Листья цвета купороса
на дорожке во саду.
Осенью всё та же проза
в полужизненном бреду.
Сколько можно умиляться
дальней желтизне лесов,
да рябинам, чей багрянец
проштампован связкой слов.
Не румянит мои щёки
колкий ветер по утрам.
Я бледна, зеленоока,
я не вхожа к докторам.
Понапрасну не тревожу
близких преданных людей.
И метафоры еложу
на ковре из желудей.
Как тщедушный шизофреник
бормочу сама с собой,
и в сарае ржавый велик
глажу ледяной рукой.
Полусевшая покрышка,
как раздавленный червяк.
Мне б хотелось передышки.
Ведь уже и я не я.
Кажется, повсюду плесень,
как в глухом пруду вода,
и уже неинтересен
нотный стан на проводах.
И герань помёрзла ночью
у крыльца в больших кашпо.
Кто же нас уполномочил
говорить - ещё, ещё?
Вот бы март с его тревогой
в оглашенности весны.
Вот где мощь, где всё от бога
и от вешности воды.
Где дрожат уже поджилки
в контртеноре пичуг.
В волосах гуляют шпильки
от ветров. А мы на юг
смотрим с трепетом и верой,
нам оттуда лета ждать.
Лета. Не осенней скверны.
Лета. Богадушумать...