Самое незнакомое лицо

Палетта Гусареску
Тёмная полоска леса, точно игрушечная колоколенка, обведенная изгибающейся по каждому из архитектурных элементов красной линией, похожие на глаза и глядящие как будто укоризненно купола.

Зима пришла совсем неожиданно, но она не достанет её из дальнего угла уютного кафе. Уютного, как дом. Как объятия сна.

Завтра она отрежет волосы, снова отыщет себе новое имя. В старые вехи засунет новую жизнь, и живительные побеги затухнут.

Она хочет узнать сегодня, можно ли избавиться от. Можно ли выкинуть вон. Что мешало ей столько лет? Сколько раз было брошено семя, и сколько ни удобряй почву души, вместо земли камень, вместо её лица - чужое лицо. Она пришла поговорить раз и навсегда, и готова была даже на убийство. Тем более, что она миллион раз его предпринимала и оно ей никогда не удавалось. Может, за чашкой чая напротив - ближе и проще?

Ещё стоя в своей квартире босиком на холодном полу, за одно мгновение до выхода (надеть сапоги не больше одного мгновения), она бросила взгляд на балконную дверь и решительно, но плавно, стала пробираться к нему вплотную сквозь погруженную во мрак комнату, пока рука картинно не коснулась холодного стекла. В окне высился дом напротив с тремя зажженными друг под другом окнами, единственным источником света во всём её доме, во всем мире! Чьи-то три жизни и четвёртая, напряжённо глядящая на них. В нижнем окне за занавесками углядывалось движение, но слишком смутное: может, ужинают, наклоняя лица к тарелкам и размахивая в воздухе вилкой с насаженными на неё спагетти. В среднем огонёк погас, резко и безвозвратно. А в верхнем проявилась чёрная фигура, снующая по комнате на фоне открытой в другую комнату двери. Ничего не произошло. Совсем ничего. До смешного ничего не произошло. Только глаза усиленно рассматривали фигуру, почти с затаенным страхом, точно боясь быть замечеными теми, невидимыми, только предполагающимися на тёмном лице за сотни метров. Захотелось коснуться собственных носа, губ и ушей, провести рукой по самым близким и самым незнакомым в мире чертам!

Она выскочила из дома в осенних ботинках, кинув в зеркало в прихожей последний, словно испытующий взгляд, мол, ну что, о чем-то вы сегодня договоритесь, выдумщица?

Снова закружился в окне кафе ворох снежинок, или это было только воспоминание о вчерашнем снегопаде?

Она подумала, что он очень мило помог снять ей пальто. Совсем как настоящий мужчина.

Он поднёс к губам чашку с капучино, осторожно дуя на пену, словно это была пивная кружка, и хитро поглядывая перед собой.

"Чего же ты хочешь?" - наконец спросил он.

Она хотела посмотреть на него твёрдо и даже немножко по-злому, но вышел только растерянный взгляд человека, одним ботинком стоящего перед бездной отчаяния, а другим пытающегося выдавать свинговые па.

"Я хочу, чтобы жизнь моя стала как прежде, если только она была когда-нибудь такой. Я хочу, чтобы жизнь моя была моей. Чтобы все радости и горести проходили через моё сердце, а не мимо него. Я хочу чувствовать, двигаться, куда-то стремиться! И говорить: "окей, гугл, как открыть бутылку без штопора?", "как отклеить обои?"... Хочу выискивать близкое мне из уже сконструированных фраз и в каждом дне находить строительный материал для собственной души, а не в вечном приливе фантазийного безумия выдумывать и выдумывать детали чужой жизни и чужого страдания и восторга!".

"В общем, ты хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни? Но я весь состою из этой жизни, так или иначе трансформированной. Из обрывков услышанных фраз и просмотренных фильмов. Я не могу исчезнуть по собственному желанию!"

"Но я не знаю, как мне самой избавиться от тебя, у меня нет ни единой схемы!"

"Ты похожа на человека, который купил табуретку в икее и боится заглянуть в инструкцию по сборке"

"У меня нет никакой инструкции. У меня есть только ты, ты сидишь напротив и пьёшь кофе, и я мечтаю схватить со стола вилку и вставить её тебе в самое сердце. Ненавижу тебя всей душой, если только душа не была создана исключительно для добра. Ненавижу и всеми силами хватаюсь за тебя. Обожаю до безумия нашу литературно-убийственную связь!"

"О, убийственную для тебя, но только не для меня. Твои слезы, мысленные слова и разбитые ладонью стекла в дверях, царапины на щеках, твоё упрямство и исступление, - всё это наполняет меня живительной силой, всё это укрепляет меня и дарует одну жизнь за другой. Даже ставя свечу перед иконой и складывая руки на груди в знак умерщвления прежних страстей, ты тайно мечтаешь о воскресении моего образа, без надежды на смерть героя. Моей смерти просто не существует! Ты просто забыла придумать её! Такой поворот всегда обратим, невыносимо обратим. Твои песни дают мне дыхание, и ты скорее себе перекроешь кислород этой заслонкой из сцен чужой жизни, чем лишишь его меня"

"Ты не смеешь говорить, что всё так безысходно! Я запрещаю тебе! Вот то, что я запуталась в том, что моё, а что твоё, - это правда. Но не более того"

"Какую власть ты имеешь надо мной? Все моё выросло из твоего, а все твоё сформировалось под влиянием моего. А впрочем, может, я зря сгущаю краски, и ты это все от скуки, а? "

"Скука - понятие растяжимое. Однажды я чуть не уснула на концерте фламенко, хотя считается, что это очень горячий танец."

"Чрезвычайно интересный факт. А главное - характеризующий тебя, - он пристально посмотрел на неё, как будто силясь понять что-то неизведанное. - Если что, это был сарказм. "

"Я поняла"

Он оперся на локоть, наполовину ложась на стол.

"Нет, а серьезно: что вообще тебе нравится? О чем ты можешь сказать: вот это - моё!!!? Сказать с горящими глазами! Сказать и чувствовать, как замирает дыхание - только лишь на мгновение, пока образ этот встал у тебя перед глазами"

"Меня многое увлекает, но увлечение ли это сердца? Ничто не захватывает меня с полной силой, ни во что не ухожу я с головой. Кроме, конечно, тебя - тебя и твоей гребанной жизни, автором которой я и являюсь"

"Я по-чудному бессмертен, но ты вырвала мне крылья. Ты сотворила мне жизнь, и ты же её заморозила. Никто никогда не узнает обо мне, мой образ, который должен был наполняться, расти, расцветать от главы к главе - теперь только опустошает тебя. Жалкий, не существующий герой, - я приношу тебе страдание своим существованием - это ты хочешь сказать?? Но может, это страдание приносишь мне ты? Только ты - виновница всех наших бед - и иллюзорных, и настоящих. Тебя увлекает только то, как может повернуться моя судьба, как может сложиться моя несуществующая жизнь! Она точно развивающая игрушка для тебя, ты крутишь её и так, и сяк, наполняя меня то болью, то радостью, но это не развивает, не воспитывает, даже уже почти не радует тебя! Ну и странные же у тебя увлечения! "

" Да, я давно пришла к мысли о том, что погружение в игру не делает меня счастливее, не делает меня лучше, обкрадывает меня - отбирая мои время, силы, мысли. Конструируя чужую жизнь, я забываю о своей. Легко оперируя страстями и смертями, я ещё более охлаждаю к своему, реальному существованию, в котором от меня ничего не зависит!"

"Смертями и воскресениями. Ты никогда не задумывалась, почему, блуждая по закоулкам сюжета, ты с лёгкостью расправляешься с моими друзьями, врагами, жёнами, любовниками, но всегда избегаешь моего "выхода из игры"!? Я выживал даже в самых невероятных ситуациях, а если и нет, то - знаешь что? - Сколько минут выдерживала ты? Не больше получаса? И я снова был в строю! "

"Потому что ты - основа всего моего выдуманного мира. Он словно нанизан на тебя"

"Как шашлык на шампур?"

Она немного помолчала, впуская на свои губы улыбку, и наконец проговорила, почти смеясь:

"Люблю тебя, патологически люблю, как саму себя, потому что и писала я тебя с себя, и юмор этот твой дурацкий, который я же и вкладываю тебе в уста, и от него я без ума. От каждой глупой, пошлой, удачной, колкой шутки. Всё писала с себя, с себя, какой была, с себя, какой становилась, с себя, какой стеснялась, с себя, какой боялась стать и с себя, какой стать мечтала. С себя, которой никогда бы не была, родившись женщиной, и с себя, подсмотренной у других. Я наполнила тебя своими мыслями и чувствами, как донор наполняет другого своей кровью, только ведь ты-то не другой, ты - и есть я, но ни мыслей, ни чувств я своих в тебе порой совсем не узнаю, потому что ты рос вместе со мной, а я росла вместе с тобой. И смешалось все в один ком. И сбивает меня с ног. Кто я? Кто ты? Ведь если мы - одно, то я сама и говорю, и отвечаю себе, мои слова во всех абзацах, после всех черточек."

"Так есть ли смысл мне отвечать?"

"Есть, есть! - с ужасом в голосе закричала она, так что две девушки за соседним столиком обернулись. - Пожалуйста, не молчи!"

"Что же говорить мне? Ты пришла сюда, чтобы Я решил за тебя твои проблемы. Ты пришла, чтобы в самой себе найти ответ на свои вопросы. Так ищи же!"

"Ты думаешь, я не пыталась? Да ты даже не представляешь, сколько было обдумано, выговорено, выпито мной, и разве я продвинулась хотя бы на шаг?"

"О, о выпитом отдельный разговор. Помню я эти милые бессмысленные и ужасные беседы с заплетающимся языком. Никто не узнает обо мне? Это была смешная претензия. Да только ленивый ещё не слышал обо мне. Каждая собака знает, как ты писала роман, и сколько у тебя было версий, и как славно горели листки, и как священник говорил тебе: ну что, не пишешь больше эти мерзости? И как жизнь твоя перевернулась, и как менялись герои и имена, и как незыблемо, нестираемо, неуничтожимо оказалось в твоём сердце моё имя. И как ты погружалась во все сферы жизни, чтоб была твоя книга достовернее, и как разочаровалась во всем. Как безвыходно для тебя стало не писать обо мне, но и не уметь отпустить меня, все более и более переставая быть самой собой"

"К чему ты напоминаешь мне обо всем этом? Да, разговоры эти никогда ни к чему хорошему не приводили. Они только повергали меня в ещё более глубокое уныние, а других - в шок и смятение. Мои пьяные речи о тебе, о романе. Мне ещё долго будет стыдно за них! За них и за их бессмысленность. Знаешь, я до сих пор воображаю, будто в каждом человеке сидит маленький психолог, маленький психиатр, маленький Бог. Он выслушает меня и спасёт, он вытащит меня из трясины. Но я говорю, говорю, говорю, я буквально на глазах своих наблюдаю, как пустеет моя душа и холодеет сердце, и как глаза других наливаются злостью и недоумением, а чаще и равнодушием. Вот что я скажу тебе: всем - плевать! И даже тем, кто сочувственно держал твою пьяную тушу и помогал смывать размазанную косметику. Никто, никто не помог! Ни тот, кто смотрел на меня как на идиотку, не веря в сходство моей беды с "наркоманской" зависимостью, ни тот, кто с первого мига верил и сострадал, раскладывая всё по полочкам"

"Твои знатоки многого не знали. И знать не могли. "

"О чем ты? "

"Разве достаточно им было для "вынесения диагноза" того нездоровго увлечения игрой в чужую жизнь, которое ты констатировала перед ними? Как оно проявлялось и проявляется, они никогда не видели, и даже никакое объяснение не смогло бы дать им полной картины. И потом - алкоголь - он, конечно, катализатор искренности, но и причина безрассудств. Мало ли пьяных, признающихся, будто они не чувствуют себя - собой, но кем-то другим? Вот и ты, неудавшаяся писательница, заигравшаяся в чужую личность, попадала у них под одну гребёнку с мяукающими и хрюкающими бухариками. Ты права, - да всем насрать! Этот Наполеон, с боевым кличем завоёвывает мир или рыдает поражённый в тарелке с салатом, этот ещё кто-нибудь, ну а эта какой-то там джентльмен эпохи королевы Виктории, человек с противоестественными наклонностями и непростой судьбой. Кто бы мог почувствовать, как глубоко я в тебе? Как ты растворилась во мне? Это должен был быть человек, который бы стоял с тобой незримо за закрытыми дверьми комнаты, в душе, в лифте. Везде, где ты, оставаясь одна, погружалась в выдуманные мир мыслью и телом. Он должен был слышать, как ты еле шевеля губами ругаешь кого-то, кричишь, признаешься в любви, проклинаешь! Как ты танцуешь, стоишь на коленях, как ты падаешь замертво, и как снова встаёшь, чтобы оплакивать погибшего. Он должен был бы видеть след твоей помады на дверном косяке и на холодильнике, плыть с тобой по Дунаю и сидеть на паре, прогулявшись по твоим - на этот раз бестелесным - фантазиям. Но разве мог бы быть такой человек?"

"Человек - нет. Но я знаю, Кто видел."

Её слова отдались во всем её лице острой болью, словно произнося их, она тревожила воспаленный зуб или шевелила израненым языком. Он же нежно и будто с глубоким уважением в глазах сказал:

"Он - точно."

И после небольшого молчания снова:

"Послушай. Ты никогда не спрашивала моего мнения, что мне делать, что чувствовать, кого мне любить. Я испробовал многое. И преступления, и раскаяния, и смех, и слезы. Но ты никогда - никогда! - не предлагала - ни мне, ни другим героям..."

Она остановила его движением руки.

"Не продолжай."

"Почему же? Не молчи, не говори, не продолжай... Ты права, свободы у меня нет, - ни свободы слова, ни свободы действия, ни свободы мысли. Но в этом твоём внутреннем разговоре у меня нельзя отнять права слова."

"Ты решил отстоять свое право вероисповедания? Так? Да, никто и никогда их моих героев не ходил в Церковь, и даже крошечной фразой не упомянул Бога и веру. Никто не молился в больницах над постелями умирающих, и не пел панихид по умершим, не крестил младенцев, не рыдал, стоя перед аналоем. Разве что некоторые шли под венец, но это было как бы скорее обозначением, указанием на свершившееся таинство, чем его проигрыванием, проживанием"

"Мне кажется, это чрезвычайно важно: то, чего никогда не было в твоих играх, и станет главным твоим подспорьем, главным средством освобождения, подсказкой, тростью слепого, опорой. И кажется, ты нащупала главное из этих - кто знает, почему - не перенесенных в выдуманный мир"

"Меня может спасти ответ на вопрос "Почему?", да? Так ты думаешь? "

"Я бы сказал, что тебя может спасти только Бог, но ни в один из дней моей литературно-эфемерной жизни я не верил в Него, так что я, наверное, не имею права. Да, тебя спасёт ответ на этот вопрос. И так думаю не я. Так думаешь ты. Дальше - сама. "

Словно удар тока пронзил все её тело, и она в испуге огляделась по сторонам. Та же обстановка, те же люди, те же запахи. Что-то изменилось, или все-таки нет?
Живой, снова живой! Живее всех живых. Давший ответ, или давший направление? Или просто посмеявшийся надо мной?

Я смеюсь сама над собой!
Издеваюсь сама над собой!
Я хочу быть собой!

Официант, счёт.