Вытянутые руки во след, стон немой.
Глаза с поволокой отчаянья.
Комок где-то на уровне солнечного сплетения,
что светится отнюдь не желтым.
Подставленное под дождь лицо,
которое щурится от капель и слез.
Застыло дыханье – боязнь захлебнуться.
Пустота пробегает волнами с головы до ног.
Ты ничья. Не принадлежишь никому,
даже себе, тем более городу, улице, дому.
Ветвь, качнувшись в пределах твоего взгляда,
кажется чужой и враждебной.
Лист пожелтевший не вызывает в тебе
сочувствия. Ты ничья: ноль на ноль. Лист тоже ничей,
поскольку вы порознь.
Прохожий пытался понравиться. Но
статичный зрачок твой ему рассказал, как ребенку,
о тщете намерений. Он голову опустил,
и читает, листая, свои шаги.
Небосвод-пустыня. Облака-миражи,
а птицы-галлюцинации. Разница в цвете?
Я не об этом – слишком глубокие ямы пустот
во всех уголках тела. То ли – черные дыры,
то ли – белые кратеры, разницы никакой.
Ты ничья. Тебя нет в окружающем мире.
Слезным воздухом пахнет
от минуты вчерашней,
за которой в огонь и воду
не броситься.
От которой я ни за что
настоящий – не приду
помолиться в неизбежную осень.
От которой не слышно
ни стенаний, ни вздохов
над прощальной весной,
уводящей в средину
того меня, что вчера
опадал листвою вероломно крикливой,
невменяемо щедрой.
Пусть уже не вернется
под волнистую флейту
той минуты нежность
и сдержанность тонкая.
Я не буду, не буду тем незыблемым,
в той минуте прощальной
на ступеньке порога твоего.