Не любо - не слушай, а врать не мешай.
Было это давно. В те далёкие времена лыжи делали из дерева, а лучшей обувью для гор считались резиновые сапоги. Оба участника событий рассказывают историю по-разному, но дружно уверяют, что всё в ней истинная правда.
Наступил май. Зима в Сибири кончилась, как всегда для лыжников, внезапно. Вчера ещё метель бросалась зарядами снега, лёд на Байкале казался несокрушимым, а сегодня жара, и клещи ползают. Но на Хамар-Дабане снега по макушку. Друзья решили красиво закрыть лыжный сезон.
Собирались дойти до зимовья за третьей горкой. Путь за третью горку неблизкий, хорошо, что большая его часть идёт по твёрдой, нахоженой за зиму лыжне и малоснежному хребту. Останется протропить километра два-три по притоку Подкомарной, и считай, дело сделано.
Санька собирался заглянуть в долину за вторую горку, где летом поставил сруб избушки. Хотел замерить проёмы окон. Перспектива тропить ещё одну долину Кеху не радовала. Сашка очень сильный, Кеха нет, поэтому научился реально рассчитывать свои возможности.
«Если избушка простояла зиму без стёкол, ещё месяц без них обойдётся»,- про себя думал Кеха, но спорить с другом не стал, надеясь что пока дойдёт до дела, проблема как-нибудь рассосётся сама собой.
У перевала в долину с недостроенной избушкой Сашка остановился, решительно шагнул с лыжни... и проваливался в снег. Кеха с тоской посмотрел на высокий, крутой склон. Лезть вверх не хотелось.
-Слушай, может ну его, потом туда сходим,- предложил Кеха, -нам ещё столько тащиться.
Сашка обернулся.
-Мы же собирались окна замерить,- произнёс он сразу ставшим напряжённым голосом.
-Ну, давай завтра померим - на обратном пути,- попробовал найти компромисс Кеха.
-Если ты не пойдёшь, я один пойду!- Сашка был не только силён, но и упрям.
«Чёрт упёртый, шею свернёт, но не отступит,- разозлился Кеха,- было бы из-за чего!» Одновременно в душе шевельнулось беспокойство. Май никудышное время для послеобеденных восхождений. «Надо попробовать остановить Сашку»,- решил осторожный Кеха. Друга было жалко, себя жальче ещё больше.
- Сань,- предпринял попытку образумить упрямца Кеха, -как мы дальше жить будем, если один из нас здесь шею свернёт? Давай, уж если вместе из дома вышли, вместе вернёмся.
Сашка остановился.
-Если бы знал, что ты сдуешься, один пошёл,- дрогнувшим от обиды голосом, выдавил из себя суровый друг.
-Давай, завтра займёмся окнами. С утра по насту пройдем,- примирительным тоном сказал Кешка.
Санька всё же вернулся на лыжню.
Кеха облегчённо вздохнул и шагнул вперёд. Сашка за ним. Меж друзьями словно встала стена. Шли в паре шагов друг от друга, вроде рядом, но каждый по себе.
Временами налетал ветер, приносил заряды колючего снега, затем всё стихало. Сквозь пелену пробивалось солнце, чтобы через полчаса смениться новым снежным шквалом.
Быстро поднялись на Чёртовы ворота. Сердце замерло от восторга.
Горные хребты под подвижными облаками, словно крылатые драконы, припавшие к земле длинными, гребнистыми телами, заполнили собой всё видимое пространство. Облачные крылья в седых космах из снега двигались в прозрачном воздухе. Лучи солнца иногда пробивались сквозь тучи, и серые нити, свисающие с крыльев, становились ослепительно белыми. Воздух, наполненный кристалликами льда, начинал искриться, как в стеклянном шаре с белым медведем из Кехиного детства.
На продуваемой всеми ветрами широкой седловине перевала ничего не растёт. Пусто, только тур из камней, куда редкие путники кладут приношения. Недалеко - одинокий памятник, погибшему в лавине лыжнику.
Справа - гигантская парабола гребнистого склона в козырьках снежных надувов лезет в небо, внизу круто обрывается в глубокую долину Спусковой. Козырьки частью обрушились, исчертили склон лавинными следами.
Небольшие кедры двумя группами взбегают на гребень. Кедрам сил хватило подняться до середины горы. Выше только камни и небо.
Среди деревьев рыхлый снег. Лыжи проваливаются, идти трудно. Вначале пологий подъём становится круче. Лес редеет, заканчивается. Выше голый, бесснежный гребень. Ветер ободрал покрытые рыжими пятнами лишайников серые камни с плотной щёткой жухлой травы между ними.
Лыжи стали не нужны.
За спиной из-за ближних хребтов вынырнул конус громадной горы. Это - пик Черского. Казалось, пик с каждым их шагом вверх вырастает, тянется к небу, пухнет, а хребты, его до времени скрывающие, становятся ниже, словно уходят под землю.
Раньше пик назывался «Хамар», что по бурятски означает «нос». От названия этой горы пошло название всей горной системы Хамар-Дабан.
Вылезли на вершину. Сверху памятник лыжнику показался крохотным, словно игрушечным.
Лёгкие жадно хватают разряжённый воздух. Хамар-Дабан лежит под ногами. Становой хребет гигантской дугой убегает к Тункинской долине, то поднимаясь плоскими как стол горами, то проваливаясь глубокими седловинами. Вдали у самого горизонта за хребтами Хамар-Дабана и Тункинской долиной белыми парусниками плывут Саянские вершины.
Небо над Хамар-Дабаном было светлым, и только со стороны Байкала стеной висела зловещая мгла.
Мгла отрывала от себя серые полотнища. Полотнища, извиваясь быстро летели над вершинами, роняя из себя снег, становились светлее и уносились вглубь гор, чтобы рассеяться над Патовым нагорьем.
Ветра почти не было, но очередной снежный заряд быстро надвигался, и уже занял полнеба. У Кехи возникло чувство смутного беспокойства, захотелось как можно быстрее убраться с гребня. Он направился в сторону широкого кулуара, ведущего в долину, когда Шурка остановился.
-Ты чего?- спросил Кешка.
-Я тут лыжи одевать буду,- ответил Александр. В его голосе до сих пор звучала обида.
Сашка положил лыжи на снег и принялся неторопливо застёгивать крепления.
Тревога не отпускала Кеху. Он успел подойти к началу спуска и только решил надеть лыжи, когда дракон накрыл их снежным крылом.
Будто сотня рук одновременно толкнула в грудь, стала вырывать из рук лыжи и палки, дергать за одежду, бросать в глаза снег. Всё вокруг пришло в движение. Двигался воздух перемешанный с острыми кристаллами снега. Казалось, ожил и движется сам склон. Стало темно. Воющая, толкающаяся, живая мгла наполнила всё кругом, закружила, залепила глаза. Хотелось быстрее выбраться из пляски ветра и снега, спрятаться от ледяных ударов, заткнуть уши.
Кеха старался не потерять направления. Наклонившись к креплениям, увидел, как одежда покрылась ледяной коркой. «Так самолёт обледеневает»,- мелькнула мысль. Из снежной круговерти возникло Сашкино лицо. Кеху поразила корка льда, стремительно нарастающая на щеках друга. Никогда ни до этого, ни после не видел, чтобы лёд рос на живой плоти.
"Давай, вниз!"- крикнул Кеха. Почти одновременно оттолкнулись лыжными палками от склона и ринулись в долину.
Этот полёт сквозь мельтешащую снегом мглу они запомнят надолго. Лыжники набирали скорость по дну жёлоба, взлетали на борта, теряя скорость, вновь ныряли в кулуар. С каждым метром спуска становилось светлее, и снежные заряды уже не так сильно секли глаза и щёки.
Шквал прошёл так же быстро как налетел. На дне долины было тихо. Сквозь разрывы туч пробилось солнце.
Что-то вокруг изменилось, и не перемены в погоде, не жестокий шквал тому были причиной. Друзья чувствовали это. Тычок под зад от снежного дракона выбил обиду и злость друг на друга и унёс прочь, словно камень сдуши свалился.
На безымянный перевал влезли в лоб. Снег был глубокий. Чтобы не сорвать лавину, лыжню тропили стараясь держаться ближе к скалам. На перевале немного посидели, смотрели на следы своих лыж, исчертившие пологими дугами противоположный склон, вспоминали шквал, который чуть не сдул их с гребня; посмеялись над своим страхом и глупой ссорой.
Санька сознался, думал — сошла лавина, поехал склон, и сейчас он свалится вниз. Кеха вспомнил растерянные глаза друга, порадовался своему чувству опасности. Конечно, осторожность кто-то назовёт трусостью, но и пусть. "Лучше быть живой собакой, чем дохлым львом",- кажется так говорили древние мудрецы.
Ниже перевального гребня есть углубление в виде чаши, откуда за тысячи лет вода пробила дорогу на дно долины, сформировав круто спускающееся русло. Слева — крутые скалы, откуда на дно ручья сошла небольшая лавина, будто старательный дворник накидал кучу снежной лопатой. Справа ручья — деревья, узким языком идущие до дна долины. Ещё правее — крутой, лавиноопасный склон. Там даже деревья не растут.
Безопасней спускаться среди леса, быстрее по дну ручья. Поехали где быстрее.
Кеха спускался чуть впереди. Угловатые комки лавинного конуса стремительно бросились под ноги — не проехать. Соображать надо быстро: влево, вправо?
Кеха устал, тормозить падением не хотелось, поворачивать к лавинному склону показалось опасно. Правым поворотом сбросил скорость, промчался между деревьями, плавно повернул, чтобы вновь нырнуть в русло ручья.
Вдруг, неведомая сила толкнула в ноги будто трамплин. Снежный склон ушёл вниз. Кеха испытал чувство полёта, словно крылья выросли.
Лыжники летают, но недалеко. Сила земного притяжения победила. Удар о землю. Правая лыжа пополам! Кеха кубарем катится по твёрдому, как из бетона следу лавины. На него сверху сверзается Санька. По склону летят вещи - лопнул видавший виды Сашкин рюкзак.
Ошеломлённые падением друзья сидели на снегу и радовались, что легко отделались. Склон не стрельнул в них новой лавиной, а лыжа и рюкзак дело наживное.
Снизу Кеха рассмотрел, причину своего падения — под снегом огромный кедровый ствол - будто трамплин.
Собрали вещи. Рассиживаться нет времени. Вечернее солнце уже зацепилось круглым боком за щетину лесистого гребня на западе. На дно долины легла тень. Надо спешить. Тело лавины не проваливается. Быстро сбежали вниз.
Средь леса на дне долины снега по грудь. Сашка тропит, Кеха тащится сзади. Хорошо, что до зимовья недалеко.
Наст есть, но он совершенно не выдерживает вес человека без лыж, превращая ходьбу в мучение.
По бёдра в снегу ты вытаптываешь площадку для правой ноги, ступаешь на наст. Он тебя держит. Вытягиваешь левую ногу из сугроба, переносишь вес на правую, и в тот момент когда ты почти выпрямил ногу, ненадёжная опора под тобой рушится. Ты вновь оказываешься по грудь в снегу.
Пришлось Кехе ползти, утрамбовывая снег перед собой уцелевшей лыжей.
Когда Кеха дополз до зимовья, у Сашки уже топится печка.
Весь вечер чинили снаряжение. Вначале возились с лыжей. Выручил складной нож с отвёрткой и шилом, который нашёлся у хозяйственного Сашки.
Срастить лыжу никак не получалось. Пришлось переставить крепление на средину передней половинки, усилив её накладкой из задней. Одна лыжа оказалась короче другой вполовину, но Кеха рассчитывал, что за ночь снег смёрзнется и выдержит его вес. Ещё он вспомнил фотографию наскальных изображений первых лыжников. У них были точно такие разной длинны лыжи. Если древние могли на таких ходить, значит и он сможет.
В Кешкиной голове храниться бездна бесполезных знаний, от знаний Кеха не стал богатым, но может поддержать разговор на любую тему и хорошо разгадывает кроссворды.
Давно стемнело. Из консервной банки соорудили лампу. В расплавленный парафин вставили фитиль из тряпки, закрепив его в проволочной спирали. Лампу подвесили под потолок. Фитиль разгорелся, освещая зимовье живым светом.
Чёрные тени мечутся по стенам. Сашка зашивает прореху в рюкзаке, Кеха возится с ужином. Кедровые поленья в печи, сгорая, потрескивают, наполняя зимовье теплом и уютом. Друзья так увлеклись работой, что не заметили, как от тепла лампы загорелся потолок, набранный из кедровых плашек. Сухие дощечки занялись весёлыми огоньками. Санька попытался задуть разгоревшийся фитиль, но от струи воздуха огонь разгорелся только сильнее. Кеха открыл дверь, зачерпнул комок снега и метнул его в лампу.
Никогда, слышите никогда не кидайте в расплавленный парафин снег и не лейте в него воду. В раскалённом парафине снег моментально растаял, вода вскипела, образовав тысячу пузырьков пара. Тысяча пузырьков пара лопнула, расплескав раскалённый парафин удушливым облаком.
Позже Кеха вспомнит, что дети в походе часто развлекались по вечерам у костра таким образом. Это у них называлось «пускать джина».
Джин из лампы вылетел, будь здоров! Горящие капли парафина разлетелись по потолку, попали на стол. Сухая древесина легко занялась, наполнив зимовье удушливым дымом, но лампа потухла. В наступившей темноте удалось закидать огонь снегом, сбить пламя брезентовыми рукавицами.
Долго проветривали избушку и наводили порядок. Смеялись над своей незадачливостью - за одну ссору получили по три наказания. Заснули поздно. Кехе снился снег.
Раннее утро. Солнце ещё не поднялось над гольцом. В долине лежит густая тень, делая мир чёрно-белым. Прихотливые силуэты раскидистых кедров, острые конусы пихт, словно вырезанные из чёрной бумаги, широко разбежались по склонам. Чёрные тени спрятались под деревьями, забились в складки скал. Белый снег. Синее небо. Здесь в горах ничего не напоминает весны.
Солнечные лучи уже вызолотили верхушку гольца, обещая тёплый день, когда Санька мощным ледоколом двинулся вперёд. Крутые склоны и глубокий снег его стихия. Кеха на своей одной с половиной лыже уныло тащился сзади. Ехидный Кеха иногда посмеивается над другом, говоря, что тот чаще не бегает на лыжах, а лазит в лыжах по скалам. Сегодня приходилось молча завидовать.
Начали подъём на перевал по своим следам. Выше лавинного конуса ушли под деревья.
Вылезли из тени. Чёрно-белый мир стал цветным. Зеленью засияли хвоинки кедров, коричнево-красным вспыхнули стволы.
Сегодня хребты-драконы спали, укрывшись снежными крылами, под небом тёмно-синего цвета, такого глубокого, что рождались мысли о космосе. Наверное, им снились их драконьи сны о времени, когда Земля была юной.
Поднялись выше границы леса. В горах, как в жизни, чтобы скорее прийти к цели не всегда надо выбирать самый короткий путь. Чтобы не тропить глубокий снег обошли долину с Шуркиным зимовьем по хребту.
Идти легко. На гребне кроме короткой травы ничего не растёт. Ветер набил мелкие, как порошок, снежинки между стеблями. Получился белый коврик с золотистым ворсом. Лыжи замечательно по нему скользят.
Вот нужный перевал. Съехали в Сашкину долину. Наст хорошо держит, лыжи почти не проваливаются.
Спуск по склону среди просторно растущих толстых кедров должен был вывести к поляне с избушкой, но она таинственным образом исчезла. Словно корова языком слизнула. Место точно было то, а зимовья не было.
Друзья с недоумением уставились друг на друга. Что за диво, и какой чёрт мог спрятать от них целый дом?
Залезли на высокий сугроб, высматривая знакомые стены и крытую алюминиевым листом крышу. Пусто! Только когда опустили глаза увидели жестяную трубу печки, чуть торчащую из ветровой воронки посредине сугроба.
За долгую, многоснежную зиму сруб так занесло, что они заехали на крышу, а зимовья не заметили.
С подветренной стороны сугроба нашли дыру, наводившую на мысли о берлоге или подземном жилище гномов.
Санька руками раскопал отверстие и нырнул в него с головой. Кеха за ним. Наклонный лаз в снегу привёл под навес перед дверями в зимовье.
После яркого солнца глаза мало что видят. Пролезли в низкий проём с высоким, чтобы не выходило тепло, порогом.
Рассеянный свет, проникающий через лаз, делает всё внутри таинственным и незнакомым. Наслаждаясь полумраком и покоем, немного посидели на сложенных на земляном полу углом плахах. Пахло сухой травой, которую Сашка натащил летом, чтобы мягче спать. Под потолком натянута толстая верёвка. Раньше с ней ходили на скалы. Теперь она доживает свой век на стройке. Несколько телогреек на вбитых в стену гвоздях. В углу - две пары поношенных кед. Одни кеды Александра, другие Кешки.
Огрызком линейки, который Сашка прихватил с собой, замерили окна. Кеха всё аккуратно записал на листочек, что продиктовал ему друг.
Выбрались на свет. Сегодня они не спорили, всё казалось легко, и всё получалось. Перевалили через хребет. Подошли к речке. Жаркое весеннее солнце растопило снег вдоль русла, обнажив полёгшие стебли прошлогодней травы. Талая вода весело журчала по камням. Русло пряталось в неглубокой ложбинке, заросшей низкорослыми кустами горной ивы, в нём было тепло, и под кустами сквозь старые стебли пробились фиолетовые чехольчики побегов черемши. Молодые побеги были величиной не больше детского пальчика и такие же упругие и свежие. Побеги сладко пахли близким летом и новыми приключениями. Черемшу рвали не снимая лыж, проезжая от проталины до проталины.
«Расскажи кому, что на лыжах черемшу собирал, вралем сочтут, как барона Мюнхаузена»,- веселился Кеха.
Чтобы пройти в долину Слюдянки пришлось вновь лезть в гору. Солнце беспощадно било в спины. Друзья ощущали себе мухами на горячей сковородке. Приходилось щуриться даже в защитных очках-консервах.
Быстро спустились по крутому серпантину старого тракта мимо метеостанции, с Казачьей поляны на Горелую. Торопились пройти, пока снег не раскис.
Весенняя вода уже проточила себе путь в ледяном русле. Слюдянка бежала к Байкалу, вбирая по дороге в себя ручьи, становилась многоводнее. Временами на её пути случались ледяные заторы. Река широко разливалась, затапливая кусты и деревья. В таких местах приходилось, не снимая лыж, брести по воде. Благо лыжи были подбиты пластиком.
Ниже горелой поляны снег сохранился только в теневых местах. В русле реки и на дороге, где за зиму путники его уплотнили, лежал лёд. Лыжники ехали по узкой полоске льда, перескакивая лужи и оттаявшие камни.
Лесной чай кипятили из прошлогодних листьев бадана и душистых побегов чёрной смородины. На солнечном склоне было тепло. Пёстрые бабочки трясли в воздухе рыжими крылышками, гонялись друг за другом. Сквозь прошлогоднюю сухую траву уже пробились белые звёздочки первоцветов.
Когда спустились ниже, пахнуло холодом с Байкала. Жарко больше не было до самого дома.
Последний выходной из трёх праздничных дней Кеха провёл с семьёй на берегу Байкала. Счастливое время, когда дети были маленькими. Ты наклонялся, чтобы поцеловать светлые головки сына и дочери. Теперь сыну приходится нагибаться, чтобы поцеловать тебя или маму. Байкал волшебным зеркалом в драгоценной раме из гор и белых облаков над ними дышал покоем. Ещё первого мая водная гладь была покрыта льдом, а девятого льдинки не найдёшь. «О бесценное сокровище, в цветке лотоса»,- часто вспоминает Иннокентий слова древней молитвы, глядя на толщу прозрачной воды в обрамлении гор.
Было тепло. Хорошо после длинной зимы скинуть с себя одежду, ощутить всей кожей движение воздуха и жар солнечных лучей. Варили на костре картошку в мундирах, играли в бадминтон и пятнашки. Байкал намыл на пляже косу, образовав неглубокую заводь. К полудню солнце прогрело воду и накалило песок. Вздымая тучи брызг, со смехом догоняли друг друга. Не было их счастливей.
Иногда Кеха поднимал глаза и над синей гладью воды видел, будто висящие в небе, белоснежные шапки гор и вспоминал полёт на лыжах сквозь снежный шквал, вспоминал лыжню и черемшу. Пляж сегодня и вчерашние лыжи плохо укладывались в его голове.
Листок с размерами стёкол Александр потерял. А может это был Кеха, ведь размеры записывал он, хотя зачем ему размеры от Сашкиных стёкол? С другой стороны Кешка лучше режет стекло и обрезков стекла у него в мастерской предостаточно.
Стёкла по размеру пришлось вырезать на месте в лесу. «И из-за чего мы ссорились?"- иногда задаёт себе вопрос Кеха.
Так в жизни часто, что представляется нам очень важным, позднее оказывается полной ерундой.
26 марта 2016 г.