила она одна. Я не знал слов.
«То ли цвет черемух, то ли снег посыплется,
На каштановые волосы твои.
Скоро время, зверь невидимый насытится,
И уйдет, оставив сердце без любви.
Потемнеет серебро, померкнет золото.
Поизносятся и вещи и слова.
Из альбомов улыбнётся нежно молодость.
И окажется: душа еще жива».
- Вместе! – скомандовала она, и я подхватил:
«Душа болит, а сердце плачет,
А путь земной еще пылит.
А тот, кто любит, слез не прячет,
Ведь не напрасно душа болит.
А тот, кто любит, слёз не прячет,
Ведь не напрасно душа болит».
Песня отзвучала, а настроение не ушло. Оно заставило нас обняться, а обнявшись, поцеловаться… а дальше… Что делают дальше люди взрослые – всем известно.
На этот раз я воспользовался сюрпризом и долго мучил её на разный лад, заставляя стонать, вскрикивать, звать маму и умирать от наслаждения раз за разом, пока, наконец, не закричал сам. Тильда лежала совершенно никакая, но, слава богу, сознания не потеряла.
Она долго не шевелилась, потом вздохнула и с трудом поднялась.
- Жестоким ты стал, Виталик. Нежность в тебе пропала. Так тебя женщины бояться будут. Ты теперь любишь, словно мстишь, и убить хочешь.
Она настояла, чтоб я не провожал. Такси, а после на неделе позвонит. Узнает: не кончилась ли у меня еда?
- А ты – будешь на десерт? – спросил я, вспомнив шутку Леры.
- Если захочешь…
Я уже собирался ложиться, как в дверь позвонили. Соседи спали, и я пошёл узнавать: не забыла ли что?
На лестничной площадке стояла Лера.
Я узнал её только по росту и комплекции. Лицо было в тени широкой шикарной шляпы, картину дополнял модный дорогой плащ. По правде, я загляделся. Любой художник, думаю, встретив такую женщину, предложил бы ей, как минимум, портрет.
Она молчала. А я глядел, невольно любуясь, и оттаивал.
Лера что-то сказала? Я вопросительно посмотрел. Она повторила:
- Я пришла попросить прощения. Я была неправа, причинила тебе боль. С работы выжила. Ты можешь меня не прощать. Я – вредная.
Я кивнул в ответ, соглашаясь.
- Наверно, поэтому я до сих пор одна. И поделом мне!
Она резко повернулась, собираясь убежать, но я положил руку ей на плечо и удержал от этого.
Лера застыла, не оборачиваясь, и мы так стояли, пока я не заметил, что плечи её дрожат. Бог мой, и она плакала! Что за вечер такой…
Я не смог её не обнять, успокаивая. Что делают дальше, мирясь, взрослые люди – вы знаете.
На этот раз я учёл замечание Тильды и был нежен.
(а после:http://www.proza.ru/2018/11/10/1408)