Ошибка профессора. Часть 1. Кафедра
История отношений профессора института и студентки.
СИМПАТИИ И АНТИПАТИИ
В ресторане «Арбат» сидели два совсем юных создания, парень и девушка. Парень - его звали Андрей - был в дорогом замшевом пиджаке, светлые волосы тщательно зачесаны, взгляд серых глаз напряженный, колючий, видно было, что он очень волнуется.
- Возьмем медальоны из горячей вырезки. На закуску - телячий язык под соусом. А вот лосось лучше не брать. Лосось лучше готовят в «Метрополе».
В «Метрополе»? – В глазах девушки зажглись насмешливые огоньки. – Похоже, ужинать в шикарном ресторане для тебя – самое обычное дело. Сколько тебе вообще лет?
- Восемнадцать.
- Восемнадцать? О господи! Мне уже двадцать два.
- И что? – лицо его покрылось красными пятнами, он готовился возненавидеть ее, если она откажется встречаться из-за возраста. Лиза улыбнулась, - Ладно. Неважно.
Ей не понравилось, как он говорил с официантом, называя его «гарсон», подчеркивая
свое могущество и ничтожность обслуживающего их человека. Но с ней он был внимателен, она приняла предложение пойти к нему домой.
Они вошли в его уютную, хорошо обставленную квартиру. Из шкафчика, который Андрей именовал баром, он достал пузатые бутылки с ликерами. Принес соки из холодильника. Сделал для нее коктейль “Маргарита” и еще яичный коктейль, окунув мокрые края бокала в сахарный песок. Бокал оделся снежинками.
- О! Красиво. - она сделала первый глоток. – Вкусно!
Пересели на диван, начали целоваться. Она собиралась уже отдаться ему, неважно, что это – первое их свидание. Но тут послышался звонок в дверь, пришли его родители.
- А я уже совсем пьяная! - рассмеялась Лиза.
- Это ничего. Я сейчас и для них приготовлю коктейли. Я знаю такую волшебную последовательность, - всего три бокала, пьются легко, и опьянение наступает неожиданно.
Все получилось именно так, как он задумал. Они приятно посидели за столом. Он вышел проводить Лизу.
- Надеюсь, ты понравилась моим родителям. - в тоне его слышался упрек, он не очень доволен ее поведением.
- Да хрен с ними. Какая разница.
Лицо Андрея приняло обиженное выражение. Через двор они шли молча. Возле гаража он остановился.
-Там стоит моя машина.
- Жигули?
- Девятая модель.
- Круто.
Для восьмидесятых годов это действительно было очень даже круто.
- Папа подарил на восемнадцатилетие. Он курирует электроснабжение всей Москвы. - взглянул в ее лицо, хотел узнать, произвели ли его слова впечатление.
Она улыбалась рассеянно и легкомысленно.
- Мне хочется увести тебя куда-нибудь на выходные. Хочешь – поедем в Питер?
- В Питер – нет. Я бывала там раз сто.
- Ну а в Казань?
- Далеко. Вот в Суздаль я бы, пожалуй, съездила.
- Я закажу гостиницу.
- Да ну к черту. Заночуем в чистом поле. У тебя есть палатка?
- Я достану.
С ними поехали его друзья, парень и девушка.
Водил машину Андрей еще очень неуверенно, но при этом его распирало от гордости, что порой было забавно. При выезде из Москвы он не сразу сообразил, что на трамвайной остановке следует тормозить, и какой-то человек наклонился к остановившейся, наконец, машине и просунул в окно кулак. Огромный кулак - и прямо к морде Андрея! Лиза не удержалась и расхохоталась.
Они выехали из Москвы. Лиза смотрела в окно на проплывающие мимо пшеничные поля, на серебристую гладь озер, на сады, утопающие в зелени. Встречный ветер приятно обдувал лицо. Настроение было прекрасным, она почти всю дорогу улыбалась.
К вечеру компания добралась до Суздаля. Нашли небольшой лесок, установили две палатки, разожгли костер. Пробовали петь песни Визбора, получалось не очень складно, гитара была расстроена.
Пили шампанское. Волосы Лизы, каштановые с рыжеватым отливом, в свете костра светились, как очень темный янтарь. Огонь озарял лица друзей. Влюбленные глаза Андрея сияли в ночи. Лиза улыбалась ему - чуть насмешливо и снисходительно.
Костер погас. Андрей распрощался с друзьями и увел ее в свою палатку. При свете карманного фонарика расстелил плед, огромный, из мягкой пушистой шерсти. Лиза видела, что он возбужден и весь дрожит, а руки его зачем-то все переставляют подушки, привезенные из Москвы. Целых шесть атласных подушек! И он, перекладывая их с места на место, все время спрашивает, - так лучше? Или так?
- Стоит ли так возиться, ради одной какой-то ночи? - смеется Лиза, отшвыривая подушки в сторону.
Они целуются, она сбрасывает свое легкое платье. Короткое жаркое соитие. Она затрепетала, застонала в его объятиях и, обессиленная, откинулась на одну из его подушек. Он встал на колени, весь пунцовый, лицо в капельках пота. Ей стало неприятно, она отвернулась. Вышла наружу. Смотрела на звезды.
Он тоже выбрался из палатки. Тревожно огляделся – не видят ли его друзья ее голое тело,
светящееся во тьме матовой белизной?
- Вон там знакомое созвездие. Кассиопея. Звезд больше, чем в Москве и они такие яркие!
- Здесь воздух чище. Травами пахнет, клевером.
- Да, здесь здорово. Но пойдем, надо как следует выспаться.
Андрей подкрадывается сзади и обнимает ее за талию. Шепчет слова благодарности и страсти.
- Спать? Не смей даже думать об этом!
Она пыталась остановить ласкающие ее руки, но снова почувствовала возбуждение. Они упали на плед, слились в любовном экстазе.
- Ну, все! - выдохнула она. - А теперь спать, спать!
- Спать? Мы не будем сегодня спать! Умоляю тебя, не будем спать! Ночью у нас будет настоящий праздник. И в машине еще есть шампанское!
- Да не хочу я больше шампанского! Я терпеть не могу эти ночные оргии. Все напиваются, потом не помнят, кто был и с кем.
Он снова попытался ее обнять, но она резко его оттолкнула.
- С ума ты, что ли, сошел? Пошел к черту!
Ночь была прохладной. Она постаралась устроиться поудобнее. Завернулась в шерстяное одеяло, отодвинулась от него в самый край палатки.
- Все! Приятных сновидений!
Последняя фраза прозвучала как издевка. Она уже почти засыпала, и вдруг услышала его приглушенный плач.
- Да что с тобой?
Она выскользнула из одеяла, неохотно пододвинулась к нему, обняла за плечи. Он весь содрогался от судорожных, непрерывных рыданий. Запинаясь, что-то говорил про праздник, феерический праздник, который он для нее задумал. Наконец она поняла, что это была его первая ночь с женщиной. Поверить в это было непросто. Ведь он повел себя с нею, как умелый любовник. Но оказалось, что это были теоретические, книжные знания, которые ему неплохо удалось применить на практике. Она плохо представляла себе, как лучше его успокоить, какой нужен к нему подход. Ведь он был и оставался для нее абсолютно чужим человеком
Она гладила его волосы, но потом все-таки настояла на своем, - ночью они должны спать, ведь завтра ему предстоит вести машину.
Днем осмотрели Суздальский кремль. Андрей казался рассеянным, у него были красные глаза.
Молодые люди, которые приехали с ними, оказались нудными, они тщательно осматривали каждую церковь. Остановили проходящего священника, задавали бестактные вопросы.
По дороге в Москву Лиза снова смотрела на проплывающие мимо пшеничные поля, но радости, как накануне, уже не испытывала.
Думала, - как бы поскорее избавиться от Андрея, как бы сделать это поделикатнее. Она ощущала неприязнь, раздражение, и то, что он оказался неплох в постели, уже не могло изменить ее отношения.
Поездка в Суздаль пришлась на последние выходные августа.
В сентябре начались занятия в институте. В сентябре вспыхнула ее любовь к Бестужеву.
Лиза во всех деталях, во всех мельчайших подробностях помнит тот день, когда она впервые увидела Бестужева. Константин Кириллович Бестужев был доцентом кафедры пластической деформации металлов. Внешность его с первой же минуты поразила ее, впечатлила, покорила. Высокий, широкоплечий, строгое волевое лицо, гордая посадка головы. Темные волосы откинуты со лба назад, лицо совсем молодое, но у виска - широкая серебряная прядь ранней седины. Безукоризненно одет - темно-синий костюм-тройка, переливающийся серебристый галстук.
Бестужев начал читать лекцию. Приятный звучный тембр голоса. И вот уже - вспышка свежего чувства и безумно-беспечные шаги навстречу ускользающей судьбе.
Лиза помнила, как оживились студентки между первым и вторым часом лекции Бестужева, как побежали в туалет краситься и причесываться и, смеясь, обменивались впечатлениями.
- Вот это мужчина! Потрясающий! И говорят, ему всего тридцать четыре года.
В отличие от более благоразумных своих подруг, Лиза никогда не избегала красивых мужчин, не страшилась их непостоянства и не задумывалась о том, что они никогда не бывают свободными по самой своей сути, более других являясь игрушкой чужих страстей и обстоятельств.
На второй лекции Бестужева она отчаянно кокетничала со своим соседом Гришей, но не ради Гриши, а из желания привлечь внимание Бестужева. Должен же он заметить, какая она женственная и грациозная, и какие у нее изящные руки с тонкими запястьями, и какие пышные волосы!
Гриша, конечно, охотно отвечал на ее бурное, изощренное, показное кокетство. Бестужев остановил лекцию и сделал ей замечание. Попросил повторить услышанное. Лиза поднялась, - стройная, гордая, уверенная в себе, - и звонким своим голоском повторила последнюю фразу лекции.
- Больше не разговаривайте!
- Я не разговаривала, я только пояснила своему соседу место про касательные напряжения. Вы не очень четко это объяснили.
- Вы можете задать вопрос после лекции, - возмущенно сказал Бестужев и густо покраснел. Лиза попала в точку, - место про касательные напряжения было очень трудное, и сам Бестужев был не очень доволен своим изложением.
В конце семестра она блестяще сдала экзамен. Бестужев остался доволен, - женщина, и так хорошо разбирается в сопромате!
После экзамена Лиза пришла на кафедру. На ней, - лучшее ее алое платье, в волосах, - сложное сооружение из заплетенных косичек, плод искусства парикмахера самого дорого салона, что в центре Москвы, на проспекте Калинина.
- Чем я могу вам служить? - взгляд Бестужева охватил ее тонкую фигурку, дерзкую складку губ, упрямый подбородок.
- Я хотела бы заниматься научной работой. Как и подобает серьезной, целеустремленной студентке.
Желание такое рекомендовалось всячески поощрять. Лиза училась на вечернем факультете, и Бестужев предложил ей пойти в отдел кадров, написать заявление о приеме на работу.
- Я возьму вас в свою лабораторию.
И вот она уже - полноправный член коллектива кафедры. Получила свое первое задание. Оно принеприятнейшее - нужно нанести размерную сетку на металлический образец под электронным микроскопом. Лиза обрадовалась, когда лаборант Ряховский вызвался ей помочь. И тут же получила замечание от Бестужева.
- Если вы хотите чего-то добиться в науке, вы должны научиться все делать самостоятельно, своими руками.
На кафедре было полным-полно рутинной работы, и новую помощницу, аккуратную и исполнительную, встретили тепло и радушно. В конце рабочего дня вокруг нее всегда было некоторое оживление, - шутки, предложение проводить домой, дежурные комплименты, лишенные фантазии и разнообразия.
Но самым приятным для нее было чувствовать внимание Бестужева. Не оборачиваясь на его взгляд, она ловко и быстро переключала кнопки на приборной доске, на плечах ее - ажурная тонкая шаль, подчеркивающая изящество движений. Вечерами она проводила время с очередным своим любовником, чувственная удовлетворенность придавала ей уверенности, она млела от сознания собственной привлекательности.
Иногда у нее возникали вопросы, с которыми она старалась обращаться непосредственно к Бестужеву. Бестужев делился с ней своими академическими познаниями, ему доставляло удовольствие преувеличенно восторженное внимание эффектной студентки. Иногда во время его объяснений она отвлекалась (незаметный маневр, который у нее хорошо получался), разговор плавно перетекал в другую плоскость. Она всегда спохватывалась первая, - ах, я злоупотребляю вашим вниманием. Бестужев сердился и на себя, и на нее, но все неизменно повторялось, и в течение рабочего дня он разговаривал с ней больше, чем с любым из своих аспирантов.
Интерес его к ней был холодноватым. Он не флиртовал с ней, подобно другим сотрудникам, постоянно подтверждая сложившуюся у женщин на кафедре репутацию самого недоступного мужчины.
Среди сотрудников кафедры у Лизы появились поклонники. Лаборант Ряховский и доцент Митин были в нее слегка влюблены.
Для некрасивого, болезненно хрупкого Митина эта влюбленность явилась благом, ибо позволила ему отвлечься от настоящего горя.
Два года назад у его жены Татьяны на работе случился роман, за ней начал ухаживать ее начальник. Она тогда спрашивала у Митина, - может, мне лучше уволиться? Митин ее отговорил, - ну зачем тебе увольняться, тебе же твоя работа нравится. И не заметил, не понял, что Татьяна и сама влюблена в начальника. Наступил день, когда она призналась Митину, что любит другого, собирается уйти, забрав дочь. Митин совершенно растерялся, начал со всеми советоваться, все спрашивал, может быть, мне простить измену? Бестужев сказал, что он бы не простил. Профессор Штром заметил, что это вряд ли уже имеет смысл, но добросердечный Митин склонен был жену простить. Между тем начальник уже подал на развод, чтобы соединиться новым браком с Татьяной. Жена начальника в отчаянии покончила собой, отравилась. Митин все сокрушался, как же его Татьяна, которая всегда была плохой хозяйкой, справится в четырьмя детьми, ибо у начальника детей было трое. Митин все еще чего-то ждал, скучал, надеялся на примирение. И тут подоспела его влюбленность в Лизу, и тогда сама собою начала проходить его хандра и тоска.
И вот Митин, в сереньком помятом костюме, но при галстуке, подсел к столу Лизы и сразу стал жаловаться на духоту, - вот-вот голова разболится.
- Ну так примите таблетки, - равнодушный голос, подробности его самочувствия ее не интересуют.
- Слышала? Бестужев разводится.
Лиза слегка отвернулась, чтобы скрыть внутреннюю дрожь.
- Бестужев разводится? Ну-ка, расскажите подробнее. Я никогда не понимала, почему это взрослые мужчины так плохо уживаются со своими женами.
-Да обычная история. Половая несовместимость. Жена его - огромная баба, Бестужев почувствовал себя с ней импотентом. Как водится, появилась новая женщина. Бестужев говорил, - она сделала из него мужчину, да еще какого мужчину!
- Очень уж он хвастлив, ваш Бестужев. Да рассказывайте уж, вы же знаете подробности.
- Какие уж там подробности. Он давно хотел уйти от жены, но тянул, не хотел расставаться с маленькой дочкой. Жена сказала, - уйдешь, - дочь свою больше не увидишь.
- Жесткая позиция.
- Вынужденная. Она его очень любит. Когда он приходил навещать дочь, ей делалось плохо, даже неотложку вызывать приходилось. Каждый раз она надеялась, что он останется навсегда. Он уже несколько раз к ней возвращался, потом заболевал очередной своей ангиной, она за ним ухаживала, лечила. А по выздоровлении он опять уходил. Бестужев очень жесток с женщинами.
- И с любовницей тоже?
- И с любовницей. Он ее несколько раз прогонял, просто вышвыривал за дверь, как щенка.
- Значит, жениться на ней он не собирается?
- У нее бесплодие. Бестужев говорит, - если не будет ребенка, он не сможет забыть свою дочь.
- Что за чертовщина – хотеть забыть свою дочь? Зачем забывать своего ребенка?- лицо Лизы раскраснелось, горело жадным интересом. Почувствовав, что Митин заметил ее волнение, она пояснила, – Вы не представляете, как меня возмущает подобное отношение к детям. Потом спросила:
- Как вы считаете, Бестужев вообще любит женщин?
- Он любит не женщин, а обожание женщин.
- Получается, что он просто какой-то монстр. Самовлюбленный эгоист. От него надо держаться подальше, - рассмеялась Лиза.
В кабинете Бестужева зазвонил телефон. Кокетливый голос секретарши:
- Константин Кириллович! Вам женщина звонит.
Бестужев подошел к телефону. Лиза через неприкрытую дверь слышала, что говорил он сухо, даже с некоторой враждебностью.
Весь вечер она обдумывала услышанное. Бестужев вскоре получит развод. Сколько времени может быть свободен красивый мужчина? Вероятно, совсем недолго. Ждать, когда его внимание по отношению к ней станет более конкретным, рискованно. Вся ее авантюрная натура восставала против пассивного ожидания.
На следующий день она вошла в кабинет Бестужева.
- Я хотела бы поговорить с вами наедине. Это для меня жизненно важно.
Бестужев внимательно на нее посмотрел и невольно понизил голос.
- В восемь часов вечера вас устроит?
Лиза, нервными пальца вертя авторучку, набросала план разговора, словно речь шла о техническом эксперименте. Она все предусмотрела, - с чего начать, чем заполнить неизбежные и неприятные паузы. Она волновалась, но странным образом при появлении Бестужева волнение ее улеглось, она почувствовала себя легко и уверенно. Это показалось ей хорошим предзнаменованием.
Они вышли в институтский дворик. Бестужев взял свою спутницу за локоть, чтобы не затеряться в толпе студентов-вечерников.
- Вашей репутации не повредит, что мы выходим из института вместе?
- У меня достаточно прочная репутация, я могу позволить себе выходить с кем угодно и когда угодно.
Ответ прозвучал резко. Лиза поздравила себя с первой ошибкой. В дальнем конце двора, где было уже достаточно тихо, она прислонилась к стволу древнего тополя.
- Я хотела вам сказать, что я вас люблю. Вас очень удивило мое признание?
- Честно говоря, нет. Я ждал чего-нибудь в этом роде. И что же вы хотите от меня услышать? Я ведь тоже кого-то люблю, у меня есть свои обязанности перед семьей.
- Я ведь тоже кого-то люблю, - задумчиво повторила Лиза. - Я все думала, что вы мне ответите, перебрала в уме десятки возможных вариантов. А такого, самого простого, почему-то не ожидала.
Выражение лица Бестужева оставалось слегка надменным, глаза его были слегка прищурены.
- А я многое отдала бы за одно-единственное свидание с вами.
- Не ставьте себя и меня в неудобное положение.
- Вы мне даже мечтать запрещаете? - улыбнулась Лиза. Бестужев сразу почувствовал облегчение. Кажется, объяснение не будет чересчур тягостным.
- Я все-таки хочу, чтобы вы меня выслушали до конца, - голос ее был не молящий, не униженный, а скорее требовательный.
- Я готов вас выслушать, - покорно согласился Бестужев. Он взял ее под руку.
- Пойдемте к метро?
- К метро? Было бы ужасно, если бы наш разговор состоялся в толпе, в метро. Не слишком это уютное место для беседы.
- Я тоже терпеть не могу метро. Особенно при том, что я всю жизнь ходил на работу пешком, и только совсем недавно мне пришлось переехать в замечательный район Тушино.
- Тушино - это далеко.
- Тушино - это ужасно. - Как и на своих лекциях, он немного рисовался. Истерик не ожидалось, он привычно наслаждался своей способностью нравиться женщинам. Великодушно предложил выпить кофе в ближайшем кафе.
- В “Шоколаднице”? Там почти как в метро. Самое бестолковое кафе в Москве. Может, дойдем до “Паланги”? Это ведь тоже совсем близко.
Она лукавила. Путь до кафе «Паланга» был не таким уж близким. Они шли по Ленинскому проспекту. Лиза грациозно покачивалась на своих высоченных каблучках. Разговаривая, она оборачивалась к нему, и он невольно ею любовался. Они прошли метров пятьсот, и между ними нежданно-негаданно для Бестужева, возникла та волшебная феерическая нить, о которой так часто говорят влюбленные. Все вдруг непостижимым образом изменилось, мысли их, слова, движения пришли во взаимную гармонию. Словно зазвучала невидимая мелодия, которая завораживала и подчиняла их своему ритму.
В «Паланге» царил полумрак. Бестужев заказал два бокала шампанского и две шоколадки. Он удивительно быстро пьянел. Реальность растворялась. Дым от чужих сигарет окружил их полупрозрачной своей пеленой, и они словно плыли в этом дыму. У Лизы, непривычной к шампанскому, легко и приятно кружилась голова. Беседа лилась непринужденно и свободно.
- Вы очень хороший собеседник.
- Мне никто этого раньше не говорил. Я ведь ничего не успеваю читать, только техническую литературу.
- Но вы все понимаете с полуслова.
- Все потому, что я очень эмоциональный человек. Из-за этого в моей жизни было много тяжелых моментов.
- Вот послушайте, - каким я вас вижу:
А остались - улыбкой сведенная бровь,
Сжатый рот и печальна власть
Бунтовать ненасытную женскую кровь,
Зажигая звериную страсть.
- Это написал человек, который очень много знал о неразделенной любви.
Бестужев был словно под гипнозом, и любой, самый напыщенный комплимент, даже эти слова Блока, звучали естественно и уместно. Череда полуулыбок и полукасаний. Очень мало слов, и за каждым - странная недоговоренность влечения.
- Извините, мы закрываемся, гибко наклонилась к Бестужеву официантка.
- Можно - еще один бокал шампанского и еще одну шоколадку! - он подарил официантке одну из своих обворожительных улыбок. Девушка ушла выполнять заказ.
- Вот и она не смогла устоять перед вашим обаянием.
Когда они выходили из кафе, Лиза уронила шарф. Бестужев с пьяной элегантностью наклонился за шарфом и стал бережно ее укутывать. Она чувствовала, как руки его коснулись ее шеи. Это было почти объятие.
Они пошли по маленькой улице мимо Донского монастыря и дальше, через сквер, засаженный липами. Стояла удивительная, полная тишина. Причудливые силуэты черных деревьев. Редкие фонари, их неверный свет.
- Как хорошо! Я словно в волшебной сказке!
А до конца сказки оставалось всего пять минут.
- Это все из-за Митина. Он сказал мне, что вы разводитесь. И мне стало страшно. Я испугалась, что могу опоздать.
Опоздать куда? На упоительный праздник жизни? Но опоздание ее случилось в другом времени. Может быть, десять месяцев тому назад.
- Он не все вам рассказал, - голос Бестужева сделался очень тихим. Он с тревогой посмотрел на свою спутницу, сожалея о том, что его слова принесут ей боль.
- Я развелся, чтобы жениться на другой женщине. Она родила мне сына.
Наваждение рассеялось. Чудная мелодия, которая звучала в ее душе, смолкла, уступая место другой, щемящей и безнадежной.
Она неплохо владела собой.
- Какого цвета глаза у вашего сына? Карие, как у вас?
- Я еще не знаю. Ему всего три недели, у детей в это время цвет глаз меняется.
- Ваша жена сейчас, наверно, волнуется, вам нужно ей позвонить.
- И что же я ей скажу?
Очаровательная беспечность. Его жена, должно быть, сильная женщина. Только очень сильная женщина могла выдержать характер Бестужева. Его капризность, жестокость, избалованность, сочетающуюся с постоянной потребностью в восхищении его действительными и мнимыми достоинствами.
Бестужев признался, что не чувствует себя очень счастливым.
- Я встречался с ней долгих восемь лет, и наши отношения уже должны были закончиться. И тут она неожиданно забеременела.
- Мне рассказывали, что у нее было бесплодие.
- Было. Но женское бесплодие, - это такая непредсказуемая вещь. Оно то возникает, то вдруг исчезает...
Он женился и был вправе гордиться своей порядочностью. Поэтому так легко простил себе маленькую вольность, - эту вечернюю прогулку с Лизой. Он был доволен, что родился сын. Но боже, сколько горечи звучало в его словах, когда он говорил о своей жене!
- Как они меняются, эти женщины, получив заветный штамп в паспорте!
- Но вы все-таки ее любите?
- Обязан любить! - сказал Бестужев, ядовитой интонацией подчеркнув слово “обязан”. - Жена моя - удивительно тактичная женщина. Мне всегда было трудно с ней поссориться.
Кажется, сейчас он немного об этом сожалел.
К дому Лизы они подошли, когда было уже три часа ночи. И тут Бестужев сказал самое для нее важное.
- Конечно, мы могли бы быть вместе. Нам просто не повезло.
Он сказал – НАМ не повезло. Для Лизы его слова были равносильны признанию в любви. Они поцеловались, - не страстным, но долгим и нежным поцелуем, и он, не оглядываясь, ушел в ночь.
Лизой овладела светлая грусть. Иногда, ненадолго, такое настроение посещает очень верующих людей, похоронивших близкого человека, - прощаясь, они тихо радуются, представляя его отбывающим в рай.
Они с Бестужевым будут встречаться на кафедре, обмениваясь улыбками. Они станут добрыми друзьями, бережно хранящими от посторонних свою глубокую симпатию. Это тоже счастье. Не нужно требовать от жизни слишком многого. Полного счастья, яркого, как метеор, в жизни не бывает. Жизнь дает нам только намек на его существование, оно всегда ускользает, покидает нас, обещая вернуться в другой жизни, в другом измерении.
Ночью она написала Бестужеву письмо, - сплошное безумие, восторг, экзальтация - я тоже могла бы сказать, как Богу : Да святится имя Твое! Письмо она разорвала, Бестужев так никогда его и не прочитал.
На другой день, собранная и внешне спокойная, она сидела возле электронного микроскопа.
Бестужев положил руку ей на плечо.
- Все в порядке?
Сколько теплоты и участия в этих простых словах!
- Все в порядке. Только я хотела просить вас назначить для меня научного руководителя. Мне неудобно будет обращаться с вопросами к вам лично.
- Дайте мне один день. Я должен подумать.
На следующий день она узнала, что ее руководителем назначен ассистент кафедры Миша Рыков по прозвищу Миша Голливуд. Стройный блондин с лучистыми глазами, очаровательный ловелас, имеющий длинный шлейф любовных похождений.
Лиза стояла, слегка покачиваясь, сложив руки на груди, и смотрела на Мишу с чувственной, порочной улыбкой.
- И за что мне такая удача? Другие годами мечтают, чтобы быть к тебе поближе, а я вот и не просила, счастье мне само, как снег, на голову свалилось.
- Издеваешься?
- Да нет. Всегда приятно иметь дело с интересным мужчиной.
Лиза понимала, что Бестужев выбрал Рыкова не случайно. Наверное, хотел испытать прочность ее чувства. Ну что же, беспокоиться ему не стоит. Миша Рыков абсолютно не в ее вкусе.
Между Лизой и Рыковым установились дружеские, доверительные отношения. Рыков рассказывал ей о своей невесте.
- Она стюардесса международных линий.
- И это хорошо?
- Это просто отлично! Она привозит мне из рейсов потрясающие подарки. Он достал из бумажника цветную фотографию. На снимке - блондинка с пепельными длинными волосами, рядом с ней - Миша в белоснежных джинсах, все это на фоне белого теплохода.
- Ну как?
- Похоже на рекламу международного круиза.
Рыков самодовольно усмехнулся.
- У нее отдельная квартира в Москве. Как ты думаешь, можно изменять жене в ее квартире? По-моему, это не очень красиво.
- Не все ли равно, где изменять? - И они оба расхохотались.
Руководителем Рыков оказался никудышным. Ему было вечно некогда, и он с бесцеремонной наглостью злоупотреблял своим обаянием, сдабривая свои бесконечные поручения слащавой улыбочкой, так что возникала чувство, что ты не можешь отказать в просьбе такому приятному мужчине, а если отказываешь, то ты вроде и не женщина вовсе, а так, тварь бесполая.
Спокойной дружбы и красивой тайной любви с Бестужевым у Лизы не получилось. Бестужев был крайне требователен и к себе, и к другим, резок, вспыльчив, нетерпим. От его характера давно уже взвыли все его подчиненные. На Лизу он обращал внимания больше, чем на других, поэтому и замечаний ей доставалось больше.
- Видите ли, я слишком часто пью чай, - пожимая плечами, жаловалась она Митину. - Как будто я одна пью чай.
Отношения ее с Бестужевым складывались из его бесконечных придирок и ее колкостей, - она отвечала ему с дерзкой фамильярной находчивостью, не выходя, впрочем, за рамки формальной почтительности. И при этом безукоризненно выполняла свою работу.
Она возвращалась домой, приятно возбужденная, напевая сочиненную ею песенку, - перефразированные строчки Бальмонта:
- Не с огнем я, а с льдинкой играю,
Проходя по блестящему краю
Острия...
Кто из нас проиграет, не знаю.
Может, гордость погибнет моя?
- Совершенно вызывающее поведение, - шипела ей вслед секретарша Светлана Юрьевна, уже десять лет безнадежно влюбленная в Бестужева.
- Она доиграется, - вторила ей лаборантка Майя.
На кафедре война самолюбий шла не только между Лизой и Бестужевым. Много интереснее была необъявленная война - напряженнейшее противостояние - существующее между Бестужевым и профессором Штромом. Это было негласное состязание, которое развлекало всех, не только Лизу.
Бестужев возглавлял на кафедре экспериментальное направление работ, а Штром - теоретическое направление. Служебное восхождение вверх началось у них приблизительно в одно и то же время. Бестужев работал, как одержимый, и первые его успехи были весьма впечатляющие. Но Штром раньше его защитил докторскую диссертацию. И научных статей и изобретений у Штрома было больше, чем у Бестужева. О его собранности на кафедре ходили легенды.
Рыков с Лизой готовили статью, в вычислениях что-то не сходилось, все цифры рассыпались, как карточный домик, и конечная картина складывалась в абсолютный математический абсурд. Рыков попросил Лизу обратиться за помощью к математику Штрому.
- Зайдите в 15.45, - буркнул Штром.
Она пришла в 15.30, и ей пришлось подождать. У Штрома была массивная фигура, он восседал в своем кабинете, как император на троне, лаконично отвечая на продуманные до мелочей и заранее письменно сформулированные вопросы своих аспирантов. Ровно в 15.45 он пригласил в кабинет Лизу. Она присела на вертящийся стул, который своей неустойчивостью словно приглашал собеседника быть максимально кратким.
- Вот здесь кривые деформации вольфрамого сплава. Мы предполагали получить экспоненциальную зависимость. Возможно, мы неверно оценили исходные данные…
- Потрудитесь коротко и четко сформулировать ваш вопрос, - прервал ее Шторм.
Привыкшая к безукоризненной вежливости и внимательности мужчин, Лиза обиженно замолчала. И просто положила перед Штромом листок с вычислениями, на котором авторучкой обвела пункт 3.
- Здесь что-то не сходится.
К ее немалому удивлению, Штром не попросил никаких дополнительных разъяснений и уже через минуту передал ей листок с указанием допущенной ошибки.
Вечером, стоя на автобусной остановке рядом со Штромом, она еще раз поблагодарила его за помощь. Штром приблизился к ней близко-близко. Она чувствовала его учащенное дыхание. Мгновенно поняла, что сейчас последует. Попыталась превратить его наступление в шутку.
Слегка отодвинувшись, она состроила очаровательную рожицу и тоном маленькой кокетливой девочки нараспев спросила:
- Наум Семенович, вы у нас на кафедре самый талантливый человек. А кто на втором месте, как вы считаете?
Ей вдруг захотелось услышать комплимент Бестужеву из уст профессора Штрома.
- Кто на втором месте, я не знаю. А кто самый бездарный сотрудник, могу сказать абсолютно точно. Доцент Бестужев. Занимается экспериментом, потому что голова не работает.-
И Штром, не прощаясь, прыгнул в подошедший автобус.
Лизе не понравилось, что Штром проник в ее тайные мысли. Она наивно полагала, что ее симпатия к Бестужеву для всех является тайной. Но огорчение было недолгим, ибо она уже готовилась получить маленькое злое удовольствие.
Она вошла в кабинет Бестужева. Он встретил ее сияющей мальчишеской улыбкой.
- В свежем номере журнала “Металлургия” напечатали мою последнюю статью. Хотите взглянуть?
- Конечно. В последнее время публикаций было совсем немного. И, изобразив глубокое огорчение, добавила:
- Вчера было так больно слышать, когда при мне вас назвали самым слабым сотрудником кафедры.
- И кто же это сказал? - поинтересовался Бестужев. Глаза его сузились, на губах появилась насмешливая улыбка.
- Профессор Штром! Он говорит, что вы занимаетесь экспериментом, следовательно, голова не работает. Логично, не правда ли?
Она с наслаждением наблюдала, как красивое лицо Бестужева исказилось, как от пощечины.
- Какой негодяй. Сказать такое женщине, да еще интересной женщине!
- Не берите в голову, - Лиза улыбнулась и выпорхнула из кабинета.
И вскоре услышала, что на очередном банкете по поводу защиты диссертации одним из сотрудников опьяневший Бестужев пытался затеять драку с профессором Штромом.
Они с Майей, язвительной, насмешливой и вечно всем недовольной Майей, долго смеялись, обсуждая этот забавный инцидент. Но веселье оставило неприятный осадок. Вот во что превратилась ее любовь. Море зла, сарказма и мстительной недоброжелательности.
Было ли в ее отношениях с Бестужевым что-нибудь романтическое, хотя бы отдаленно напоминающее вечер в “Паланге”?
Пожалуй, можно было бы вспомнить майские праздники.
На кафедре решили устроить небольшую вечеринку. Все складывалось очень кстати. Зав. кафедрой был в командировке, и это означало, что можно будет приятно посидеть, по-настоящему расслабиться.
Лиза украшала закуски веточками петрушки, пытаясь превратить пролетарские бутерброды в аристократические сандвичи.
- Да брось ты ерундой заниматься. Неси-ка лучше стаканы! - командовал профорг Миша Ханевский. Он водрузил на стол кастрюлю с дымящейся картошкой. Выстроились в ряд бутылки с коньячной настойкой.
Часом позже Лиза и Бестужев, покинув застолье, курили в маленькой комнате, отгороженной от постороннего вторжения хламом устаревшего оборудования. Тускло горела лампа оптического прибора.
- У вас волосы отливают зеленоватым светом. Фантастически красиво!
Взгляд Бестужева подернулся чувственной пеленой. Внезапно он привлек девушку к себе. Они целовались, - страстно и исступленно.
Послышались шаги. Лиза выскользнула из его объятий.
Бестужев ушел к сотрудникам, а Лиза еще долго сидела в этой грязной комнате, и металлический хлам продолжал сиять зеленоватым марсианским свечением. Она ждала, что он возвратится, пока не услышала шум заканчивающей вечеринки, - смех, грубые шутки, пьяные голоса. Она выглянула в коридор и увидела, как вся компания вывалилась на улицу, увлекая за собой шатающегося Бестужева.
Она вышла на Ленинский проспект, села в подошедший автобус. С отвращением смотрела на хмурые незнакомые лица. Они выражали усталость, равнодушие, раздражение, - многие оттенки человеческих чувств, кроме одного, - желания.
И только в ней оно все поднималась и нарастало, - могучее, властное, неутоленное, проникая в каждую клетку ее разгоряченного тела.
На следующей остановке она вышла из автобуса и пешком вернулась на кафедру. Туда, где еще светилось одно окно. Туда, где у Миши Рыкова шел круглосуточный эксперимент.
Она без стука распахнула дверь. Мгновенно поняв ее настроение, Рыков поднялся ей навстречу.
- Не думал, что ты вот так придешь.
- Я тоже не думала.
Он обнял ее, уверенные руки скользнули по ее бедрам. Черные кружевные трусики соскользнули на бетонный пол. Он легким движением подтолкнул ее к столу, и здесь, на этом грязном пыльном столе, овладел ее гибким содрогающимся телом.
Когда все закончилось и обнимающие ее руки опустились, Лиза неожиданно разрыдалась.
- Что с тобой? У тебя неприятности?
- Нет. Просто я не ожидала, что может быть так хорошо без любви. И зачем тогда она нужна, эта проклятая любовь?
- Ах, ты об этом? Ну, любовь любовью, а секс, в общем, тоже совсем неплохая штука.
- Ты никому не расскажешь, - приказала Лиза.
- Ну конечно, нет. После истории с Леной я для всех - примерный и скромный молодой человек.
История Лены. Безобразная история с тяжелым, трагическим концом. Миша Рыков тогда еще учился в аспирантуре, а Лена была студенткой, натуральной блондинкой, - как ему нравилось. Они встречались всего месяц на летней практике, а по окончании практики он объявил ей, что видеться с ней больше не хочет. С Леной случилась жуткая истерика. Ее рыдания, всхлипывания завершились долгим обмороком, так что пришлось вызывать врача. Потом - две недели уколов, успокоительные и витамины. После лечения Лена вроде бы неплохо себя чувствовала.
Она стояла в институтском коридоре в кругу своих подруг. Миша проходил мимо, сказал только, - Леночка, ты прекрасно выглядишь! А она вдруг упала, потеряла сознание. Ее увезли в больницу. Диагноз оказался неутешителен, - шизофрения. Ее вводили в инсулиновую кому. Лена пришла в институт вместе с матерью. Она была вся расплывшаяся, некрасивая. Пришла только для того, чтобы забрать документы.
На кафедре было собрание, разбирали персональное дело Миши Рыкова. Бестужев предложил объявить ему строгий выговор. Сотрудники Бестужева не поддержали, и первым, кто заступился за Мишу, был, конечно, добрый и вечно всем сочувствующий Митин. Миша был не женат, старше Лены всего на три года, а Лена как была, так и осталась девственницей. Никакого криминала в действиях Миши не было, дело постарались замять. До этого случая Миша частенько хвастался своими любовными победами, но после истории с Леной он научился держать язык за зубами.
- Прости, что не могу тебя проводить. Из-за этого чертова эксперимента.
- Сама доберусь. Возьму такси.
Они никогда не вспоминали о случившимся и в дальнейшем вели себя так, словно ничего между ними не было.
В институтском коридоре студентки-третьекурсницы окружили Бестужева, расспрашивали его о будущей летней практике. Одна из девочек отчаянно кокетничала.
- Нам хочется работать под вашим руководством. Именно под вашим. В какой город повезете вы своих студентов?
- В город Златоуст. Там большой металлургический комбинат.
- В Златоуст – нет. В Златоуст мы не поедем. Даже ради вас не поедем…пропела она томным голоском.
- Напрасно. - Бестужев улыбнулся той своей ласковой улыбкой, которая появлялась у него в обществе нравящихся ему женщин.- Златоуст -замечательный город.
Его оживление вызвало у Лизы горькое, мерзкое ощущение, почти боль.
Она вернулась в лабораторию. В углу в небрежной барственной позе расположился Левин, лучший аспирант профессора Штрома. Лиза поморщилась - Левина она считала своим врагом. Всегда найдется такой гад, который будет сначала ухаживать, а потом, получив от ворот поворот, начнет мстить. Левин донимал девушку мелкими колкостями. Митин ее утешал:
- Не обращай внимания. У него комплекс неполноценности.
- Да он просто сволочь. Злобная сволочь.
Ряховский снимал показания с осциллографа и вдруг заметил – цифры пляшут в совершенно фантастическом беспорядке.
- Черт! Прибор вывели из строя. Кто последний на нем работал?
- Ясно кто. Лиза. Кому-то следует руки оторвать, - съязвил Левин.
Лицо Лизы в один миг покрылось алыми пятнами, вспыхнуло чувство досады и возмущения.
-Заткнись, ничтожество!
- Это я? Я - ничтожество?
Бестужев артистическим жестом поднял руку. - Прекратите пререкаться! - он подергал ручку прибора. – Лиза здесь ни при чем. Это старье. Хлам. Надо заказывать новое оборудование.
- Новое тоже превратится в хлам, если так обращаться с техникой.
- Ладно. Иди отсюда. Тебя это не касается. – сказал Рыков.
Левин и не думал уходить, сидел, развалившись, надменный, ироничный, полный презрения к окружающим. Рыков подозревал, что он что-то вынюхивает в их лаборатории. Утечки информации раньше уже бывали, данные их исследований чудесным образом обнаруживались в чужой статье.
Лиза вышла в коридор, за ней вышел Бестужев.
- Не знал, что вы можете так грубо выражаться.
- Это вы насчет Левина? Мне тошно от его еврейского высокомерия избранности.
- Высокомерия избранности? - Бестужев удивился. И улыбнулся.
- Это определение из «Доктора Фаустуса»
- Не читал.- сказал Бестужев. Но выражение ему явно понравилось, возможно, из-за его давней вражды со Штромом.
Левину все же удалось испортить ей настроение. Лиза вернулась домой хмурая, подавленная. Все казалось гадким, видеть никого не хотелось. Вот уехать бы на далекий остров, чтобы вокруг – только океан, овцы, собаки и – никаких людей. Люди – самые мерзкие, злые, мстительные существа.
Потом призналась себе, что Левин, в сущности, прав что ее пребывание на кафедре было бессмысленным, ее увлечение наукой - фальшивым. Она приходила сюда ради Бестужева и еще, может быть, ради мужского общества, в котором чувствовала себя желанной и красивой. Но любовь Бестужева ускользала, а кокетство и флирт уже не приносили былой радости. Вся ее жизнь вдруг показалась бессмысленной, пустой и унылой. А ведь совсем недавно – еще в выпускном классе школы - она читала Мишеля Монтеня и пыталась понять, как устроен мир, разгадать его тайну, смысл. Казалось, она каждый день все ближе и ближе к этой тайне. Но все это осталось в прошлом – забытое, далекое, нереальное и уже недостижимое.
Весь май настроение ее оставалось неровным, иногда даже тоскливым. Листы отчета в беспорядке лежали на столе, она рассеянно смотрела в пространство, ненадолго оживляясь при появлении Бестужева. Работая, часто отвлекалась, выходила в коридор и шла, как сомнамбула, не замечая окружающих, - тоненькая, элегантная, волосы уложены кое-как, губы подведены яркой губной помадой. Эта небрежность облика придавала ей новый, особенный шарм.
На выходе из институтской столовой к ней подошел профессор Штром. Он вертел на пальце ключ от квартиры.
- Что, если нам с тобой встретиться после работы? В более интимной обстановке?
- Дерзкое предложение.
- Ну так как? Идет?
- Почему бы и нет.
Они подошли к панельному девятиэтажному дому, поднялись на лифте на четвертый этаж, оказались в маленькой однокомнатной квартире. Принадлежала она не Штрому, а его аспиранту. Его подчиненные оказывали ему подобные услуги. Лиза окинула комнату критическим взглядом. Кремовое шелковое покрывало на тахте, тяжелые шторы, темно-красный ковер на полу.
- Уютное гнездышко.
- Особенно если погасить свет.
Штром снял очки, положил их на стол, близоруко улыбнулся. Обнял ее за талию, повел к тахте. А дальше все произошло быстро, чересчур быстро.
- Ну как я тебе? Как мужчина?
- Да не очень, - честно призналась Лиза и рассмеялась нежным, журчащим смехом.
- Ты так очаровательна, что я не смог удержаться, - сказал Штром, улыбаясь милой, обезоруживающей улыбкой.
- Так это я во всем виновата?
- Нет, я. Нужно было выпить коньяка. Это обычно помогает. Ты ведь придешь еще?
- Наверно, нет.
- А почему ты вообще пришла?
- Потому что вы гений.
Это короткое приключение странным образом немного улучшило ее душевное состояние. Она с новым энтузиазмом принялась за учебу и работу.
Весны она не видела, - экзамены в вечернем институте поглотили чудное время цветения яблоневых и вишневых садов. Наступило душное пыльное лето. Красные сережки тополей падали на раскаленный асфальт изнывающей от жары столицы.
На кафедре наступило время командировок. Лиза и Миша Рыков уехали на металлургический завод в Волгоград. Лиза сразу возненавидела безликий город, - одинаковые пятиэтажки, пыльные улицы, скудная зелень, скучные песчаные пляжи. Свободного времени было много, даже слишком много.
В середине июля в Волгоград приехал Бестужев, и любовное томление накрыло ее, и так уже изнывающую от безделья и летнего зноя.
Она не могла сосредоточиться на работе. Пыталась читать, но буквы расплывались. Видела только руки Бестужева, глаза Бестужева, губы Бестужева. Картины эти врывались в ее раскаленный мозг и терзали ее, словно хищные монстры, не принося желаемого успокоения.
В воскресенье паром перевозил отдыхающих на другой берег Волги. Местные жители тянулись семьями, неся в авоськах кольца краковской колбасы и спелые помидоры. На пляже играли в баскетбол.
Лиза устроилась возле самой воды. Рядом расположилась молодая пара. Женщина, блондинка, с томным видом потягивала пиво из пузатой бутылки, ее тугие груди почти вываливались из тесного купальника. Она легла на спину, широко расставила ноги, подставляя роскошное тело полуденному солнцу. Лиза заметила, что из трусиков ее выглядывают завитки крашеных огненно-рыжих волос. Мужчина наклонился над ней, провел рукой по ее груди. От его грубого лица, от всей его мощной фигуры так и разило еле сдерживаемой страстью. Лиза поняла, что они любовники. Она отвернулась. Встала, ушла вверх по течению реки, туда, где отдыхающих почти не было, - пляж там был неуютным, грязноватым, а из песка торчали редкие колючие кустики. Она опустилась на колени и попробовала кататься по песку, пытаясь сбросить с себя мучительное вожделение. Оно никак не уходило, и тогда она вошла в прохладную воду и плавала долго-долго, пока на коже не появились мурашки, а изматывающее желание ушло, сменившись неприятным ознобом.
На следующий день Рыков повел студентов-практикантов на экскурсию по заводу. Лиза поднялась в дешевый гостиничный номер, где поселился Бестужев, чтобы показать ему сделанные фотографии микроструктуры металла. Фотографии были удачные, Бестужев радовался, что получится хорошая статья.
Лиза попросила стакан воды.
- Нестерпимо хочется пить.
- Сырой воды? Вы хотите получить дизентерию?
Он достал кипятильник, окунул его в стакан. Когда вода закипела, вынул кипятильник, хотел перенести его во второй стакан. Лиза испуганно схватила его за руку, ей казалось, что вынимать кипятильник из воды, не выключая его, опасно. Бестужев откинулся назад и расхохотался. Как же она любила этот его раскованный смех!
Они снова склонились над фотографиями. Обнаженные руки их все время соприкасались. Через раскрытое окно в комнату врывался душный запах резеды. Лиза поднялась, выглянула в окно, - что это за цветы?
Бестужев тоже поднялся, взглянул на нее исподлобья и неожиданно привлек к себе.
Руки ее взметнулись вверх, скользнули по его волосам, впились в его плечи. Он резким движением развернул ее, наклонил вперед, задрал вверх ее легкое платье. Держа ее одной рукой за волосы, а другой за талию, он заставил ее выгнуться и вошел в нее сзади. Член его двигался короткими ударами. Это походило на истязание. Она чувствовала легкую боль. Наконец сладкая волна судорогой прошла по ее телу. Долгое, дивное, мучительное наслаждение. Она почувствовала, что он тоже кончает.
А потом - потухающий жар и сладкая истома, закрытые глаза Бестужева, усталые тени на его худом точеном лице.
Летний день догорал. Прохладный ветер с Волги проник в комнату, коснулся ее растрепанных волос, заставил задрожать тени на поблекших розовых обоях, шевельнул выцветшие легкие занавески.
Они пили остывший чай. Бестужев сожалел, что у него только сахар, нет ни конфет, ни печенья.
Он вышел ее проводить. Поцеловал снисходительно, игриво, как бы шутя. Лиза услышала ласковое “до завтра” и ушла в счастливом ожидании следующего дня.
Утром Бестужева на заводе не оказалось. Миша Рыков сказал, что он вылетел в Москву, получив телеграмму о смерти отца.
- Он что, болел?
- Нет. Он сказал - внезапно умер. Вчера вечером у него случился сердечный приступ.
Лиза почувствовала липкий страх. Она не сомневалась в существовании некой мистической связи, словно их греховный секс и явился настоящей причиной его несчастья.
В ужасе думала она о том, как ее Бестужев, впечатлительный, нервный, ранимый Бестужев, отреагирует на это странное совпадение. Она с нетерпением ждала возвращения в Москву.
В Москве она снова увидела Бестужева. Он шел по институтскому коридору мимо, не замечая ее или не желая замечать. Она приготовилась высказать ему свои соболезнования, но он холодно взглянул на нее, рука его поднялась, словно устраняя невидимую преграду, и он прошел - даже не мимо нее, а как бы сквозь нее, ни на минуту не замедляя шаг.
Она еще немного постояла, - может быть, он остановится. Но он не остановился, не оглянулся. На нее навалились пустота, тупое безразличие, оцепенение.
Между тем на кафедре Лизу поздравили с положительным ответом на заявку на изобретение. Она получила вознаграждение, - приличную сумму, а Миша Рыков сказал, что ее дипломный проект станет основой ее кандидатской диссертации. А она за эту неделю два раза писала заявление об уходе. Писала и каждый раз его рвала.
Продолжение следует...