БИБЛЕЙСКАЯ ПРОПОВЕДЬ ЖАНА КАЛЬВИНА
Стивен Джей Лоусон
Будучи, возможно, наиболее важной и влиятельной фигурой во всей западной цивилизации за последнюю тысячу лет (1), Жан Кальвин возвышается над ландшафтом церковной истории как величайший реформатор XVI века (2). Человек огромных способностей, усердия и плодовитости, этот монументальный столп христианской веры очень многообразен: это богослов мирового класса, почитаемый экзегет, известнейший учитель, мастерский комментатор, церковно-политический деятель и самый выдающийся лидер всего протестантского движения. Но в первую очередь Кальвин был пастырем Церкви почти 30 лет, и среди многих его пастырских обязанностей он был прежде всего проповедником. Для этого вождя реформаторов библейская проповедь была задачей №1.
Родившийся 10 июля 1509 года в Нуайоне во Франции Кальвин принадлежал ко второму поколению реформаторов, и он посвятил себя толкованию Слова Божия, как, пожалуй, никто и никогда в истории Церкви. Получив образование в лучших университетах Франции под руководством ведущих ученых эпохи, этот блестящий адвокат стал богословским гением Реформации, человеком, которого многие считают величайшим учителем христианства начиная с апостола Павла. Помимо самих библейских авторов, Кальвин выступает в качестве наиболее влиятельного проповедника Священного Писания в западной культуре.
Реальный и подлинный Кальвин
По случаю 400-летия со дня рождения Кальвина в 1909 г. Эмиль Думерг, его влиятельный биограф, с амвона, на котором стоял сам великий реформатор, заявил: "Только реальный и подлинный Кальвин способен объяснить, что Кальвин сделал, прежде всего как проповедник в Женеве, выковавший ее словом и духом Реформации XVI века" (3). Думерг добавил: "Если он заслуживает памяти как богослов, восстановивший доктрины, которые были погребены под завалами вековых заблуждений, или как мощный полемист, имя которого противники пытались нацепить на убеждения, которые они сочли одиозными, то прежде всего правда заключается в том, что Кальвин рассматривал себя прежде всего как пастыря в Церкви Христовой, главный долг которого - проповедовать Слово Таков был настоящий Кальвин - реформатор и пастырь Женевы" (4). Историк Церкви Мерль д'Обиньи был согласен с такой оценкой, утверждая, что Кальвин рассматривал кафедру как "сердце своего служения" (5). Джеймс Монтгомери Бойс также утверждает: "Кальвин не имел никакого оружия, кроме Библии. Но его акцент на Библии потрясает... Кальвин проповедовал из Библии каждый день, и благодаря силе этой проповеди город стал изменяться. Когда народ Женевы приобрел познание Слова Божия и был изменен им, город стал, как Джон Нокс назвал его позже, Новым Иерусалимом, из которого Евангелие смогло распространиться по всей Европе, Британии и Новому Свету" (6). Если бы Кальвин вынужден был отказаться от всех своих служений, кроме одного, конечно, он предпочел бы кафедру.
Контекст проповеди Кальвина
"Любые оценки проповеди Кальвина, - пишет Джон Лейт, - следует начинать с контекста, в котором проповедовал Кальвин" (7). Мы должны понять его проповедь в свете исторического времени, в котором он жил и которое известно как эпоха Реформации. Филипп Шафф пишет, что "протестантское движение XVI века - это величайшее событие в истории и главная движущая сила современной цивилизации" (8).
Говоря о стремлении вернуть Церковь к нормам Писания, Джон Бродус (1827-1895), почетный профессор гомилетики в Южной баптистской богословской семинарии, отмечает четыре отличительных признака Реформации.
1. Возрождение проповеди
Прежде всего, считает Бродус, движение было ознаменовано возрождением проповеди. В Средние века главенство проповеди было почти утрачено. Кафедра имела для масс второстепенное значение, центральное место занимали обряды. Бродус отмечает, что были отдельные исключения из этого правила (9). Тем не менее за тысячелетие от падения западной Римской империи до 95 тезисов Лютера проповедь была в подчинении священнической системе Рима. Но уже на заре Реформации начались изменения. Протестантское движение вступило в новую эпоху, восстановив центральное место проповеди в Реформатской Церкви. Бродус пишет, что XVI век стал свидетелем "великого подъема проповеди, которого не было с первых христианских веков" (10).
Этот порыв во многом исходил от пастора французского происхождения, занявшего кафедру в Женеве - Жана Кальвина. Реформация была настолько сосредоточена на кафедре, что это изменило архитектуру церквей. Бойс отмечает, что Кальвин приказал удалить из церквей алтари как центры латинской мессы и поставить столы с Библией в центре храмов, где каждая линия архитектуры подчеркивала бы преклонение перед этой Книгой, содержащей путь спасения и излагающей истины, на которых должна строиться Церковь Божия (11). После Реформации проповедь вернулась на первое место, и у руля был Кальвин.
2. Возрождение библейской проповеди
Далее Бродус отмечает, что Реформация начала возрождение не просто проповеди, но библейской разъяснительной проповеди. "Вместо длинных и часто сказочных историй о святых, мучениках и чудесах, вместо отрывков из Аристотеля и Сенеки и хитросплетенных тонкостей схоластики эти люди проповедовали Библию. Для них было важно не то, что сказвал папа и даже святые отцы; при всем уважении к ним они не были решающим авторитетом - эта честь по праву принадлежала только Библии. Великой задачей проповедника было изложить доктринальные и нравственные учения Слова Божия (12). Иными словами, на кафедре был восстановлен библицизм.
“Когда в XVI веке Реформация охватила Европу, - добавляет Бойс, - началось немедленное возвышение Слова Божьего в протестантском богослужении" (13). Библия, давно забытая в общественных собраниях Церкви, была восстановлена на реформатском амвоне, и никто не проповедовал Библию больше, чем Кальвин. Объем его проповеди огромен. После своего возвращения в Женеву в 1541 году Кальвин дважды проповедовал в воскресенье и потом в понедельник, среду и пятницу. В 1542 году ему было предложено проповедовать еще чаще. В октябре 1549 г. он расширил свою проповедь до двух раз в воскресенье и сделал ее почти ежедневной. Каждые две недели он произносил до десяти проповедей - что еще более внушительно, если учесть обстоятельства.
3. Возрождение полемической проповеди
Кроме того, Бродус считает, что Реформация была возрождением полемической проповеди. Он пишет: "Нельзя забывать, что религиозные споры неизбежны там, где живет вера в определенные истины и бок о бок с ними - разрушительные ошибки и практическое зло. И проповедники знали, что правильно построенная полемика заслуживает огромного интереса и исполнена власти" (14). В протестантском движении голос Божий был услышан снова, и это раскрытие вызвало споры. Более того, они были неизбежным результатом проповеди всей Библии. Около 400 лет спустя Дж.Грэшем Мейчен написал: "Каждое истинное пробуждение рождается в спорах и ведет к еще большим спорам" (15). Реформация не была исключением. И в авангарде этого нового движения была острая, полемичная проповедь Жана Кальвина. От природы застенчивый, замкнутый человек, он никогда не стремился быть в центре внимания, а тем более споров. Он был кабинетным ученым, предпочитавшим тишину и уединение. Но Провидение определило его в Женеву, где он должен был проповедовать всю волю Божию. В результате он оказался втянут в споры на протяжении всего своего служения. Но такие споры всегда неизбежны, когда Слово Божие провозглашается в чистоте. Проповедь только Писания всегда порождает бурю неизбежных споров, и Кальвин это знал.
4. Возрождение проповеди учения о благодати
Наконец, Бродус отмечает, что Реформация ознаменовалась возрождением проповеди учения о благодати. Он пишет: "Учение о Божием всевластии и свободе провозглашали все реформаторы. Хотя позже некоторые протестанты воспротивились таким взглядам, сам протестантизм родился учения о благодати, и в его провозглашении Реформация нашла святость и свою высшую власть" (16). Бродус однозначно утверждает, что “власть Евангелия... основана на великой истине суверенной благодати" (17). Мало будет сказать, что Кальвин стал сильнейшим выразителем этой истины. Бродус утверждает, что этот женевский пастор дал "талантливое, сильное, ясное разъяснение мест Писания, которых не понимали в течение тысячи лет" (18). Эта весть Кальвина была столь убедительна, что, как говорит Бродус, "люди, язвящие над тем, что они называют кальвинизмом, с тем же успехом могли бы попытаться срыть Монблан" (19). Вдумчивое разъяснение Кальвином этих возвышенных доктрин в Священном Писании было практически неопровержимо.
Так кафедра женевского проповедника Кальвина буквально наэлектризовала всю Европу, Англию и Шотландию. С появлением пилигримов и пуритан его учение вскоре хлынуло через Атлантический океан в Америку. Новоанглийские колонии были стойко кальвинистскими, как и университеты "лиги плюща", которые были созданы для обучения людей истинам, преподанным в Женеве. Впоследствии такие проповедники благодати, как Уильям Кэри, запустили современное миссионерское движение. Зарницы кафедры XVI века видны по всему миру по сей день.
Учитывая столь длительный эффект во всем мире - что можно сказать о проповеди Кальвина? Каковы были характерные черты его кафедры? Что отличало его библейскую экспозицию? Предварительно можно обозначить некоторые черты, определяющие и описывающие его подход к проповеди.
Фундамент проповеди Кальвина
Основанием проповеди Кальвина была его неизменная приверженность авторитету Писания. Кальвин считал, что когда проповедуется Евангелие, "Сам Бог говорит с нами лично" (20). Другими словами, он взял у Августина мысль, что когда говорит Библия, говорит Бог. Это была твердая скала, на которой Кальвин стоял за кафедрой. Эта базовая приверженность Божьему слову включала следующие особенности.
1. Библейский авторитет
Краеугольный камень проповеди Кальвина - это его полное подчинение верховному авторитету Писания. Х.Паркер пишет: "Для Кальвина весть Писания всевластна и над собранием, и над проповедником. Его смирение исходило именно из этого" (21). Реформаторы XVI в. были убеждены, что Библия "является непогрешимым правилом святой истины" и "неизменным голосом небесного учения" (22). Кальвин утверждал, что Божье слово "вечно, неизменно, неподкупно и не может исчезнуть" (23). Он утверждает, что при неизменных стандартах, установленных Богом, "для Него нет ничего более драгоценного, чем Его собственная истина" (24). Кальвин далее заявил, что "Бог не может быть отделен от Его Слова" (25). Как и у всех великих людей Божьих, Писание занимало первенствующее место не только в проповеди Кальвина, но и в его сердце. Кальвин видел в нем поистине крепкий якорь. Комментируя этот момент, д'Обиньи отмечает, что "для Кальвина все, не основанное на Слове Божьем, было бесполезным и эфемерным, и человек, не полагающийся на Писание, лишал себя своего достоинства" (26). Сам великий реформатор сказал: “Как только люди отклоняются даже в самой малой степени от Божьего слова, они не учат ничему, кроме лжи, суеты, самодовольства, ошибок и обмана" (27).
Кальвин был настроен решительно, когда он утверждал, что "всем Божьим слугам повелевается не проповедовать свои изобретения, а передавать как из рук в руки то, что они получили от Бога" (28). В другом месте он утверждал: "Правое учение может быть получено и передано пастырями, только если они слушают Слово Божие как оно есть" (29). Кальвин утверждал, что Бог Сам говорит и слушает, когда Его народ собирается слушать проповедь Его слова. "Никто не может быть глубоким учителем, если он не говорит из Божьих уст" (30). Кальвин был непоколебим в вопросе о первичности Слова Божьего в проповеди. Вся проповедь должна быть библейской, без исключений. Священный долг проповедника Кальвина в том, что он должен иметь право сказать: так говорит Господь! "Вся задача служителей - это возвещение Божьего слова, вся их мудрость - это знание слова, все их красноречие служит его провозглашению" (31). С ясной решимостью он заявляет: "Когда мы входим в молитвенную комнату, мы не можем нести в нее свои мечты и фантазии" (32). Таким образом, Кальвин отстаивал верховный авторитет Писания с того дня, когда он впервые взошел на амвон. В отличие от Рима, он утверждал, что Церковь для Слова, а не Слово для Церкви.
2. Всестороннее исследование
Далее, Кальвин признавал важность вдумчивого изучения Писания перед проповедью. Благодаря блестящему уму и настойчивым занятиям он приобрел "широкое и глубокое знание Писания" (33). Многое из него он знал практически наизусть. Джон Лейт пишет: "Он знал Библию в лицо и в сердце" (34). Его тщательная подготовка состояла из чтения Отцов Церкви, схоластов и его коллег-реформаторов вместе с тщательной экзегезой библейского текста. Он также отслеживал перекрестные ссылки и глубоко копал историческую подоплеку текстов. Джонс объясняет: "Все эти мысли сортировались и тщательно хранились в его удивительной памяти" (35). Большая часть добытого в ходе длительной и тщательной подготовки была легко доступна ему.
На амвоне Кальвин использовал все результаты своих строгих штудий и многолетнего обучения. Подчеркивая необходимость подготовки проповеди, он говорил: "Должен ли я взойти на кафедру, не имея заметок и возможности заглядывать в книгу?.. Когда я буду там, Бог даст мне достаточно, чтобы я мог говорить. Но если я не изволю читать и размышлять о том, что я должен заявить, и приду сюда без тщательного обдумывания, что я извлеку из Священного Писания для назидания людей - то я буду шарлатаном и Бог обломает мою глупую отвагу" (36). Кальвин не сделал бы ничего, не будь он прекрасно образован и тщательно подготовлен. Также перед каждой проповедью он заботился о том, как применить библейский текст на практике. Он заранее рассматривал все аспекты его актуальности для слушателей. Кальвин говорит: "Если бы я не размышлял внимательно, как я должен обращаться к Писанию для назидания народа, то я был бы высокомерным выскочкой" (37). Короче говоря, ум Кальвина был проникнут вдумчивым изучением Писания и осознанием важности каждого его отрывка.
3. Конкретный текст
Когда Кальвин восходил на амвон, он всегда имел перед глазами конкретный библейский текст. Его приемы толкования зависели от литературного жанра, а количество излагаемых стихов могло быть различным. Часто он привлекал и другие стихи, необходимые для раскрытия основного смысла или повествования. Проповедуя по пророкам, он охватывал лишь небольшой литературный блок, а из Посланий толковал лишь по небольшим отрывкам - как правило, стих или два. Но независимо от жанра, Кальвин всегда брал определенный раздел Писания. По этому поводу Паркер отмечает: "Взятые им тексты по длине варьировались от одного стиха до отрывков из 10-12 стихов. Нередко он проповедовал на два-три или один стих... но обычно брал от двух до четырех" (38). Паркер добавляет: "Так стих за стихом прихожане постигали послание, пророчество или повествование" (39). В результате проповеди Кальвина не были "расхожими сладкими речами, которые были прежде, но он заставлял работать со всем Писанием, давая чистое, простое и понятное объяснение каждого текста" (40). Без всяких добавлений и изменений Кальвин просто излагал содержание текстов. Эти плотные экспозиции обычно длились около часа (41). Без всяких ораторских ухищрений он просто внимательно следил за текстом, разъяснял и применял библейские учения. Он объяснял важные контексты еврейского и греческого оригинала, делая краткие применения. Вступая на амвон, Кальвин исходил из того, что проповедник - "уста Бога, истолковывающие то, что Он Сам произнес в Своем слове" (42). Проповедь как разъяснение и применение библейского текста он рассматривал в качестве основного средства, которым Божье присутствие становится реальной силой в жизни слушающих.
4. Последовательное толкование
Кальвин был твердо привержен последовательному, стих за стихом толкованию всех книг Библии. Бойс объясняет, что проповеди Кальвина "по своей сути были последовательной экспозицией. Он начал с первого стиха первой книги, а затем обрабатывал всю Библию, отрывками в среднем по 4-5 стихов, пока не дошел до конца жизни" (43). Этот последовательный подход, непрерывное чтение Слова Божия, отражал древнехристианскую практику проповедей и бесед по целым книгам от начала до конца, с тем чтобы возвещать всю волю Божию. Конечно, противоречивые элементы при таком подходе были неизбежны, трудно сказать лишь, какие из них были неизбежными. Без сложных учений здесь обойтись не могло. Тем не менее Кальвин решил объяснять все истины Писания, как они есть в тексте, и выявить отношение к ним со стороны своих слушателей.
Во время своего трехлетнего служения в Страсбурге (1538-1541), Кальвин проповедовал по Евангелию от Иоанна и Посланию к Римлянам целиком. По возвращении в Женеву в 1541 г. он учил по большей части Нового Завета. Невозможно оценить по достоинству сокровища истины, преподанные тем, кто собирался в соборе св. Петра на проповеди Кальвина. Об этом упорном постоянстве в Слове Паркер пишет: "Воскресенье за воскресеньем, день за днем Кальвин поднимался на кафедру. Там он терпеливо вел свою паству стих за стихом через книги Библии" (45). Паркер добавляет: "Почти все написанные Кальвином проповеди соединены в серии по книгам Библии" (46). То, что экспозиция Кальвина была последовательной, показывает тот факт, что, когда он вернулся в Женеву 13 сентября 1541 г., после изгнания на четыре года, он возобновил свою экспозицию именно в следующем стихе. Это показывает его твердую приверженность последовательной экспозиции. В другой раз Кальвин тяжело заболел, объясняя Книгу Исайи, и отсутствовал за кафедрой из-за болезни в течение приблизительно девяти месяцев, начиная с октября 1558 г. Но когда он вернулся, он приступил точно к следующему стиху. Конечно, то, чему учил Кальвин, не было набором банальностей, но жесткой диетой Слова, преподаваемого с амвона.
Особенности проповеди Кальвина
Кальвин был уникально одарен и в науках, и в искусстве проповеди. Что касается науки, то как ученый он руководствовался неизменными законами человеческого языка, квалифицированной экзегезы и глубокого толкования. Как искусный проповедник Кальвин также хорошо разбирался в принципах эффективной риторики и коммуникации. Он освоил как содержание, так и стиль библейской экспозиции. Получив блестящее гуманитарное образование, он особенно умело использовал многочисленные литературные приемы и фигуры речи, доступные для проповедника.
1. Простое введение
С самого начала проповеди Кальвина были удивительно уместны. Когда он поднимался на кафедру, у него не было ни одного пустого слова или излишнего многословия. Он особо отмечал "способность внятно объяснить, используя лишь несколько слов" (47). Теодор Беза, преемник Кальвина, пишет, что "каждое его слово весило фунт" (48). Таким образом, с самого начала проповеди он являл тот талант, который Хайвел Джонс описывает как “краткое, но ясное изложение вести указанного отрывка" (49). Таким образом, “Кальвин никогда не говорил, не наполняя ум слушателей самым весомым настроем" (50). Тщательно выбирая слова, Кальвин концентрировал смыслы отрывков и собирал в фокус внимание своих слушателей.
В первую очередь Кальвин определял контекст своего отрывка. Он рассматривал каждый отрывок в свете более широкого контекста всей книги и всей Библии. В результате это опытный толкователь проповедовал в стиле, которому "людям было легко следовать, используя короткие, четкие предложения" (51). Таким образом Кальвин просто объяснял книгу за книгой, используя, по его словам, "искусство краткости" (52). Иначе говоря, он желал дать ясное, простое объяснение слов. Обычно он начинал каждую проповедь с ключевого тезиса и основной идеи предложенного отрывка, а затем перерабатывал его центральный смысл в простые и ясные наставления. Так, в проповеди на Мих.3.5-8 он говорит: "Из этого текста мы видим, как искажаются слова Бога, и как лжепророки ослепили и ожесточили себя, в результате чего они отреклись от Бога" (53). Это и есть, говорит Кальвин, "характер враждебных Богу ложных учений, лжепророчеств" (54). После такого введения все собрание могло следить за центральной темой. С самого начала вести его слушатели знали, что будет главным направлением его отрывка и как его следует воспринимать.
2. Живая весть
Кальвин практиковал намеренно энергичный стиль проповеди. Для такого страстного оратора, как он, амвон не был местом для монотонных лекций. Такие проповеди он называл мертвыми. Поэтому великий реформатор сопротивлялся тенденции своего времени просто читать рукописи проповедей в холодной, безжизненной манере. Он писал: "Мне кажется, что сейчас очень мало живой проповеди, ибо многие просто знакомят других со своими письменными рассуждениями... Проповедь не должна быть безжизненной, но живой, чтобы учить, увещевать, обличать" (55). Кальвин считал, что проповедь должна являть "живую силу и энергию" (56). Проповедь без страсти опасна: "Учение без сердца - это либо меч в руках сумасшедшего, либо орудие пустого и злобного хвастовства" (57). Он был уверен, что проповедь должна быть динамичной по настрою, а возвещение евангельской истины требует ревности.
Чтобы добиться этого, Кальвин не брал с собой на амвон ничего, кроме Библии. Он никогда не пользовался рукописями, не делал ни набросков, ни заметок. Проповедуя из Ветхого Завета, он брал с собой только еврейский текст, из Нового - греческий. Хайвел Джонс отмечает: "Явная простота взгляда значительно способствовала этой власти" (58). Здесь был только один человек наедине с Библией, стоящий перед народом. Хьюз Олд говорит: "Такая проповедь становилась частью самого собрания" (59). Поистине одаренная от Бога, проповедь Кальвина сочетала на кафедре живую страсть с библейской точностью. О пафосе Кальвина Олд пишет: "Кальвин не обладал горячностью Лютера. Мы не найдем у него красноречия Григория Богослова или живого воображения Оригена; он не был драматическим оратором, как Златоуст, и не обладал магнетическим обаянием Бернара Клервоского. Амвросий и Григорий Великий были прирожденными лидерами, но это не было даром Кальвина. И тем не менее никто из них не произвел таких перемен в жизни своих общин и городов, как реформатор Женевы" (60). Добавим, что по сути единственным оружием Кальвина были глубокие убеждения, охватившие его душу. Он презирал риторические ухищрения и никогда не цитировал с амвона других авторов (61). Но все его приемы были предназначены для того, чтобы сделать проповедь воодушевленной и энергичной.
3. Глубокая экзегеза
Когда Кальвин стоял перед открытой Библией, он излагал ее с экзегетической глубиной и богословской точностью. Юридическое образование и знание классической литературы дали ему внимательное отношение к толкованию. Он всегда стремился открыть для себя простой или буквальный смысл текста, уделяя внимание его историческому фону, грамматической структуре и другим особенностям оригинала. Джон Мюррей считает, что "Кальвин - экзегет Реформации по преимуществу и один из лучших библейских экзегетов всех времен" (62). Филипп Шафф добавляет: "Кальвин - это основатель современной грамматико-исторической экзегезы. Он подтвердил глубокий и основополагающий принцип герменевтики, что библейские авторы, как и все здравомыслящие писатели, желали донести до своих читателей одну определенная мысль в словах, которые те могли понять" (63).
Имея замечательные способности к анализу, Кальвин толковал библейский текст с точностью и сноровкой. В этом поиске он твердо следовал выяснению смысла библейского текста, уделяя внимание его грамматической структуре, глагольным временам, историческим событиям и географическому расположению. Он считал, что чтобы толковать Писание правильно, нужно вжиться в ум библейского писателя. Кальвин писал: "Так как почти единственная задача толкователя - войти в мысль писателя, которого он взялся истолковывать, он не должен промахиваться или по крайней мере не вправе сознательно уводить своих читателей от мысли автора... Кощунственно превращать смыслы Писания в игру словами " (64). Это говорит о том, что Кальвин был полон решимости узнать изначальную цель и смысл каждого отрывка. В дальнейшем он провел подход, согласно которому Писание надо сравнивать с Писанием, чтобы обнаружить его истинный смысл, поскольку оно не может противоречить само себе.
4. Буквальное толкование
До Реформации средневековые проповеди обычно аллегоризировали библейский текст, допуская четыре уровня толкования почти любого отрывка. Но Кальвин помог Церкви вернуться к более буквальному толкованию Библии. Конечно, великий реформатор признавал образные выражения и символы, а также иносказания и поэтический язык. Но он учил о ясности Писания в том смысле, что считал наиболее важное значение текста наиболее понятным. Однажды он сказал: "Истинный смысл Писания является естественным и очевидным" (65). Этот бдительный экзегет не искал скрытый смысл, но то, что явно задумал Автор. Кальвин доверял Библии как имеющей замысел ясного учения. Правильное толкование текста, учил Кальвин, содержит четкий смысл. Отдавая предпочтение простой интерпретации, он отмечает: "Я предпочитаю простой стиль... Я не придаю ничему большего значения, чем буквальному толкованию библейского текста" (66). Об этом моменте Шафф пишет: "Кальвин постоянно имел в виду первичную и фундаментальную цель толкования, а именно освещение истинного смысла у библейских авторов по законам их мысли и слова. Он перенес себя в их психический строй и среду так, чтобы отождествиться с ними и объяснить, что они говорили на самом деле, а не то, что они могли или должны были сказать" (67). Таким образом, Кальвин утверждает, что Библия говорит в буквальных выражениях, и он должен позволить ей говорить сам за себя. Нельзя до правильного толкования установить, какое будет сделано приложение. Признавая этот приоритет, Дэвид Пакетт отмечает: “Кальвин редко теряет из виду тот факт, что ему нужно объяснить, как данный отрывок относится к людям XVI века, но прежде всего он должен уяснить его смысл для авторов оригинала" (68). Контекст должен быть ведущим показателем правильного толкования. Пакетт добавляет: "Говоря о более крупных текстовых единицах, Кальвин почти всегда предпочитает толкование, которое он считает лучше применимым в контексте. Любое толкование, которое не может быть оправдано контекстуально, в лучшем случае может быть вспомогательным" (69). Кальвин утверждает, что “главное заключается в том, как следует понимать Писание в первую очередь и что лишь вторично" (70). По сути женевский реформатор утверждал приоритет содержания над стилем, а толкования - над применением.
5. Знакомый язык
Кальвин являл за кафедрой силу того, что он понял. Бойс говорит: "Его слова и речи были простыми, ибо он понимал призвание свое и всех проповедников сделать библейский текст как можно более понятным для его слушателей" (71). Джонс также добавляет: "Его лексикон не был техническим" (72). Хорошо известно, что стиль общения Кальвина был направлен к простым людям, "живущим нелегкой повседневной жизнью города и страны и исполняющим малые дела для своего народа" (73). Для этого заботливого пастыря не было никакого величия в проповеди, звучащей над головами его слушателей. Невразумительность была ошибкой Рима, а не реформаторов. Об этом легком и доступном стиле д'Обиньи пишет: "Кальвин не был ни Ликургом, ни политическим оратором, ни государственным деятелем; его кафедра не была трибуной демагога, а его работа не изобиловала тайнами" (76). Великий француз не был властолюбив за кафедрой, и он хотел, чтобы его легко понимали. Паркер объясняет, что Кальвин почти всегда использовал знакомый и простой язык: "Он настолько стремился сделать себя понятным, что ему приходилось объяснять, как простое слово может быть многозначным" (77). Он избегал терминологии (78). Паркер добавляет: "Сам Кальвин характеризовал то, что он рассматривается как самый подходящий стиль для проповедника, словом famili;r;" (79). Под этим словом он имел в виду передачу личной вести, а не просто набора ученых идей. Несмотря на все превосходство своего ума, когда “он никогда не чувствовал, что столкнулся с интеллектуально равным" (80), проповедь Кальвина не была ни энциклопедической, ни элитарной, но простой, понятной и легко усваиваемой. Кальвин заявил, что проповедники должны быть как отцы, “разделяя хлеб на маленькие кусочки, чтобы накормить своих детей" (81). Он понимал важность последовательной речи для паствы, сравнивая ее с такой порцией на один укус.
6. Квалифицированная риторика
В помощь своей вразумительной манере Кальвин использовал многие риторические приемы, находившиеся в его распоряжении. Лейт пишет: “его проповеди изобилуют метафорами, сравнениями, образными выражениями и мудрым обращением к воображению" (82). Иными словами, его проповеди были “полны... аналогий, взятых из сферы обычного человеческого опыта" (83). Кальвин использовал богатое разнообразие литературных инструментов, которые сделали его проповеди интересными и убедительными. Он использовал яркие выражения для усиления образности в сознании его слушателей. Часто он “ассимилировал метафоры и образы Библии, ее понятия и нюансы" (84). Кроме того, он будоражил воображение словесными картинами, способными привлечь внимание ремесленника, военного или ученого. Он часто насыщал свои проповеди разговорными выражениями, используемыми в повседневной жизни, чтобы заинтересовать своих прихожан. Кальвин редко использовал юмор, но его хлесткий сарказм вполне мог вызвать язвительную улыбку или шокировать слушателя, оставляя серьезное впечатление.
Кальвин также умело задавал провокационные вопросы. Он "постоянно держал вопросами собрание в напряжении" (85). Некоторые вопросы были риторическими и не требовали ответов; на другие он ожидал ответа. Иногда он задавал вопрос за вопросом, провоцируя слушателей на размышления; в других случаях формулировал возражения воображаемого оппонента и, наконец, мог сразу дать библейский ответ. Он мог также задать вопрос, зная, что его слушатели почти сразу найдут ответ. Еще один риторический прием состоял в том, что Кальвин повторял стих или заявление в аналогичных словах. Ф.Л. Бат считает, что Кальвин был превосходным толкователем Писания потому, что он был "мастером парафраза" (86). Он мог "придать Писанию ясность, переведя его на язык общечеловеческих мыслей своего времени" (87). Это делалось с помощью таких формул, как: "Другими словами", "По сути, он говорит", "Это как если бы он говорил". Этот литературный прием был особенно успешным на амвоне, где повторение является очень эффективным.
7. Плавный переход
Умелый оратор, Кальвин говорил с гладкими переходами от каждой мысли к последующей. Избегая резких разрывов в проповеди, он конструировал слова и фразы, которые могли служить мостами в рассуждении и корректно переводили слушателя к следующей теме. Использование такого метода добавляло глубины его вести. С его помощью Кальвин делал непрерывным поток своей мысли и искусно сплетал проповедь в одно целое. Показательны некоторые переходные фразы из его проповеди на Мих.1.1-2, где он своими переходами постоянно держал слушателей в напряжении (88). Понятно, что как глубокий ученый он не был кабинетным экзегетом, лишенным навыков общения, но библейскую истину он выкладывал как с конвейера.
Актуальность проповеди Кальвина
Для Кальвина Писание должно было быть не только правильно истолковано, но и правильно применено в общине. Герман Селдерхейс пишет: "Сила Кальвина была в том, как он применял текст к положению своих слушателей. Его проповеди строили настоящие мосты между прошлым и настоящим" (89). Поэтому, объясняет Паркер, “разъяснительная проповедь состоит в объяснении и применении отрывков из Писания. Без объяснения она не разъяснительная, без применения она не проповедь" (90). И то и другое абсолютно необходимо. С учетом сказанного, обратимся теперь к применению Писания в проповеди Кальвина.
1. Пастырская поддержка
Как проповедник Кальвин искал понимания своих экспозиций слушателями. Он никогда не упускал из виду того, что он пастырь, кормящий свое голодное стадо. Кальвин знал, что он кормит сотни реальных людей с реальными нуждами. Сотни его слушателей бежали от кровавых гонений во Франции, Англии и Шотландии, чтобы приехать в Женеву, которая стала международным городом-убежищем. Среди них были Джон Нокс, Майлс Ковердейл, Уильям Уиттингем и Томас Бодли, бежавшие от Марии Кровавой, чтобы найти защиту в реформатском городе. Это были измученные люди, еле спасшиеся от гонений, и их было нечем пугать. В то же время слушатели Кальвина отчаянно нуждались в пастырской поддержке. Таким образом, вместо того, чтобы ругать собрание за его недостатки, милосердный пастырь должен был объединить его. Тем не менее, сам будучи очень скромен, Кальвин не пренебрегал призывами к самоанализу и покаянию. Комментируя его тон, Паркер пишет: "Кто сам испытал нетерпение, разочарование или упреки людей, что "нет тебя святее", не сочтет преувеличенным требованием искать некоторые признаки того, что его весть понята и принята. Каждый, кто сознает свои грехи, понимает, как мало он достиг и как трудно быть исполнителем слова, сочувственно передавая его людям, о которых он знает, что у них есть такого же рода проблемы, как и у него - и тем не менее он знает, что Бог говорит и им, и ему" (91). Кальвин стремился передать своим слушателям благодать, а не чувство вины (? - Пер.). Послушаем, например, его призыв к самоанализу и обращению: "Мы должны, следовательно, рассматривать наши жизни, как полные греха не против какой-то одной из Божьих заповедей, а против всего закона. Может ли любой из нас сказать сегодня: в этом я непорочен? Нет, апостол говорит не об этом. Если каждый из нас внимательно изучит себя, мы обнаружим, что мы все запачканы грехом, пока Бог не очистит нас" (92). Кальвин говорит "мы", и в этом его ободряющий тон и призыв не отчаиваться.
2. Упреки
Кальвин также знал о необходимости любящих упреков с амвона, когда необходимо пастырское исправление. Селдерхейс отмечает лишь, что "он настаивал на умеренности в таких упреках" (93). Его пастырская забота всегда была исполнена любви. Любящие предостережения часто отличали проповедь Кальвина, когда он понимал, что его пасомые вовлечены в грех, но он тщательно избегал того, чтобы "ранить душу неумеренной суровостью" (94). Он обличал, зная, что его слова могут вызвать гнев. Но как поборник истины он шел на это, зная, что личная святость есть величайшее благо для людей. Кальвин часто сталкивался с мирским духом и безнравственностью. Были времена, когда он видел, как французские гугеноты, прежде жившие духовно, в Женеве распускались, и он призывал их к покаянию, говоря: "Те, кто приехал издалека, должны вести себя здесь свято как в доме Божием. Они могли бы остаться в другом месте и жить в таком разврате; чтобы распутничать, не надо выходить из папства. На самом деле есть некоторые, кому лучше явно кйти, чем вести себя в Церкви безобразно" (95). Другими словами, Кальвин был так настойчив в противостоянии греху согласно истине Писания, что считал, что покинуть общину предпочтительнее, чем оставаться в ней в открытом грехе! В другом случае Кальвин говорил: "Есть семьи, где муж и жена живут как кошка с собакой; другие пытаются возвыситься над другими, ищут своего и живут в роскоши; некоторые такие белоручки, что ничего не умеют делать; есть такие злые языки и дурные уста, что готовы охаять ангела из рая и при этом трещат о чужих пороках и мнят себя сторожами над соседями. Тем не менее все они должны бы благодарить Бога, давшего им переехать в Женеву, даже когда они этого не особенно хотели, и для них было бы лучше остаться на своей навозной куче, чем совершать вопиющие дела в Церкви Божией" (96). Такие обличения были явно предназначены для одной цели - побудить к освящению.
3. Полемическое противостояние
Как хранитель истины, Кальвин был героическим защитником христианской веры. Как поборник Евангелия был убежден, что он должен противостоять многим врагам, которые будут нападать на его чистоту. Библейская вера для него была обоюдоострым мечом, не допускавшим никакой полуправды, ибо "сатана повреждает любое служение, мешая истину с ложью". "Также недостаточно просто провозгласить правду, чтобы всякая ложь дьявола рассеялась" (97). Он считал, что проповедь слова должна противостоять лжи дьявола в ее различных формах. Для этого, говорит Кальвин, “пастырь должен иметь два голоса: один для сбора овец, а другой - чтобы отгонять волков и разбойников" (98). Вера и мысль должны быть пущены в ход против всех ошибок, которые повреждают Евангелие. Так, Кальвин не стеснялся обличать богохульства Рима. В своей проповеди на Гал. 1.1-2 он объявил: "Сегодня Римская церковь практикует по сути те же обряды, которые были распространены среди язычников, но во имя апостолов и Девы Марии. Единственное, что поменялось - это имена идолов. Но это суеверие так же отвратительно сегодня, как и при язычестве" (99). Затем Кальвин заявил: "Папа и все его последователи давно были признаны виновными в фальсификации и развращении всего учения Евангелия... Вся эта система построена на лжи и грубом обмане людей, которые обольщены сатаной, и большинство из нас это уже поняли. Но чем дьявол прикрывает это зло? Понятием, что есть непрерывная череда епископов со времен апостолов, которых епископы представляют в церкви, так что должно приниматься все, что они говорят" (100). Кальвин не только преподавал здравое учение, но он опровергал тех, кто противоречит истине.
4. Евангельский призыв
Кальвин как проповедник истово призывал невозрожденных и нес Евангелие тем, кто без Христа. Д'Обиньи отмечает: “Он был прежде всего евангелист, служитель живого Бога" (101). Кальвин не считал возможным удерживать Евангелие от своих слушателей, пока они не проявят беспокойства о своих душах (радикальный кальвинизм этого не делает. - Пер.). Проповедь, считал он, должна регулярно предлагать неверующим обратиться ко Христу и призывать их к вере. По его убеждению, настоящее Евангелие является настолько мощным, что "действенно побуждает неверующего прийти, склониться и воздать славу Богу" (102). Этот подход он постоянно являет в своих проповедях. Женевский реформатор взывал ко грешникам, утверждая, что они должны прийти к вере в Иисуса Христа. Его учение никогда не принижало благовестия, но делало его дерзновенным. Зная о всевластии Бога, считал Кальвин, "мы не должны желать ничего меньшего, чем чтобы весь мир склонился перед властью Бога" (103). Конечно, он знал, что такое подчинение требует проповеди Евангелия. Кальвин писал: “Бог порождает и умножает Свою Церковь только посредством Слова... Только проповедь благодати Божией отделяет Церковь от погибших" (104). В другом месте Кальвин заявил, что “Евангелие проповедуется и избранным, и нечестивым, но только избранные придут ко Христу, потому что они научены Богом" (105). Винить Кальвина в том, что он не благовествовал, значит просто не знать его и его проповедь.
В конце своей проповеди Кальвин часто помещал горячий евангельский призыв. Послушаем его решительное обращение к слушателям в толковании на Гал.2.15-16: "Поймем же, что нет спасения вне Иисуса Христа, ибо Он есть начало и конец веры, и Он есть все во всем. Давайте продолжим уповать на Него в смирении, зная, что сами себе мы можем принести только осуждение. Поэтому мы должны отдать все, что относится к спасению, чистой и свободной милости Бога. Мы должны быть в состоянии сказать, что мы спасены через веру. Бог Отец назначил Своего Сына, Господа Иисуса Христа, Автором и Совершителем нашего спасения. Мы должны отречься от самих себя и отдать себя Ему целиком и полностью, что только Ему принадлежала вся слава" (106). Поскольку Кальвин понимал глубокие истины Слова, он проповедовал Евангелие от сердца, призывая неверующих отдать себя суверенной Божией милости.
Цель проповеди Кальвина
Основная цель проповеди Кальвина состояла в том, чтобы не опускать Бога до уровня своих слушателей, а, напротив, поднимать их к престолу благодати. Кальвин считал, что и он сам, и его слушатели должны благоговейно предстоять высокому величию и бесконечной славе Божией. Для Кальвина вся проповедь должна была сохранять этот теоцентричный фокус. Особенно это видно по драматическим итогам его проповедей.
1. Теоцентризм
Мы видим, что все библейское толкование Кальвина было радикально теоцентричным. И его весть нигде не снижала своего накала, но лишь наращивала его, так что он высоко поднял знамя Soli Deo Gloria. Кальвин писал: "Провозглашение Божией славы на земле - это сама цель нашего существования" (107). Божье величие должно быть высшей целью проповеди с начала и до конца. Цель прославить Бога является главной направленностью всех экспозиций Кальвина. Он подчеркивал, что "возвеличивание Бога... неразрывно связано с публичной проповедью всей истины" (108), и утверждал, что "ни один учитель не может твердо исполнять свое служение, не имея перед глазами величия Бога" (109). Этот акцент на превосходство Бога переполнял его проповеди. От начала до конца Кальвин утверждал этот выразительный теоцентризм. Он всегда проповедовал, указывая собранию ввысь, на величие Бога. Практически в каждой проповеди он достигал этого высокого настроя. Однажды Кальвин воскликнул: "Давайте теперь падем перед величием нашего великого Бога, раскаемся в наших ошибках и будем молиться о том, чтобы Он все более дал нам осознавать их, чтобы мы могли быть приведены к лучшему через покаяние. Те же, кто возрождены, пусть чувствуют, что мы ведомы Святым Духом" (110). Почти каждое толкование великого реформатора заставляло его слушателей почувствовать величие Бога.
2. Трансцендентность
Обращая внимание людей к Господу, Кальвин часто завершал свою проповедь пастырской молитвой, принося свою паству к престолу благодати и оставляя ее coram Deo, пред лицом Божиим. Он просил Бога о Его щедрой, богатой благодати, чтобы с завершением проповеди поклоняющиеся оставались в Его присутствии, перед небесным престолом. Б.Б.Уорфилд пишет: "Вот тайна величия Кальвина и источник его силы, явленной нам: ни у кого из людей не было более глубокого чувства Бога, чем у него" (111). Этот возвышенный взгляд на Бога пронизывает всю проповедь Кальвина и его отношение к людям. Его страсть к славе Божией и чувство Его превосходства порождает в его вести настоящее изумление перед Богом. Сегодня проповедники должны восстановить это дивное видение верховенства Бога над всеми вещами. Только такие люди будут давать наставления, способные радикально изменить жизнь и историю. Если Церковь сегодня явится свидетелем новой Реформации, ее пастыри должны восстановить видение Бога бесконечной святости и абсолютного суверенитета во всей истории человечества. Только эти высокие мысли о Божией славе способны увлечь проповедников и народ. Только такое глубокое богословие принесет высокую славу в смиренные сердца.
500 лет спустя: Кальвин сегодня
Несмотря на многие трудности, с которыми он столкнулся, Жан Кальвин оставался верен до конца проповедуемому слову. В последние месяцы своей жизни великий глашатай истины настолько слаб, что не мог дойти до женевского собора св. Петра. Его последняя проповедь 6 февраля 1564 года прервалась, когда его одолел сильный кашель, а потом кровь хлынула горлом. Он был вынужден сойти с амвона, и собрание поняло, что ему уже не вернуться на него. Для Кальвина пришло время сложить непобедимое оружие духовной войны и войти в славное присутствие Господа. 27 мая 1564 года Кальвин умер. По его скромному желанию, он был похоронен в безымянной могиле.
От проповеди Кальвина нас отделяет почти 500 лет, и все же его влияние остается мощной силой нашего времени. Исследования последних десятилетий показывает, что проповеди Кальвина, взятые из богатой сокровищницы Писания, завершили Реформацию в Церкви и заложили основы новой западной цивилизации. Кальвин-проповедник - это Кальвин, который монументально возвышается над церковной историей. Пусть же это скромное исследование проповеди Кальвина зажжет жажду нового поколения проповедников, которые будут учить, как этот великий муж Божий. Женевский реформатор остается одним из лучших, если не самым великим образцом проповеди, основанной на Библии. Чтобы вернуться к проповеди, превозносящей Бога, Христа и Духа, нужны люди из того же теста, что и Кальвин. У нас должны быть такие храбрецы, готовые встать за кафедру и смело провозглашать Слово целиком.
Давайте послушаем заявление Чарльза Сперджена, "князя проповедников", сказанное более века назад: "Мы хотим, чтобы у нас снова появились Лютер, Кальвин, Беньян, Уайтфилд - люди той эпохи, о которой мы слышим с благоговением. Откуда они появились? Они дары Иисуса Христа Церкви, данные в свое время. И у Него есть власть снова подарить нам золотой век проповедников, и когда старая добрая истина снова будет проповедоваться людьми, чьих уст как бы коснулся уголь с алтаря, это должно быть инструментом в силе Духа для достижения великого и глубокого возрождения религии на земле" (112).
Господь, Господь, мы умоляем Тебя со всей искренностью: мы должны обрести Кальвина снова, и по Твоей благодати мы увидим, как Глава Церкви снова воздвигнет в ней таких, как он. Пусть Он даст нам, как в дни Реформауии, легионы библейскмх толкователей, готовых раскрывать истину Священного Писания без прикрас. Пусть мы снова увидим силу проповедуемого слова в этот полночный час истории. Post tenebras lux (После тьмы свет)!
1David Hall, The Genevan Reformation and the American Founding (New York: Lexington Books, 2003),446.
2Bruce Gordon, Calvin (New Haven: Yale University,2009), vii.
3Publisher’s introduction, “John Calvin and His Sermons on Ephesians,” in John Calvin, Sermons on the
Epistle to the Ephesians (Carlisle, PA: The Banner of Truth Trust, 1998), viii.
4Ibid., viii.
5Douglas Kelly, introduction to John Calvin, Sermons on 2 Samuel: Chapters 1–13 (trans. Douglas Kelly;
Carlisle, PA: The Banner of Truth Trust, 1992), ix.
6James Montgomery Boice, Whatever Happened to the Gospel of Grace? Rediscovering the Doctrines that
Shook the World (Wheaton, IL: Crossway, 2001), 83–84.
7John H. Leith, “Calvin’s Doctrine of the Proclamation of the Word and His Significance for Today,”
John Calvin and the Church: A Prism of Reform (ed. Timothy F. George; Louisville, KY: Westminster/
John Knox, 1990), 221.
8Philip Schaff, The History of the Christian Church, vol 7 (1888; repr., Peabody, MA: Hendrickson, 2006), 1.
9John A. Broadus, Lectures on the History of Preaching (1907; repr., Birmingham, AL: Solid Ground Christian
Books, 2004), 113.
10Ibid., 113-14.
11James Montgomery Boice, Whatever Happened to the Gospel of Grace?, 188–89.
12Broadus, Lectures on the History of Preaching, 114.
13Boice, Whatever Happened to the Gospel of Grace?,188–89.
14Broadus, Lectures on the History of Preaching, 116-17.
15J. Gresham Machen, Selected Shorter Writings (ed. D.G. Hart; Phillipsburg, NJ: P & R, 2004), 148.
16Broadus, Lectures on the History of Preaching, 117-118.
17Ibid.
18Ibid., 115.
19A. T. Robertson, Life and Letters of John Albert Broadus (Philadelphia: American Baptist Publication
Society, 1909), 396-97.
20Leith, “Calvin’s Doctrine,” 211.
21T. H. L. Parker, Calvin’s Preaching (Louisville, KY:Westminster/John Knox, 1992), 39.
22John Calvin, Commentaries on The Epistle of Paul the Apostle to the Hebrews, “Epistle Dedicatory” (trans.
John Owen; Grand Rapids: Baker, 1999), xxi.
23John Calvin, Commentary on the Book of the Prophet Isaiah (trans. John Owen; Grand Rapids: Baker,
2003), 4:171.
24John Calvin, Institutes of the Christian Religion (1536 edition), trans. Ford Lewis Battles (Grand Rapids:
Eerdmans, 1975), 3.2.8.
25John Calvin, Commentaries on the Prophet Jeremiah (trans. John Owen; Grand Rapids: Baker, 2003),1:45.
26J. H. Merle d’Aubignй, History of the Reformation in Europe in the Time of Calvin (vol. 7; 1880; repr., Harrisonburg,VA: Sprinkle, 2000), 85.
27John Calvin, Commentaries on the Prophet Jeremiah and the Lamentations (trans. John Owen; Grand Rapids:
Baker, 1979), 2:226–27.
28Calvin, Jeremiah and the Lamentations, 1:43.
29John Calvin, Commentary on the Prophet Isaiah (trans. William Pringle; Grand Rapids: Baker, 1979),95.
30Calvin, Jeremiah and the Lamentations, 3:168.
31Calvin, Institutes of the Christian Religion (1536 edition), trans. Ford Lewis Battles (Grand Rapids: Eerdmans,
1975), 195.
32John Calvin, as quoted in T. H. L. Parker, Portrait of Calvin (Philadelphia: Westminster, 1954), 83.
33Leith, “Calvin’s Doctrine,” 223.
34Ibid.
35Hywel R. Jones, “The Preaching of John Calvin,” The Banner of Truth Magazine 545, Feb 2009, 12.
36Calvin, in a sermon on Deuteronomy 6:13–15, as quoted in Parker, Calvin’s Preaching, 81.
37Ibid.
38Ibid., 84.
39Ibid., 90.
40Attributed to Badius, as cited in Calvin, Ephesians,xiv.
41Herman J. Selderhuis, John Calvin: A Pilgrim’s Life(trans. Albert Gooties; Downers Grove, IL: Inter-
Varsity, 2009), 113.
42Calvin, Isaiah, on 55:11.
43James Montgomery Boice, foreword to John Calvin,Sermons on Psalm 119 by John Calvin (1580; repr.,
Audubon, NJ: Old Paths, 1996), viii.
44 К детальной хронологии книг Библии в проповедях Кальвина см.: Parker, Calvin’s Preaching, 150-57.
45Ibid., 1.
46Ibid., 80.
47Selderhuis, John Calvin, 113.
48Theodore Beza, as quoted in Leroy Nixon, John Calvin,Expository Preacher (Grand Rapids: Eerdmans,
1950), 31.
49Jones, “The Preaching of John Calvin,” 12.
50Beza, The Life of John Calvin, 121.
51Selderhuis, John Calvin, 112.
52Sм предисловие на 1 Кор.1.18 в John Calvin, Commentary on the Epistles of Paul the Apostle to the
Corinthians (trans. John Pringle; Grand Rapids: Baker, 1979).
53Calvin, Sermons on the Book of Micah (Phillipsburg,NJ: P & R, 2003), 156.
54Ibid., 156
55John Calvin, “To the Protector Somerset,” John
Calvin: Tracts and Letters, Volume 5: Letters, Part 2,1545-1553 (ed. Jules Bonnet; trans. David Constable;
Carlisle, PA: The Banner of Truth Trust, 2009), 190.
56Ibid., 190.
57John Calvin, Commentary on The Acts of the Apostles (Grand Rapids: Baker, 2003), 2:20.
58Jones, “The Preaching of John Calvin,” 10.
59Hughes Oliphant Old, The Reading and Preaching of the Scriptures in the Worship of the Christian Church,
Vol. 4: The Age of the Reformation (Grand Rapids:Eerdmans, 2002), 129.
60Ibid., 128-29.
61Jones, “The Preaching of John Calvin,” 12-13.
62John Murray, “Calvin as Theologian and Expositor,”
in Collected Writings of John Murray (Carlisle, PA:
The Banner of Truth Trust, 2001), 1:308.
63Philip Schaff, History of the Christian Church, 8:532.
64John Calvin, The Epistle of Paul the Apostle to the Romans (ed. David W. Torrance and Thomas F. Torrance;
Grand Rapids: Eerdmans, 1973), 1.
65John Calvin, John Calvin’s Sermons on Galatians (trans. Kathy Childress; Carlisle, PA: The Banner of
Truth Trust, 1997), 136.
66General Introduction in Calvin: Commentaries (ed.John Baillie, John T. McNeill, Henry P. Van Dusen;
Philadelphia, PA: Westminster, 1958), 28.
67Schaff, History of the Christian Church, 8:531.
68David L. Puckett, John Calvin’s Exegesis of the Old Testament (Louisville, KY: Westminster/John Knox,
1995), 64.
69Ibid., 64.
70John Calvin, as quoted in T. H. L. Parker, Calvin’s New Testament Commentaries (Grand Rapids: Eerdmans,
1971), 50.
71Boice, foreword, x.
72Jones, “The Preaching of Calvin,” 13.
73As quoted by Jones, “The Preaching of Calvin,” 13.
74 Дракон - афинский законодатель (+620 г. до Р.Х). с крайне суровыми законами.
75 Ликург - создатель старой спартанской конституции конца IX в. до Р.Х., очень суровый человек.
76Merle d’Aubignй, History of the Reformation, 7:117.
77Parker, Calvin’s Preaching, 141.
78Jones, “The Preaching of John Calvin,” 12-13.
79Parker, Calvin’s Preaching, 139.
80Gordon, Calvin, vii.
81John Calvin, as quoted by Joel Beeke in “John Calvin,Teacher and Practitioner of Evangelism” Reformation
and Revival 10, no. 4 (Fall 2001): 114.
82Leith, “Calvin’s Doctrine,” 221.
83Jones, “The Preaching of John Calvin,” 13.
84Leith, “Calvin’s Doctrine,” 223.
85Ibid., 221.
86Ford Lewis Battles and Andre Malan Hugo, Calvin’sCommentary on Seneca’s de Clementia (Leiden: E. J.
Brill, 1969), 79.
87Leith, “Calvin’s Doctrine,” 212.
88Calvin, Sermons on the Book of Micah, 4-16.
89Selderhuis, John Calvin, 112.
90Parker, Calvin’s Preaching, 79.
91Ibid., 119.
92Calvin, Galatians, 419.
93Selderhuis, John Calvin, 114.
94As quoted in ibid., 114.
95As quoted in Leith, “Calvin’s Doctrine,” 216.
96As quoted in ibid.
97Calvin, Jeremiah, 3:423.
98John Calvin, Commentaries on the Epistles to Timothy,Titus, and Philemon (trans. William Pringle; Grand
Rapids: Baker, 1979) on Titus 1:9.
99Calvin, Galatians, 3.
100Ibid., 9.
101Merle d’Aubignй, History of the Reformation, 7:117.
102John Calvin, “To the Protector Somerset,” 190.
103Calvin, Isaiah, 4:286.
104John Calvin, Commentary on the Book of Psalms (trans. Henry Beveridge; Grand Rapids: Baker,
2003), 1:388-89.
105Calvin, Isaiah, 4:146.
106Calvin, Galatians, 186.
107Calvin, Psalms, 358.
108Calvin, Jeremiah, 1:280.
109Ibid., 1:44.
110Calvin, Galatians, 16.
111B. B. Warfield, Calvin and Calvinism (Grand Rapids:Baker, 1932, 2000), 24.
112Charles H. Spurgeon, Autobiography, Vol. 1: The Early Years, 1834–1859, compiled by Susannah Spurgeon
and Joseph Harrald (Carlisle, PA: The Banner of Truth Trust, 1962), v.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn