Ну вот и пришел твой 87 день рождения, как хотелось, чтоб ты жил вечно или по крайне мере не видеть того, как ты умрешь, но видимо не судьба. Я пережил твою ужасную кончину, и в отличии от нас людей, твое разложение и исчезновение я наблюдаю до сей поры.
Уже и снег припорошил все раны, язвы и ссадины на твоем полуразрушенном теле, но ты продолжаешь стоять, не очень-то поддаваясь даже детям Поднебесной, которые что-то пытаются соорудить на твоем израненном, но так и не похороненном теле.
Подходя к твоей проходной я, как и прежде, ты, наверное, помнишь, говорю тебе: «Здравствуй!».
А знаешь тебя уже стали забывать, те кто родился после твоей смерти, уже и не понимают, что это за остатки возвышаются не берегу нашей реки. Вот такие, мой дорогой, наступили времена. Знаешь, а мне порой очень не хватает тебя. Мне некуда сводить ребятишек, чтоб показать, как ты, из обыкновенного дерева делал бумагу. Показать мастеров бумажного литья, мастеров переплета, да мало ли было мастеров в твоем теплом, но честно скажу, ты не обижайся, не очень приятно пахнущем чреве.
Сегодня опять пересматривал старые фотографии твоего рождения, и в тысячный раз восхищался мужеством тех, благодаря труду которых ты появился тогда на свет. Ты помнишь этот день 31 октября, холодный морозный день 1931 года. Меня тогда еще не было на этой земле, но старики говорили, что ты как народившийся ребенок разразился звонким криком своего гудка над вечной тайгой и синими горами Вишерского края. Ты помнишь то тревожное время? Ну вот опять я говорю с тобой, как с живым. Никак не могу привыкнуть к твоей кончине. Нет сил поверить в это, но я родился здесь благодаря тебе, и живу здесь тоже благодаря тебе. Мне тепло в этот холодный октябрьский вечер тоже благодаря тебе. За все что у меня есть, я благодарен тебе. Многие возможно проклинают тебя, потому что ты призвал их сюда вопреки их желанию и воле. Да так было. Скоро тебе исполнится 90 лет. Не знаю останется ли что-то на том месте, где ты родился. Скорее всего нет. Не могу сказать прощай, потому что, проходя мимо твоих руин я в сотый тысячный раз скажу тебе: «Здравствуй завод, здравствуй!»