В Японию мы попали очень давно - в 1995 году.
Это настоящая сказочная страна, которая всегда живет в моем сердце. Японцы - очень добродушные и сочувствующие всем люди.
Это страна цветов, парков, садов камней и неземной красоты.
У нас с бывшим супругом тогда только родился первый ребенок, мы были безумно счастливы и влюблены друг в друга.
История нашей встречи в Беринговом море на морском перегрузчике, куда меня списали с корабля, была окружена ореолом романтики. Тогда я, пережив очередной виток моей сложной судьбы, оказалась на Сахалине. А мой бывший муж служил там вторым помощником капитана на БМРТ "Иван Коробкин".
За драку с шахиней я была списана с первого места моего морского обитания на совершенно безлюдный болтающийся где-то в волнах перегрузчик, и горько оплакивала свою нелегкую женскую долю.
Внезапно я почувствовала на себе чей-то взгляд - оказалось, что это мой будущий муж смотрит на меня в бинокль с капитанского мостика.
Как оказалось, это была любовь с первого взгляда, и с этого самого первого дня мы уже больше не расставались. Пока меня опять не списали и с этого парохода, но это уже совсем другая история.
В общем, пару месяцев мы жили на Сахалине, потом решили перебраться на материк, и на заработанные в рейсах деньги купили квартиру в Магнитогорске.
Я уехала туда с двухмесячным ребенком, надеясь на помощь его родителей, которым почему-то не понравилось, что их сын, бросив свою вечно ждавшую его невесту-медичку, женился на девушке с непонятной судьбой, найденной в морях.
Отношения никак не складывались, а потом мой муж прилетел на два дня, и сказал, что идет старшим помощником капитана в длинный рейс на 6 месяцев в Новую Зеландию, Австралию, Корею, Сингапур, Японию и куда-то там еще.
Я стояла в аэропорту, провожая его, и плакала, слезно умоляя не ходить в этот рейс. Я знала, что что-то случится нехорошее, и даже знала, что именно. Он ответил:
- Ты что, с ума сошла, - не ходить в такой рейс? Ты предлагаешь мне еще 5 месяцев болтаться в Беринговом море?
Супруг улетел, а через неделю и я с больным ребенком вернулась на Сахалин, к своим друзьям. Отношения с его родственниками так и не сложились - мне было суждено всю жизнь быть маленьким листочком, гонимым ветром.
И крайне самонадеянно было бы думать, что вдруг Господь после всех моих бездомных скитаний вдруг возьмет, да и пошлет мне счастье.
Только мы с сыном, у которого температура была под сорок, прилетели и разложили вещи, пришел наш общий друг, служивший уже капитаном, Игорь Крылов. Он долго стоял в дверях, держа в руках клочок бумаги, и не решаясь войти. Я уже поняла, что это была телеграмма, и уже знала, что там написано:
"Ваш муж попал в аварию в порту Отару, Япония, ему предстоит несколько серьезных операций. Ему ампутировали левую ногу, и сейчас он находится в реанимации. Вы должны сделать визу и прилететь в Японию".
Предчувствия меня не обманули. За визой мне пришлось лететь в Находку, мерзнуть в неотапливаемой гостинице две недели и обивать пороги посольства.
Но речь не об этом, а о Японии.
Когда я прилетела, меня встретила приятная японская девушка Юко-сан, которая безбожно курила, не выпуская из рук тонкой и длинной сигареты "Вог". А я-то переживала, что мне придется бросить курить в незнакомой стране.
Самолет прилетел в Ниигату, и после сахалинских морозов я в зимнем пуховике оказалась в жарком японском городе. Ниигата - огромная, красивая, вся в огнях, хотя не считается даже столицей. В аэропорту меня поразило то, что все служащие в ярко-красных форменных одеждах и обязательных белоснежных перчатках. Водители такси тоже всегда ездят в белых перчатках.
Мы заселились в шикарный отель с персидскими коврами. Ковры тоже были белоснежные, и в них утопали ноги. На столе стоял электрический термос, рядом с ним пакетики с зеленым и черным чаем, кофе, шоколадками, а холодильник был заполнен под завязку. Всё было какое-то сказочное - шикарная кровать, десяток разных халатов с эмблемой гостиницы, миллион разноцветных полотенец, кимоно, удобные тапочки, телефон в ванной.
После ужина мы с Юко-сан отправились гулять по Ниигате. Всё было каким-то нереальным - маленькие японцы в простых джинсах и футболках, многие с ирокезами на голове, девушки в кимоно и с набеленными, как у гейш, лицами. Все такие разноцветные, яркие, красочные, и совсем непохожие на нас, жителей российской отдаленной глубинки.
Совсем не верилось в плохое.
Потом была поездка скоростным поездом "синкансэн" в Саппоро, а оттуда на такси в маленький город-порт Отару. Меня поселили в самой шикарной гостинице, "Гранд-отель", от окружающей меня роскоши просто захватывало дух.
Утром мы с Юко-сан поехали в госпиталь. На входе стояло несколько десятков тапочек разных размеров и висели халаты.
Я сильно переживала перед встречей с супругом.
- Что, хочешь на инвалида полюбоваться? - зло бросил супруг, когда его привезли на коляске со второго этажа.
Я оторопела, и с того времени впала в какой-то трансовый шок. Я никак не могла понять, о чем он, - разве он изменился для меня? Он стал другим человеком? Разве мы перестаем любить любимого человека, если вдруг он меняется физически?
Впоследствии, став психологом, я поняла, что у меня была большая психотравма, последствия которой останутся на всю жизнь, и не пройдут никогда. У него тоже.
Потом мне рассказали, что про него написали в газете, и местные жители завалили его подарками. Ему дали отдельную палату, а там чего только уже не было - и магнитофоны, и приставки, два телевизора, куча вещей, горы фруктов и еды.
У него была сиделка, немолодая, но стремительная и живая, Томико-сан, которая учила по разговорнику русские медицинские термины.
- Пьямая киська, тонькая киська, - несколько раз повторяла она непонятные выражения. Букву "ш" японцы не выговаривали.
К нам приставили переводчицу Сугано-сан, сухонькую и маленького роста, работающую профессором в университете. Потом я узнала, что она христианка, ходит в церковь, и всегда читала мужу молитвы, когда его одолевали дикие боли.
Вечером сиделка Томико-сан попросилась пораньше уехать, потому что ей нужно было в автосалон купить новую машину.
- Моя машина уже старая, ей четыре года, я боюсь не пройти техосмотр, - посетовала Томико-сан. Из дома она всегда приносила всякие вкусности, и была сиделкой по призванию и по зову души.
Это был исключительный случай, когда она раньше ушла с работы, потому что японцы готовы работать круглосуточно, и не любят отдыхать. По медицинской части моего супруга вел Нисикава-сан, которого сослуживцы насильно выгоняли вечером с работы. Он им говорил, что еще поработает, и никуда не уходил. Трудоголиков-японцев даже правительству было трудно выгнать с производства.
А больным очень нужно было, чтобы Нисикава-сан ушел, потому что они собирались в комнате отдыха и смотрели порнофильмы, потягивая пиво с рыбкой. Вообще-то, всякие порножурналы у них были разложены везде, и это было в порядке вещей. Медсестра ходила и журила больных за нарушение режима, они отшучивались и продолжали веселье.
По госпиталю ходили веселые бабки по 120 лет, курили как паровозы, и пили кока-колу и холодный кофе из автоматов. Стояли автоматы с напитками, чаем, кофе, бутербродами, пирожными и пивом. Пожилые леди были очень словоохотливыми, и как-то мы с ними на русско-японско-немецко-английском умудрялись друг друга понимать.
Принято было всегда улыбаться, и у меня в первый день от постоянной улыбки свело мышцы, я уже решила, что навсегда останусь с онемевшим клоунским лицом. Супруг еще и кланялся каждому встречному, и обязательно обменивался с ними парой фраз.
Японцы очень простые и непосредственные, медсестры постоянно трогали мои волосы и удивлялись, что у меня они такие тонкие и светлые, а у них толстые и черные.
У мужа было два лучших друга - похожий на медведя гонщик Так-ча, разбившийся на мотоцикле, и худой, как щепка, специалист по компьютерным играм Шун-тя. Они меня научили, что Коиби-то по-японски означает возлюбленная, или любимая, и очень просили научить их русским матерным словам. До этого они знали всего три слова: "Россия", "пирОжки" и "Ельцин".
Супругу выделялось время для плавания в бассейне с ручной регулировкой температуры воды, рядом были тренажерный зал и зал реабилитации, где ему каждый день делали массаж. В подвале рядами стояли стиральные и сушильные машины, у каждого японца было по десятку полотенец разных размеров и цветов, которые они постоянно стирали. Пижамы каждый день собирала медсестра и выдавала новые.
Еду приносили горячую, в фольге, каждому по заказу и на отдельном подносе. Японцы каждый день в обязательном порядке съедают грейпфрут, а вместо хлеба едят рис. Черного хлеба у них нет вообще.
На следующий день мы встретились со страховой компанией, и нас заверили, что все расходы по лечению, проживанию и перелетам будут полностью оплачены страховой компанией. Ногу ампутировали, и мужу предстояло еще 8 операций, чтобы сохранить руку. Я узнала, что, когда он попал после аварии в больницу, врачами проводился международный консилиум по конференц-связи в попытках принять правильное решение.
Все мои вопросы к страховой компании супруг пресек на корню, сказав:
- Ты что, сюда за деньгами приехала?
Как оказалось потом, не все было так радужно, как нам расписывали.
В одно мгновение мой любимый красавчик-муж, душа компании, балагур и весельчак, превратился в озлобленного нытика, обвиняющего меня во всех своих бедах. Я была виновата в том, что он потерял ногу. В этом он потом обвинял меня всю жизнь. Виновата в том, что долго делала визу, в том, что не привезла ребенка (потом я стала виновата в том, что привезла ребенка), в том, что мне нужна была Япония, а не муж. Он больше никогда уже не был прежним - с другими был, вечно улыбающийся китайский болванчик, а со мной больше - никогда.
Я улетела за 3-месячным ребенком на Урал, и потом мы прожили в Японии целый год.
О нас заботились, дали нам квартиру, сначала в Саппоро, потом в Отару, чтобы быть поближе к госпиталю, и иметь возможность находиться целый день вместе. Нам в обязательном порядке в субботу и воскресенье бронировали разные отели в горах, чтобы мы отдыхали от больничной обстановки. Нас уже тошнило от этих отелей, а все равно нужно было отдыхать. Отказаться нельзя.
Мы познакомились с управляющим фирмы "Хоккайдо-газ" Танака-саном и его подругой Мицуэ-сан, которая была директором дома престарелых. В этом доме престарелых у каждого жителя была своя огромная комната, тренажерные залы, бассейны, комнаты массажей, огромный парк.
Танака-сан и по сей день дружит с моим бывшим супругом и присылает посылки. Они с Мицуэ возили нас везде, по всей Японии, встречали в аэропортах. С ними мы побывали и в дельфинариях, и в зоопарках, и в садах камней, и во всех ресторанах, и у них дома. Они старательно учили русский язык.
Еще нашим ближайшим другом был учитель математики Оно-сан, который тоже считал своим долгом вывозить нас в люди, в парки и горы. Скучать не приходилось.
Переводчица Сугано-сан водила нас на собрания в церковь. Однажды там о себе рассказывал мужчина, бывший ранее членом преступной группировки "Якудза". Когда он ушел из нее, ему отрубили пальцы.
Меня приглашали на всякие международные форумы, где я рассказывала о нашей жизни на Сахалине.
В первый же день пребывания в Японии мой сын запустил вилку в шикарном ресторане в огромное стекло, разбив его вдребезги. Официанты кинулись к нему - как вы думаете, зачем? Они начали успокаивать бедного ребенка, чтобы он не испугался и не получил стресс.
Дети до 5 лет у них - святые, им разрешается всё. В магазинах, парках, зоопарках, самолетах и автобусах маленьким детям обязательно дарят подарки.
В продовольственных маленьких магазинчиках, если мы покупали картошку, нам в нагрузку бесплатно давали персики. Картошка там дороже персиков, может, никто ее не покупал, кроме нас.
Когда мы ехали с сыном в метро, каждый японец восхищался и говорил: Каваи-нэ, что значит милый. Он был черненьким большеглазиком, и все старались его потрогать, и подарить ему подарок. А для Танаки-сана и Мицуэ-сан он стал как родной. И только папа возненавидел сына с первой минуты встречи. Отвык, наверное.
В квартирах у японцев почти нет мебели. Спят они на матрасах-футонах, которые днем складывают в специальную нишу. Быт очень простой, зато всяких средств для мытья пола, стола, стиральной машины и непонятно чего десятки. Танака-сан привез нам всё, что было нужно, и с чем мы так и не разобрались.
На детской площадке, когда мы гуляли с ребенком, все знакомились, говорили при прощании:
- Дима, бай-бай! Ки-о-цукетэ! (Береги себя).
Так мы прожили год в стране-сказке, у Бога за пазухой. В конце концов, я устала от отсутствия проблем и нерешения неразрешимых задач, к чему мы все так привыкли на Родине. Мужу предлагали остаться в порту Саппоро переводчиком. Но я больше не могла и сказала:
- Давай лучше уедем из японского рая в наш сахалинский ад. Здесь скучно.
Танака-сан подарил нам машину, мою первую "Тойоту", еще два холодильника, стиральную машину, телевизор, и прочее, что пришлось грузить на пароход.
Расставаясь с японцами, мы рыдали, прощаясь с самыми близкими людьми, и знали, что дома нас ждет сырость, слякоть, вода по расписанию два раза в день, хождение по кабинетам чиновников, получение прав, которые нельзя иметь инвалиду. А третью группу надо было подтверждать каждый год, как будто бы у него за год могла вырасти новая нога.
Когда я разбогатею, я обязательно поеду в Японию в туристическую поездку. Не представляю, как изменилась эта волшебная страна, которая и тогда было сказкой. Но я верю, что японцы остались прежними, большими детьми, восхищающимися каждым цветочком и каждой бабочкой, пишущими свои хокку и пьющими сакэ маленькими рюмочками.