Скоро зима

Александр Александров 73
За окном осенний ветер обрывает остатки листвы с деревьев. Тучи хмуро, но быстро движутся  влево, сердито заглядывая  в комнату. А здесь тепло и чисто. И пару минут назад сошлись  в разговоре двое.
- Не понимаю я этого… - Молодой человек так потешно сморщил лобик, что возникло впечатление -  размышляет он не часто. – Не понимаю… - Юноша  легонько хлопнул по раскрытому альбому, что  минуту назад  отбросил в сердцах на диван, рядом с собой. – Вы говорите, что большевистский переворот он не принял?
- Да. – Поморщился его взрослый собеседник при  слове «переворот».
- Уехал?
- Точно.
-И служил белогвардейцам?
- Ну, не совсем… так, от необходимости зарабатывать на хлеб насущный. – Взрослый  устало потянулся, взъерошив огромной пятерней свою седую шевелюру. – Время было трудное, смутное. – Добавил он.
- Так ведь за службу белым - расстреливали. – Молодой закинул ножку в обтягивающих брючках на острую коленку и развел руками.
- Не всех…
- Так, - с сомнением вытянул губы трубочкой юнец, - Потом он эмигрировал?
- Да.
- Но, скоро нашел применение своим талантам в Египте, а позже и в Париже?
- Абсолютно точно.
- И стал богат? – Жидкая щетинка на щечках  юноши, будто  зашевелилась от негодования.
- Деньжата водились. – Кисло улыбнулся седой. – Порою и немалые.
- Богатство, известность, почет и любимая женщина – все в наличии, не так ли? – Загнул четыре пальчика паренек.
Взрослый кивнул, соглашаясь.
- И он это все бросает и едет в «совдепию»?! – У мальчишки выкатываются глазенки от  изумления. – Почему? Не понимаю… - Снова разводит он картинно руками.

Взрослый пожимает плечами, с неподдельным интересом разглядывая юнца. Он тоже удивлен. Но, пытается чувств не демонстрировать, с напряжением воздерживаясь от вопросов. Пока просто коротко и ясно отвечает, наслаждаясь невиданным зрелищем непосредственности невежества и, кажется, беспринципности.

Тишина на несколько секунд разделила собеседников.
Молодой тщетно силился собрать в единую картину факты, разрушившие его видение мироздания в прах, осмыслить их и, возможно, понять.
- Ради чего?... – Снова растерянно спросил он у пространства. Потом встрепенулся и вновь устремил свои чистые глазки на седого. – И потом война? Блокада?
Взрослый скорбно улыбнулся в ответ.
- И на предложение уехать из блокадного города – отказ? – Юноша даже с голоса сбился и пустил в конце фразы «петуха». – К-х – к-х, - кашлянул он виновато. – Не поехал?
- Остался в блокаде. – Отозвался старший. – Сказал: «Из  осажденных крепостей не бегут. Их защищают!»
Молодой набрал побольше воздуха в легкие перед финальным вопросом, и, со всей душевностью на которую был способен почти прошептал: «И умер от голода в блокаде?»
- Увы.
- Не понимаю. – Обхватил картинно руками голову малец. – Иметь все: богатство, любовь, славу. Бросить это ради совдепии и сдохнуть, в итоге, от голода… Это безумие какое-то…
Он сумасшедший.
- Ну, - подошел к дивану и взял в руки альбом старший, - любовь приехала с ним, славу и почет он получил и здесь, а богатство… оно не очень-то и нужно при первых двух составляющих.  А еще приехал он ни в совдепию ни в какую, а на Ро-ди-ну, - седой по слогам  продекламировал это слово, возвышаясь горой над мальчишкой, -  без которой жизнь ему была не мила.  И не сдох, а погиб с великой честью - один из величайших русских художников - Иван Яковлевич Билибин! – Ткнул он пальцем в обложку красочного альбома с репродукциями.
Холодный ветер сердито стукнул в окно, закрутился вихрем и тут же взвился вверх, чтобы там - на просторе - грубо погонять серые громады туч.
Скоро зима.