Моя душа, за смертью дальней
твой образ виден мне вот так:
натуралист провинциальный,
в раю потерянный чудак.
Владимир Набоков
1.Потеряшка
На улице листопад и солнце, и так тепло, что сирень снова цветёт, а в парке кое-где сквозь палую листву пролезли фиалки.
Неимоверно, беспощадно прекрасен в этом году октябрь. Мне не хватает меня, чтобы в нём быть, для такой красоты нужен некто больший нежели я, некто более значительный, летучий и ясный, а не вот этот вот. Как будто не место мне тут, земному и тяжкому, как будто я по ошибке попал в рай и заблудился в нём, потерялся совсем. Замираю, едва дышу, стесняюсь… А надо не так. Надо сильно дышать, сильно, во всю грудь. И не замирать вовсе, не торчать тут глупым чучелом, а напротив носиться, скакать и даже порхать, если угодно! Порхать, да. С громким пеньем. Безо всякого стесненья – как птицы, как вон первоклассница Ника!
2. Монархист
Вот уж чего никогда о себе не думал, так это что стану когда-нибудь монархистом. Однако стал.
Прихожу на почту, а там новая заведующая. Корина, моя студистка из самого первого набора. Короля играла в спектакле. Отлично играла. Господи, неужели семнадцать лет прошло? Ну да… Была смешнющая пацанка, а теперь – красивая молодая женщина. Даже обнять как-то неловко, примут ещё за старого сластолюбца. Но я всё равно обнимаю. «Мадам! – говорю – Я вас обожаю! Вы мой король!»
3. Бесстыдник.
Сегодня купил сигарет, присмотрелся к демотиватору на пачке, а там написано, мол, курение приводит к импотенции и нарисована согнутая сигарета, символизирующая, очевидно, увядший половой член. Фу. Бессовестный он, этот художник, который картинку рисовал. Как ему, интересно, живётся с такой работою? Вот звонит ему, допустим, его мама, спрашивает, как дела, чем занимался сегодня. А он такой отвечает: «Я, мамочка, сегодня рисовал сигарету в виде кривой пиписки. Прости меня, мама. Ты была права, надо было идти в музыкалку, а не в художку. Выучился бы играть на каком-нибудь тромбоне и дудел бы себе, дёргая кулису, играл бы на похоронах и сельских свадьбах, как приличный человек…»
Так мне вдруг жалко стало всю эту несчастную семью…
4. Найдёныш
Больше месяца назад потерял молоток. В парке положил на тропинку на видном месте и отошёл по делу, поиграть с собаками. Вернулся – нету. Искал, искал – и на тропинке, и вокруг – ни хрена. Испарился, сволочь, дематериализовался.
А недавно вдруг нашёл. Шагах в десяти в стороне от места, где оставлял. Как он туда отполз? И зачем, главное?
За этот месяц он стал немного другим. Повзрослел что ли. Был новый совсем, а теперь ржавые пятнышки появились, да и вся фигура от бездомной жизни как-то посуровела, приобрела оттенок бывалости, такой, знаете, печальной умудрённости, каковую даёт только пережитое страданье. Вот дурак смешной.
Однако и я, в общем, не лучше. Как-то ужасно по-дурацки я ему обрадовался, слегка даже поверил, что если уж этот бродяга нашёлся, то никакая утрата не окончательна, что есть у меня надежда вернуть когда-нибудь, тех, кого любил и кого потерял, потерял, потерял…
5. Занавес
Студии моей больше нет. Театр в маленькой сельской школе оказался более не нужен тем, кто эммм… даёт распоряжения. Странно, но я почти не тоскую. Кажется, я всё-таки слегка постарел. Потому что пока чувствую в основном облегчение от того, что работы стало поменьше. И даже некоторую радость – не надо писать столько идиотских отчётных бумажек, не надо отчётных выступлений, не надо контактировать с теми, кто даёт распоряжения. У, как я притомился с ними контактировать, кто бы знал!
Если совсем уж честно, то мне, похоже, самому пора было взять паузу. Ибо я слегка иссяк. Планы ещё были – носочно-кукольное шоу, например, – но сил уже оставалось совсем на донышке. Через год-другой, может быть, когда передохну немного, то начну всё сначала. Но только уже сам по себе, безо всяких распорядителей и бумажек.
Как много всего было за эти семнадцать лет... Сколько было отличных живых людей, на которых я орал и которыми гордился. Люди спасибо, я был с вами счастлив.
Ой всё, сейчас прослезюсь… Занавес давайте.