Спасти рядового зайца

Миша Лунин
Спасти рядового зайца,  по мотивам одного кинофильма.


Вступление

          Ночное небо было похоже на бескрайний океан,  в котором косяками плавали звездочки,  как рыбки. Оно манило,  завораживало, хотелось в него броситься и поплыть, кролем, брассом,  на спине,  разгребая ладошками звезды. Где-то "пробомкали" часы, и не дав утонуть, вернули обратно на землю,  - и океан снова стал обычным небом. С балконов падающими звездами летели бычки,  одни гасли в воздухе,  другие эффектно разбивались об асфальт рассыпая искры.  Под этот звездопад,  судя по женскому довольному ворчанию и ласковому шепоту, хриплыми мужскими голосами, сбывались мечты о поцелуях. Иногда, правда, раздавались пощечины, резкие, звонкие, как хлопки выстрелов, и тогда, "раненные", наливали до краев стаканы портвейна и жадно пили, промакивая сладким, красным соком, как йодом,  простреленные на вылет сердца. Балконы женского общежития,  видели в своей жизни всякое, казалось бы удивить их было сложно,  но только не в этом случае.
          Мимо общежития,  освещенный луной и звездами как софитами на одноколесном велосипеде,  в костюме капитана на пенсии ехал заяц.  Причем не скакал на четырех лапах,  как их показывают обычно в программе "В мире животных", не бежал стремглав,  а именно ехал, неторопливо и даже величественно,  с достоинством,  изредка посматривая на огромный компас на лапе,  как на часы.  Звуки поцелуев затихли,  у кого-то из рук выпал стакан, -  то что происходило во дворе общежития было похоже на демонстрацию мультфильма "Ну погоди", только в новой версии,  где заяц поменялся ролью с волком,  стал жиганом,  грозой дворов и переулков и для полного завершения картины не хватало только музыки откуда то сверху - "Тирьям тирьярим там тирьям". Если бы в Минздраве узнали,  сколько человек после увиденного бросили пить,  завязали совсем с этим мокрым делом,  то перестали бы издавать ненужные законы,  закрыли бы клиники реабилитации от алкоголизма и нарядив зайцами медсестёр и бабушек гардеробщиц,  пускали бы их гулять,  по ночному осеннему городу. Между тем заяц,  доехав до угла общежития, растворился в ночной темноте, и история эта так и осталась бы городской легендой,  если бы не события,  произошедшие на следующий день.

Часть 1. Планы и любовь.

          Наступление планировалось по всем канонам воинского искусства, -  на старой,  выцветшей карте,  еще Советского Союза двигались морковки,  клубни картофеля,  ронялся пепел и наливались новые моря-лужи из липкого,  похожего на сироп,  рома.  Зайцы спорили,  кричали,  несколько раз даже дрались и кидали друг в друга увесистыми картофелинами. Сходились только в одном,  наступать нужно быстро,  ночью и с обоих сторон.
          О том,  что старую любовь взяли в плен, зайцы узнали по телевизору,  где в новостях про рождение слоненка в каком то местечковом зоопарке камера случайно выхватила в кадре клетку, через решетку которой в мир смотрели глаза.  Этот взгляд не забывается никогда, первая любовь она на то и первая,  главная,  а иногда и последняя, как в случае с нашим зайцем. Зайцем, который страдал. Воспоминания как волны,  сначала били штормом, закрывая мир вокруг, водной пылью ушедших дней,  а потом,  когда шторм утих,  накатывали, гладили и ласкали,  как много лет назад ласкали лапки, белые как снег и легкие как ветер.

Часть 2. Дорога.

          До России зайцы добирались, прибившись к одному из многочисленных цирков шапито, где всем заправляли то-ли цыгане, то-ли румыны. Один из зайцев ездил на одноколесном велосипеде,  изображая старого капитана на пенсии,  куря трубку и дымя как пароход,  а другой кидал ножи в толстую и усатую дочку директора цирка. Работа сложная, особенно у второго зайца, попасть в крупное тело дочки было очень легко,  это не попасть было трудно. Но зайцы не роптали,  когда есть цель и общее дело,  неприятности проходят как тучки по небу, и если на него не смотреть,  то и тучек вроде не видно. Наконец добрались до города,  и подождав когда то ли цыгане,  то ли молдаване заснут, выдвинулись в путь, один в костюме капитана на пенсии, а второй украл у дочки директора платье и закутался в него, как в плащ палатку, но платья было много, зайца мало, оно мешалось под ногами, заяц падал, ронял ножи, ругаясь, на ощупь собирал их, снова падал и ронял. Но маскировка дело хитрое и слабакам совершенно не под силу.

Часть 3. Нападение

По ночному городу, с севера и юга, шли навстречу два ушастых друга.

          До зоопарка зайцы добрались почти одновременно. По плану нужно было снять часовых,  но не их, не сторожевых вышек было не видно.  Поэтому зайцы просто перелезли через кирпичный забор и остановились рядом с указателем путей и направлений. Про зайчиху,  там было не слова. Были бегемоты и жирафы, рыбки и черепахи, а про ушастых ничего. Заяц "который страдал", предложил идти к хищникам,  помня отчаянный характер своей бывшей, он был совершенно уверен,  что ее держат там. Второй заяц предложил искать слона, так как именно на его фоне по телевизору они увидели ту самую клетку, но где искать слонов, в указателе тоже не сообщалось. Решили взять в плен сторожа,  и страшно и мучительно пытать,  пока тот во всем не сознается.  До сторожки добрались без приключений,  если не считать обезьян. Увидев мимо шедших зайцев, и решив  что в зоопарке ночь открытых дверей, обезьяны стали требовать их тоже выпустить и когда зайцы отказали, подняли невероятный шум, который мог бы перечеркнуть всю операцию.
- Сидельцев освободить нужно, они тоже по беспределу чалятся, - сказал заяц в плащ палатке, и достав из под платья-палатки нож,  стал ковырять им замок клетки, который натужно вздохнув и щелкнув металлическим язычком, открылся,  даже не сопротивляясь.
- Вечер в хату арестанты, сквози тихо, - прошептал в темноту заяц капитан,  открыл дверь и посторонился.
Обезьяны выходили на цыпочках,  но за клеткой цыпочки куда-то делись и обезьяны кривляясь и показывая в сторону сторожки неприличные жесты, крича и хохоча,  рассыпались по зоопарку.
- Луки,  велх, - раздался басом голос, за спинами зайцев, - Велх, я сказала.  Сзади стояла очень неприятная старушка, туловище которой было переплетено крест накрест серым пуховым платком, как пулеметными лентами, в руках она держала ружье, а из кармана торчала пачка соли.
- Малш в клетку, илоды,  иш,  кабинет нашего ихтиолога, штоле взломали, он вам даст завла щей,  что одежду его надели, - старушка явно не шутила, могла и стрельнуть.
- А соль у вас йодированная? - спросил заяц в платье, - В "Пятерочке" небось брали,  по акции?
- Так конечно в "Пятелочке",  она любимая всегда вылучает, завтла акция на кильку, пойдете? - бабушка,  на мгновение зависла,  погрузилась в размышления,  от которых её избавил бегемот,  хрюкая от удовольствия,  пронесшийся мимо.
- Что,  тволится то, авалия, авалия - закричала бабка басом и побежала вслед за бегемотом.
- Что то, у них тут бардак какой то, -  сказал заяц капитан, - бегают все,  кричат, - не догадавшись, что причиной явились они сами, так как обезьяны,  освободившись, стали выпускать всех остальных.
- И где теперь искать, мою любимую? - расстроился заяц в платье,  а мимо пробежал крокодил, гоняясь за парой сурикатов.
- Гена наверное, - проводив взглядом крокодила сказал заяц капитан, - зная  твою любимую, думаю,  что она сейчас гоняется за львами.
- Зачем ей львы,  вообще то она тихая, - сказал заяц в платье, и вздохнув добавил, - иногда.
          Рядом с прудом раздался рев льва, который через мгновение превратился в жалобное мяуканье.
-  Вперед,  она там, - крикнул заяц "который страдал" и бросился сквозь кусты навстречу любимой.
          Второй заяц,  зная крутой нрав зайчихи,  решил не спешить и пошел вдоль кустарника. Мимо пробежала бабка, за ней гнался бегемот. Соль, наверное закончилась, подумал он и ускорил шаг.
          На полянке лежал лев и мурлыкал,  мурлыкал фиктивно, без удовольствия,  видно приказали, глаза косились на кусты,  лев не хотел быть кисой, он хотел свободы.  Рядом с ним стоял его друг,  сжав в объятьях зайчиху,  чьи лапки были белые как снег и легкие как ветер, а рядом с ними стоял зайчонок,  который был похож на них обоих,  он крепко держал за хвост льва, и ласково шептал - Что замолчал, а ну мяукай!

Эпилог

          По морю обгоняя ветер летела шхуна. Путь до Африки не близок. За штурвалом стоял заяц капитан, который вовсе не на пенсии. Лапы привычно сжимали штурвал, а в глазах его отражались волны. На корме расположилась теперь уже семья,  заяц, который раньше страдал,  его любимая и зайченок - юнга, в смешно ушитом костюме капитана, которому до пенсии уж очень далеко. Труд контрабандистов не легок, но сейчас они трудились не за деньги, а за обещание,  данной одной смешной старушке, у которой когда-то закончилась соль. А в трюме,  предвкушая свободу, сидел бегемот, крокодил и лев, который довольно мяукал.