Наплывшие откуда ни возьмись тягучие тучи скрыли под собой только что мерцающие далёким загадочным светом звёзды, спрятали в своих недрах луну, и тёмная густая ночь опустилась над Олошкой.
Есть не хотелось, несмотря на то, что со вчерашнего вечера у Митьки и маковой росинки во рту не было. Дорога в аэропорт, самолёт, утренний поезд, автобус, больница, встреча с матерью и братом вымотали его не только физически, но и морально. Осунувшиеся, похудевшие и почерневшие, с тёмными кругами под опухшими от невыплаканных слёз глазами, жалкие, но такие родные и любимые лица до сих пор стояли перед его глазами. Он никак не мог поверить в то, что сильный и здоровый Илья теперь на всю жизнь остался инвалидом. Мать не смогла сказать об ампутации, попросила его – Митю. Наверное, она права. Неизвестно, как отреагировал бы брат, скажи она ему сама. Как бы тяжело ни было, он сказал – просто, обыденно, как о чём-то незначительном, добавив, что отделался Илья малой кровью. Говорил ровным и спокойным голосом, не отводя от брата глаз.
- Через месяц-другой бегать будешь уже вовсю за девками, Илюха! - ободряюще произнёс он под конец.
- Отбегался я, братуха! – понуро произнёс Илья. – Да и желания бегать не было и нет! Только за одной на край света ползком ползти готов был, но… - он замолчал и тяжело вздохнул.
Илья мог не продолжать. Митя и сам догадался. Чугунная тяжесть сдавила где-то в межреберье, кажись, в области сердца. Он и сам толком не знал, где оно – его сердце, разве только с уроков анатомии запомнил, что ближе к левой части груди.
- Тебя она любит, Мить… Это я про Милу говорю, - тихо прошептал Илья.
- Я понял! – рубанул воздух рукой Митя. – Мы сейчас с тобой другую проблему должны порешать, Илюша. А Милка… Разберёмся!
Илья сразу же понял, о чём хочет с ним поговорить брат. Ещё больше затуманился его тревожно-печальный взгляд.
- Следователя звать надо, повинюсь в содеянном, может, меньше срок дадут. А? Как ты думаешь, Митя? – дрогнувшим осипшим голосом спросил он.
- Подожди пока, Илья, со своей повинной. Поеду в деревню, сам поищу Юрасика. Ты лучше вспомни, с кем он последнее время болтался.
- Так со мной, чего тут вспоминать!
- А дама сердца, так её назовём, была или нет у него?
Илья сдвинул к переносице свои густые рыжие брови, на минуту задумался.
- Вроде… Из Погоста, если я не путаю. Юрка ещё говорил, что Зинка его - не чета Миле, - порядочная баба! Вот за это я ему и врезал! Точно, Митя! Вспомнил! – оживился Илья. Голос его как-то сразу окреп, заблестели в глазах рыжинки.
Мать, как чувствуя, заглянула в палату, увидев оживлённого Илью, в душе перекрестилась и вознесла славу Всевышнему. Значит, не зря Митеньку вызвала!
Вот к этой Зинке и собирался завтра наведаться Митя. В Погосте одна только Зинка – Панкратова, - одинокая, слегка глуховатая бабёнка. Скорее всего, про неё и говорил Юрасик.
Пытаясь не думать о Милке, Митя поставил в печь чугунок с нечищеной картошкой, слазал в подпол за огурцами, нарезал мелкими, как привык делать в городе, квадратными ломтиками сало, нашёл кусок зачерствевшего хлеба. Во рту скопилась слюна, давно не ел он деревенской пищи, отвык, но вкуса материных томлёных щей из квашеной капусты не забыл. Разве могут с ними сравниться солянки, харчо, с фрикадельками, сырные и другие супы, которыми потчуют в столичных ресторанах?
Привычными, отработанными годами движениями, подкинул в печь дров, взял ухват, вытащил чугунок с картошкой. Ткнул ножом в картошину, отчего она сразу же развалилась на две части, обнажая свою нежно-жёлтую, что сливочное масло, сердцевину. Во дворе залаял Полкан.
«Милка вернулась!» - радостно мелькнуло в голове, но он здесь же себя одёрнул.
- О! Дядя Паша! - поприветствовал он ввалившегося с мороза в дом Хромова.
- Здорово, Дмитрий! – сняв рукавицы, Хромов крепко пожал ему руку. – Иду, смотрю, дым клубами валит из трубы. Ну, думаю, Людмилка видать только затопила, а здесь, оказывается, сам хозяин объявился! Рассказывай, как там дела у Ильи?
- Нормально! Через недели три-четыре выпишут. Мать передала, что через неделю сама вернётся. Давай, дядя Паша, раздевайся, чем, как говорится, богаты, - махнул Митя в сторону стола. – Составь компанию.
- Спасибо, Дмитрий! Пойду ближе к дому! Я ведь трубу закрыть зашёл, чтобы Людмилке не бегать взад-вперёд, а мне по пути из правления. Сам-то ты как в Ленинграде устроился? Говорят, комнату получил?
Несмотря на отказ Василича, Митька поставил на стол две тарелки, достал из портфеля бутылку водки.
- Давай, дядя Паша, а то одному и кусок в горло не лезет! А комнату я получил, маленькая, правда, всего двенадцать квадратных метров, на проспекте Науки, там же и новый кинотеатр «Современник», куда меня пригласили работать художником-оформителем.
Хромов потоптался немного на месте, но выставленная на стол бутылка с чистой, как слеза, водочкой, всё же соблазнила, и он, скинув полушубок, чинно уселся за стол, потирая руки.
- Не любит Прасковьюшка энтого дела, но мы с тобой за Илюшино здоровье и за твой приезд по стопочке дерябнем, да и побегу.
Выпили по одной, по второй, закусили. Хромов заговорил про партийное собрание, про строительство новой школы:
- Теперича робятня не будет за три килОметра в школу бегать, десятилетку отстроим! – хвастливо говорил он, откидывая вверх указательным пальцем усы с одной и другой стороны.
Он говорил что-то ещё, а Митя видел Милку. Вот возвращаются они втроём: он, Илюшка и Милка поздним вечером из гороховецкой школы, идут лесом, кругом темень, Милка трясётся, что осиновый лист на ветру, оглядывается по сторонам и всё боится, что из леса выбегут волки.
- Со мной ты можешь никого и ничего не бояться! – заявил он ей тогда. – Я за тебя любому волку горло перегрызу!
Мила тогда глянула на него своими ясными, светлыми глазами, тихо и застенчиво, как только она одна умела это делать, улыбнулась и перестала крутить головой в сторону леса.
«Милка! Милка!» - стучало в висках, хотелось вскочить и бежать к ней, просить прощения, объяснить, почему он решил соврать ей, назвав себя юбочником, или как он там сказал, Митька и сам толком не помнил.
Налили ещё по одной, выпили.
- Спасибо, Митя! Мне хватит на сегодня! – решительно сказал Павел Васильевич, поднимаясь из-за стола. – Луковинки-то не поищешь? – взяв в руки кусочек сала, спросил он. – Это же надо так накрошить! – и, усмехнувшись, забросил его в рот.
Митька достал из-под лавки корзину, отрезал приличный кусок от луковицы, снял шелуху и подал Хромову. Тот аппетитно захрустел, на ходу накинул полушубок и, попрощавшись, вышел из дома.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/11/04/1235