- Марин, остановись, ты уже скупила все, что только можно, поехали домой.
- Нет, Светка, у меня траур, понимаешь, он меня обидел, унизил, как никто и никогда. Это прощальная гастроль, поминки, и гори все огнем.
Девушки уже третий час кружили по торговому центру, забегая во все бутики. Марина, яркая длинноногая брюнетка нервно примеряла все, что лежит и висит, металась глазами, кружила в нетерпении по залам, теребила продавщиц. Надевала, снимала, визгливо просила принести еще и то, и вот то, а к нему платочек, бусы, очки.
Света, верная подруга детства, тихо вздыхала и покорно тащилась следом. Терпела. Уж кто-то, а она знает, если Маринка завелась, то и на красный не остановится. Пакеты, пакеты. Не хватает рук. Присели на лавочку в бесконечной галерее магазинов перед очередной сверкающей витриной. Короткая передышка.
- Так, теперь сюда, в нижнее бельё, а потом в сумки. Я здесь видела шикарную шелковую синюю пижаму. Хочу пижаму, а может и бельишко обновлю, - брюнетка раскраснелась в возбуждении.
- Марин, ты обалдела, разум потеряла? Ты же разводишься. Зачем сейчас тебе шелковая пижама и новое белье?
- Именно, что развожусь,- отчеканила твердо Марина. И внезапно перешла на жалобные горькие всхипы:
- Нет, Свет, ну скажи, как он мог. Я ж за все семь лет ни-ни. И завтраки ему, то блинчики, то сырники, и обеды щи-борщи. Ну что он нашел в этой малолетке? Чем она лучше? Обычная мышь. Немного моложе? Так я и сама не старуха, и красивее, и ноги у меня длиннее, а еще веселая; хочешь спою, хочешь спляшу. Я кандидат наук, в конце концов, а она сек-ре-тар-ша, о чем говорить-то. Дочь ведь у нас.
Девушка уже рыдала, немилосердно размазывая тушь черными узорами.
- Марин, ну это просто кризис семи лет. Наверняка ничего серьезного, он тебя любит по-прежнему. Просто у секретарши такая работа. Он много работает, устал, заскучал слегка, а она всегда рядом, да и проще с ней, без обязательств. А может она им восхищается. Мужикам это нравится.
Успокаивала ее подруга поникшим голосом, как будто извинялась.
- Ах, заскучал, устал?! Так теперь пусть отдыхает с этим восхищением вечно. Сейчас всю его карточку растормошу на прощание, вот повеселится. Я ему не какая-то там всепрощающая мать Тереза. Возможно, я плохая христианка, но обидно, Свет, больно. Всё, точно беру шелковую пижаму, пеньюарчик и вот эти сабо на каблуке с пушком.
- Марин, не сходи с ума. У тебя дочь, зарплата слезы, что есть-то будешь, жизнь не кончается внезапно.
Тихая Светка сама уже была готова пустить слезу.
- Моя кончилась. Не буду есть. Я раздавлена. Надену в печали нежную к телу пижамку, пушковые тапки на каблуке и буду ощущать себя…не знаю, как буду ощущать. Все, Светка, мне надо, иначе взорвусь! Это терапия. Может уже никогда.
-А знаешь, наверное ты права.
Вдруг переменила тон Света, нервно поправив прядь скучных блёклых волос.
-Конечно я права!
Марина как по команде прекратила рыдать. Вскочила. Послюнявив носовой платок, оттерла им черные потеки под глазами и, подхватив пакеты с покупками, решительно устремилась в магазин нижнего белья. Светка вздохнула и поспешила за ней.
В октябре Марину прооперировали. Проблема давняя, но раньше справлялась. А в последние месяцы нервы, стресс, да еще хандра эта осенняя - организм взбунтовался. Все обострилось, расштались винтики.
Хирург, что проводил операцию, считался одним из лучших в городе. Доктор наук, заведующий отделением, уверенный в себе мужчина лет сорока с лишним. Не то, чтобы красавец, но харизма мужская такая, что весь женский персонал, от сестры-хозяйки до врачих со стажем при встрече с ним млели, глупо улыбались, кокетничали, старались угодить. Хирург ироничен и серьезен одновременно. Если разговор про болезнь, то никакой воды и умничанья. Все четко, понятно и уверенно. Впрочем, остроту какую отпустить с серьезным видом - это пожалуйста. И невозможно не поддаться глубокому баритону с легкой хрипотцой, какая бывает после простуды. А еще эти наметившиеся мешки под глазами, то ли не выспался, то ли позволяет себе иногда по выходным снять стресс. Так и тянет приголубить, погладить по щеке. Прямо доктор Хаус,только по-русски.
Он позволял себя обожать, ему это даже нравилось. Еще в институте женился, но быстро развелся, потому что по-настоящему влюблен был лишь в хирургию. Она его главная женщина. Другую особо и не искал. Возможно сердце берег от искры.
Не следует врачу распыляться, а то на пациентов не хватит.
После операции хирург приходил на обход, осматривал рану, проверял швы. Произносил формальные слова - эпителизация, отек, температура, антибиотики. Иногда шутил с серьезным лицом про спортивные достижения, космос и, что мужу понравится. А, нет мужа? Ну, тогда до свадьбы заживет.
В первые дни Марине не терпелось уйти из больницы. Ей все не нравилось – ни хирург, ни диетическая еда, ни соседки по палате. Вот артистки; театрально стонут, только он заходит в палату, закатывают глазки, жеманничают, а потом обсуждают. И что они все нашли в этом дядьке. Старый же, лет на 10 старше ее, наверное. Вон мешки под глазами и вид иногда уставший.
К началу второй недели, незаметно для самой себя, Марина уже ждала обхода. Когда врач заходил в палату - спокойный и уверенный - сразу вся боль куда-то улетучивалась. Руки у него такие теплые, надежные, и эта его скупая ироничная улыбка, и голос обволакивающий, откуда-то изнутри. Кажется она попалась. Сменила дурацкий халат на спортивный костюм и попросила Светку косметику принести. Захотелось на фоне тусклых больничных стен выглядеть несломленным вождем бледнолицых соседок по палате.
Наваждение какое-то, помутнение
Надо скорее домой. Дочка там с бабушкой осталась.
В день выписки пришлось долго ждать документы. Эскулап оперировал что-то сложное и, как водится у хирургов, не успел подготовить бумаги. Марина вся извелась. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять, как говорила бабушка.
Девушка уже готова была уйти без выписки, когда наконец пришел хирург, протянул документы. Кроме эпикриза и больничного, был еще один листок, поменьше.
- Что это? - спросила Марина
- Рекомендации по режиму и дальнейшей жизни.
Марина пробежалась глазами; суббота 1 ноября. Отъезд в 8.00. При себе иметь ботинки на толстой подошве, шерстяные носки, теплый свитер, куртку с капюшоном (на случай дождя).
Телефон: 8 905….
Марина подняла на врача удивленные глаза.
- Марина, мы с вами едем на охоту. Точнее я на охоту,а вы подождете меня в охотничьем домике. Там хорошо, тепло, все удобства. Я б отменил, но друзья, все заранее оговорено. Я быстро, пока вы отдохнете, а потом мы вместе. Погуляем, листьями пошуршим, шашлыки, музыка, камин - все будет. Вам же надо силы восстанавливать. Считайте это врачебным назначением. Соглашайтесь, - снова этот ироничный изучающий взгляд и серьезный тон. Шутит он или нет?
- А звери? Вы убьете мамонта и притащите мне его труп?
Он засмеялся.
- Да нет, там утки. «Вечереет, и над озером летают утки…» помните песню Розенбаума? Но мамонта достану, если надо.
Не выдержала, отвела взгляд.
- Не знаю. Подумаю.
Убежала в смятении, затолкав бумаги в сумку. Ну вот, больничный помяла. Почему сердце колотится? Нет, ерунда это все. Охота какая-то. Не поеду, зачем. Развод недавно. Дочь. Он такой же, как все мужики. Хотя,а вдруг...
- Алло, Светка, я уезжаю на охоту. Ну, на какую такую охоту, на обычную, пиф-паф. С кем, с кем, с ним, с хирургом, ты его видела в больнице. Не спрашивай ни о чем, не знаю я! Да не буду я стрелять по зверушкам, никто не пострадает! Если только я? Ты лучше скажи, мне брать синюю шелковую пижаму?