Автобиографическая проза
Из писем ко мне моих друзей
и мои ответы друзьям
(1982-1996 годы)
ЧАСТЬ 16 (ещё ДВЕ страницы)
* * *
Позвольте Вам, досточтимый, предложить мой отчёт о поездке в Одессу: стою на площади, держу в руках свернутую газету. Вдруг подбегает одессит, выхватывает газету и говорит: "Вы не так газету держите". Познакомились. Ходили на танцплощадку танцевать "семь сорок". На следующий день вечером он с товарищем приезжает на такси на Пересыпь, где мы снимали жильё вчетвером (три барышни со мной). Зовут к себе в гости. Я уезжаю одна. Барышни сдрейфили.
Глухая новостройка Одессы. Высотный дом. Квартира на девятом этаже. (Ещё в такси стало страшновато). А когда глубокой ночью вышли на балкон покурить (я первый раз смотрела на мир с девятого этажа!), вдруг испугалась: сейчас сбросят и имени не спросят. Вскрикнула. Один обозвал почти дурой, объясняя тем, что соседи услышат мой крик и плохо про них подумают.
Дальше было лучше. Пели песни с гитарой под караван бутылок. Выпили только две, а я и вообще ни одной.
Рано утром сели в трамвай (трамваю надо бы спеть оду - уютнейший вид транспорта!). Один из одесситов привязал к ремню своих брюк поясок от платья впереди стоящей крупной девушки. Скандала не было, было понимание - она вышла с этим молодым человеком. А мы поехали дальше.
Хозяйка квартиры, как выяснилось, звонила в милицию, чтобы меня начали искать. Оказывается, в Одессе убивают так же, как в Донецке воруют кошельки. Предупреждать надо!
* * *
Приятно получить заказ на статью от значительного товарища. "Ах, ах! доверили!", - подумала я и подняла паруса там, где их поднимать не следовало. Ну что стОящего я могу написать о том, что «не досконально знаю»! Но в силу природного гонора и упрямства тщусь изведать неизведанное.
* * *
Отвратителен трупный ажиотаж, который возникает после смерти значительной личности. Многие вдруг становятся бывшими друзьями усопшего. Я в таких случаях говорю: «Я кофе любила, когда он был ещё дешёвым».
* * *
Мы вместе с Вами любим Марину Ивановну. А я не перечитываю единственное её стихотворение: «Мой милый, что тебе я сделала...». Бабское нытьё…
* * *
Когда возвращают рукописи отовсюду, как Мартину Идену, начинаешь верить, что ты чего-то стоишь. В Советском писателе сказали: «Попечатайтесь, вы ещё молоды, пусть вас заметит критика...». А мне уже 38 лет... Герою Д.Лондона было гораздо меньше.
* * *
Давно одолевает ощущение, что не любовь движет миром, а нечто бОльшее, чем любовь. Что именно, пока не знаю.
* * *
Сударыня! Ещё вчера думал: пока поётся - надо петь, пока живётся - надо жить! Моя душа, как холодильник: как только потеплело внутри, включается охлаждение, достаточно холода - опять отключается на время.
* * *
Сударь! Ваш стиль - лёгкий флёр. Мой - стремление к открытости. И никого не переделаешь: Вас не откроешь, меня не закроешь.
* * *
Александр Мень пишет, что Иисус Христос пришёл в мир бого-человеком и философом, который «понял» основные законы жизни на земле и попытался поделиться своим знанием (от Бога-отца) с людьми. Но люди это знание не приняли. И не потому, что он пришёл рано, а потому что его приход в любое время не ко двору. Человеческая природа такова, что никакой Иисус ничего не может изменить.
* * *
Всё тот же А.Мень утверждает, что сначала - знание божественной сущности, божественных помыслов, а потом уже вера. Вера - это божественное откровение. И оно, светлейший князь, не придёт к Вам без знания, без ощущения божественной сущности мира. Как только Вы ощутите в себе нечто, неподдающееся земному описанию, Вы получите знание Бога. А уж вера в него зависит от того, захочет ли Бог Вам её подарить. Множество безбожников не по своей воле безбожники, а просто Господь не подарил им своей благодати, Откровения. Бывает и на незнающего снисходит откровение. Но такой человек избирается Богом за какие-то особые благие деяния. Ощущение Божьей благодати можно и пропустить, не будучи готовым к нему. А есть просто «незрячие и глухие», которым её не услышать никогда. Они и не прислушиваются. А Вы, светлейший князь? Я - прислушиваюсь. Но ещё не готова.
* * *
Чем больше я буду знать о религии, тем более вероятно количество перейдёт в качество. Но ещё должен прозвучать «щелчок», называемый Откровением. Недостаточно знать - надо ещё услышать «щелчок».
* * *
Прихожу к приятельнице в гости. У неё здоровенная овчарка. Мало того, что она со своими блохами садится нахально рядом со мной на диван, она ещё всю еду с тарелок на кухне перепробует. Фу-у-у!
Люди, которые держат в доме огромных собак - садисты. Такая собака должна жить на воле, во дворе деревенского дома.
* * *
Пишу только рифмованные стихи. Для верлибра не хватает отточенности ума, душа неясная требует напевности, рифмы, где и спрятаться можно, если что.
* * *
По тому, как я превосходно переношу летнюю жару, можно судить, что мои древние предки были африканцы. Но никто из них не удосужился съездить на север и там зацепиться хоть за какую-нибудь веточку карликового дерева, чтобы я хоть чуть-чуть полюбила зиму!
* * *
Пишу и поглядываю в суровые скандинавские глаза Вольги на репродукции с картины Константина Васильева «Огненный меч». Как бы напоминает: «Ты не можешь быть счастлив, если у тебя благородное сердце».
* * *
Друг мой, я рада за Вас, что Вы видели Юрия Левитанского. Он тоже «тоскует по тонкому ценителю поэзии»? А я его книгу «Избранное» прочла от корки до корки, нигде не споткнувшись. Какая гармония!
* * *
В четвёртый раз повезу рукопись в Калугу - 2800 строк. Неужели не отберут хотя бы половину на книжку?
* * *
Маркс считал, что нельзя в школах преподавать предметы, в которых присутствует классовая сущность, или растолковывать детям нечто с классовых позиций. По его мнению, изучением таких предметов должны заниматься только взрослые.
* * *
И задумалась я, и поднесла кулачок к своей тяжёлой голове, и в этом кулачке собралось множество слов, желающих превратиться в цветок! Но... Надо уметь выращивать цветы в своём «огороде». Надо хотеть их выращивать. А я сейчас и не могу, и не умею. Правда, кое-какие цветы вырастают сами по себе, но, в основном, чёрные.
* * *
Светлейший князь! Слушаю Баха - «Трио в ре минор» - моё любимое произведение. И думаю, что ещё жива.
* * *
К году Лошади подготовилась основательно: приколола к стене в своей приёмной огромный портрет двух великолепных лошадиных голов. А до меня здесь были развешаны по стенам традесканции, удивительно захламлявшие помещение. Я их сразу поснимала.. Сколько было пыли! А лошади не пылятся и глазу есть на чём остановиться.