Я был ребёнком детсадовским. А иначе и быть не могло. Оба мои родителя работали. Со мной сидеть было некому. Это было очень давно. Начало 50-тых. Мои родители работали сначала на заводе «Искра», выпускавшим во время войны известные автоматы П.П.Ш. А потом на Гознаке, существующем и поныне в доме номер 105 по Проспекту Мира. А потом на одном из заводов А. Туполева, находившимся некогда на улице Щипок в Москве.
Почему Щипок – никто не знает. Но есть предположение. Была когда-то здесь таможенная застава. И здесь щипали или щупали возы с товаром и купцов тоже. Заставы более нет – название осталось. Так вот при заводе был ведомственный садик на той же улице с таким странным названием Щипок. Вот я и ходил в этот садик несколько лет. Само здание было построено ещё в 1913 году. Так что ему уже более ста лет.
Завод в разрухе девяностых прекратил свое существование, исчез, как и не было, а вот садик остался. Я иногда прохожу возле него. И мне не верится, что я более уже 60 лет назад приходил сюда, в этот садик. Совсем мелким, я входил в эту арку, ведущую во двор, которая ныне наглухо закрыта сплошной железной дверью. А ещё думаю о том, сколько же деток входило в эти ворота кроме меня за всё время существования двухэтажного дома с широкими зарешеченными окнами. И мне так грустно думать о том, сколько из этих детишек, моих ровесников, уже прошли своим отмеренным им судьбою сроком на Земле и ушли в мир иной. Мне не хочется думать об этом. Садик жив и здоров. И это хорошо. Жизнь продолжается.
А в то мое далёкое время в начале каждого лета наш детский сад съезжал с этой улицы Щипок и переезжал в подмосковную деревню с не менее чудным названием Жучки. Детские группы расселяли по нескольким избам наиболее добротным и просторным. С печками и остекленными верандами. Избы эти сдавались местными жителями. В большой комнате бревенчатых изб расставляли два десятка кроватей. А вот для гулянья у нас было небольшое пространство, обсаженное вдоль палисадника кустами акации и сирени. А вот для больших прогулок, нас, построив парами, водили на опушку леса, до которого было не так далеко. А для этого все так же парами нам предстояло пройти через обширное поле, усеянное каким-то злаком. Не забудьте при этом, что все мы были маленьким москвичами, то есть всю нашу ещё короткую пяти-шестилетнюю жизнь мы впитывали, вбирали в себя совсем иной мир, городской, и иного другого просто никто из нас не знал и не видел.
Здесь, в деревне Жучки, была для всех нас, мелких детишек, совсем другая жизнь, вся наполненная удивительными, почти сказочными открытиями. Вдали от шума городского. С другими картинами, с другими запахами, с другими шумами. В воздухе пархали чудные создания - бабочки. По цвету их крыльев мы их так просто называли лимонницы, капустницы, шоколадницы, и редко – редко случалось увидеть роскошное красочное создание - павлиний глаз. А был ещё такой паук с едва заметным тельцем и длиннющими тонкими восемью ножками. Безобидный паучок. Звали его коси-ножка. Потому как если оторвать одну ножку паучка, то она начинала дергаться сама по себе, как бы пытаясь что-то скосить. И мы не дрогнувшей детской ручонкой безжалостно ножки эти отрывали. И смотрели в радостном восхищении и удивлении , как это ножка может двигаться и жить сама по себе.
А был и ещё один паук. Он коварно плёл удивительную паутину, которую чинил время от времени на наших глазах. Злой паук. Страшный. Ядовитый. Он высасывал кровь из несчастных мух, которые влетали в коварную западню из тончайших нитей. На спине его был отчётливо виден белый крест. Паук – крестовик. Паук – убийца. И убийства происходили на наших глазах. То есть паук наглядно показывал нам то, что происходит во всем живом мире на земле. Такие кровавые спектакли уничтожения живой плоти Борьба за выживание и существование. До замирания сердца наглядно.
С самого утра нас будили распевы-кукарекания настоящих петухов - голосистых вестников живой природы. А потом немного позже можно было услышать шум тяжёлой поступи и мычание настоящих не нарисованный коров, проходящих стадом меж двух тесно выстроенных слобод деревни. Нет, ничего даже и близко похожего увидеть в городе было невозможно. Другой мир, в котором всё было интересно и тянуло к себе неодолимой силой наше жадное к новым открытиям детское ненасытное любопытство. А ещё это был мир удивительно сказочный, мир, в котором виделись все сказочные персонажи всех известных нам сказок. Они как бы сходили со страниц книжек для детей и говорили голосами, данными им природой. А в начале наших дней, в чуть продвинутом возрасте, мы ещё не умели разделять мир воображения и мир реальный. Сказка была как бы продолжением жизни и наоборот.
И Алёнушка, и её братец Иванушка были для нас живыми, существующими в том мире, в который мы перебрались с улицы Щипок. А живописное изображение Алёнушки мы все уже знали как хорошо. Мы его видели ещё в Москве, в детском саду. Но Москва была далеко. И там ей, Алёнушке, было не место. А вот деревня Жучки – это как раз было естественной средой её обитания. Она пришла на картину как раз из этого мира, который предстал перед нами с переездом из большого города.
И кто бы мог подумать тогда из нас, что это изображение девочки, в грусти и печали смотрящей на воду, было сотворено совсем рядом с деревней Жучки. Это была и есть сегодня усадьба Абрамцево.
*****
Нам, мелким деткам, невероятно повезло. Да так, что и вообразить себе трудно. Просто сказочно повезло. И сам факт этого везения открылся нам не сразу, а только по прошествии многих лет. Наше детство проходило рядом с той самой точкой во всей огромной России, которая стала местом притяжения для стольких талантов и гениев, вложивших неоценимый вклад в нашу национальную культуру. Тех, без кого невозможно и представить себе наше общее национальное сознание и достояние. Что ни имя, то и целая глава в истории нашей культуры. Цвет, самый верхний слой, создававший наш русский мир.
И эта самая точка притяжения находилась в ничтожной близи от того места, в котором наше детское сознание только начинало насыщаться образами родного края. Ведь мы, пусть и мелкие, дышали всё тем же особенным воздухом, наполненным все теми же запахами, которые вдыхали в себя обитатели Абрамцево, начиная с Аксакова. Автора ещё одной можно сказать народной чудной сказки «Аленькой цветочек».
Самому Аксакову эта сказка была рассказана в детстве ключницей Пелагеей. Он её запомнил. И не мог не запомнить Он тогда не знал ещё, что сия волнующая история пришла к нам из Европы. И там она называлась и называется «Красавица и Чудовище». А Аксаков придал знаменитой сказке русское звучание, народный характер. Придал со всем своим талантом замечательного рассказчика. И иначе, как русская, у нас сказка «Аленький цветочек» не воспринимается всеми нами. Она была напечатана впервые за год ухода из жизни писателя в 1858 году. Выходит так, что и этот волшебный цветочек взрос и поразил всех нас своей красотой тоже в Абрамцево.
Повторю, все картины живописного мира вокруг нас, детей, в то незабвенное время были тоже всё те же самыми. Даже и почва, послужившая питательной средой для существования и формирования всего сонма великих литераторов, живописцев, актёров, была одной и той же. А само слово Абрамцево неразрывно зацепилось в мозгу и памяти, осталось напрочь связано с нашими детскими воспоминаниями. Стало родным и близким. Абрамцево стало и для меня истоком моей жизни. Это моё детство, такое близкое и далёкое. Это начало всему тому, чем стал я.
*****
А первым приобщением, можно сказать и причастием, к этому святому для всей России месту, была как раз «Алёнушка» художника Васнецова. Впервые это изображение, копию, разумеется, мы увидели в детском саду в Москве. Она висела на стене нашей спальной комнаты, как бы осеняя собой место наших сновидений. Она давала зримый образ девочки, потиравшей своего братца Иванушку. Не послушался тот и испил водицы из козьего копытца и стал козлёночком.
Кто не знает эту поучительную историю. Для нас, взрослых, это история - трогательная народная сказка. А для ребёнка это всё было взаправду. Черта, отделяющая сказку от жизни материальной ещё не обозначилась. Она ещё проляжет эта черта и со временем будет в сознании проявляться всё отчетливей. И тем не менее даже и по прошествии лет, вплоть даже и до наших преклонных лет сказка эта будет сохранять всё свое волнующее очарование.
Но только на картине Васнецова есть несоответствие с известным сюжетом, которое я заметил даже и в те далёкие годы.
Я смотрел на это изображение большой девочки, сидящей на камушке во всей своей печали у тёмной воды, и уже удивлялся. Что-то здесь не по сказке. По сказке как? Вспомним всем известное.
Побежал козлёночек на речку, стал на берегу и жалобнехонько закричал:
— Аленушка, сестрица моя!
Выплынь, выплынь на бережок.
Костры горят высокие,
Котлы кипят чугунные,
Ножи точат булатные,
Хотят меня зарезати!
Аленушка из реки ему отвечает:
— Ах, братец мой Иванушка!
Тяжел камень на дно тянет,
Шелкова трава ноги спутала,
Желты пески на груди легли.
А на картине мы видим совсем другое. Не козлёночка мы видим, а сестрицу Алёнушку у края воды. Ну пусть так, думал я. Главное вот она сама Алёнушка, вся в тоске и печали, которые с картины передавались и нашим маленьким сердцам. В сердцах появлялось живительное чувство жалости и сострадания к этой девочке в беде.
*****
А потом произошло чудо. Воспитательница нашей уже старшей группы отвела нас всех в то место, где и родилось живописное изображение Алёнушки. Нас построили в пары и мы пошли. Далеко. Думаю, версты так две. Не мало для детских ножек.Но видимо наша воспитательница почувствовала душой и поняла, что раз уж Бог судил детям оказаться совсем рядом с этим сказочным местом, нельзя было, чтобы детки его не посетили. И мы пошли. И пришли к большому деревянному усадебному дому. Конечно, мы не могли ещё знать, что всё это место называется историко-художественным и литературным музеем-заповедником. Перед домом – большая поляна. А позади него крутой спуск к заросшему пруду с тёмной водой, покрытый местами зелёной ряской - такими мелкими-мелкими точечками листочками, которые в народе называют «лягушачьей дерюжкой».
И вот в этим месте воспитательница нам сказала: «Дети, а вы помните картину Алёнушка , которая висит в вашей спальне в Москве». -Ну как не помнить. Помнили, да ещё и как помнили.- «Ну так вот, сидела Алёнушка как раз на противоположном берегу этого пруда». И после каждый из нас пытался сказочный образ втиснуть, поместить на противоположный берег во всей его ощутимой и видимой реальности. Не получалось. И даже более того, не хотелось низводить сказку в привычную глазу картину.
- Да ведь правда, правда же. Вон там она и сидела, - пытаясь поразить нас, продолжала наша воспитательница. А вот сегодня я знаю, что была она не права. Поскольку и до сих пор неизвестно точное место, в которое поместил нашу Алёнушку художник. Да разве так уж и нужно знать это. А если бы знали точно, то там уж давно поставили бы её скульптурное изображение. Скажем, на манер известной всем Русалочки. И она тоже стала бы осязаемым, видимым персонажем всем известной сказки. И оба эти творения вызывали бы очень похожие чувства. Вся то и разница, что изображения творились в одном случае художником, в другом - скульптором. Но мысли и чувства были бы одни и те же.
*****
Я долго-долго смотрю на Алёнушку. И слышу, как в душе моей это живописное видение соединяется со звуком. Оно начинает звучать. Необъяснимым образом из недр памяти восходят две мелодии. Два известных романса, ставшими двумя очень известными почти народными песнями. Обе посвященные судьбам русских женщин.
Алёнушка одета в русский сарафан. Тёмно-синий расцвеченный цветами. Наверное не дешевый. Девушка, видимо, не из бедной семьи. И припомнилась мне в этой связи мелодия, которая пронзает мою душу и заставляет замереть в неодолимой истоме. «Красный сарафан».
Ведь на картине мы видим совсем не девочку, а скорее подростка или даже девушку лет 16-17. Известно, какими чувствами наполняются души девичьи в этом возрасте. И в этом свете легко предположить причину, в плену каких настроений и печали пришла она на этот камушек у темной неподвижной воды. И мальчик – козлёночек здесь совсем не причем. Что-то у неё не так в личной ещё такой юной жизни. А что не так, об этом мы можем только догадываться, не сильно ошибаясь.
А известном романсе речь идет о том, что девушке совсем не хочется расставаться с радостями своего возраста. А она уже невеста. И время идти замуж. А мама её торопит. То есть не то что бы торопит, но говорит, что всему свое время.Давайте вспомним.А лучше послушаем. Иначе впечатление будет неполным.
Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимая,
Попусту в изъян.
Рано мою косыньку
На две расплетать.
Прикажи мне русую
В ленту убирать!
Тут надо обратить внимание на одну деталь. Косу расплетали надвое в те времена только замужние. А коса была знаком того, что девушка еще не замужем.
То ли житье девичье,
Чтоб его менять,
Торопиться замужем
Охать да вздыхать!
Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!
И что же отвечает на это мудрая мамаша?
Дитя моё, дитятко,
Дочка милая!
Головка победная,
Неразумная!
Не век тебе пташечкой
Звонко распевать,
Легкокрылой бабочкой
По цветам порхать.
Заблекнут на щеченьках
Маковы цветы,
Прискучат забавушки,
Стоскуешься ты!
И я молодешенька
Была такова,
И мне те же в девушках
Пелися слова
Я, конечно, бесконечно далёк от переживаний этой девушки. Но почему при звуках этой мелодии я погружаюсь в состояние неизъяснимое и не поддающееся никакому описанию словами. Меня трогают здесь даже и не слова, а волшебная мелодия, их сопровождающая. Она уносит меня в прекрасное далеко, только не в будущее и в наше прошедшее. В старину нашу она уносит меня. Песня эта очень русская. Как и сам атрибут женской одежды тех времён, который кружит и кружит в танце наше воображение. Она, эта песня, пусть и мелкий, но такой ярких штрих в многоцветье нашей музыкальной культуры, нашего самоощущения в нашей истории.
*****
Но есть и ещё одна песня, которая всплывает из глубин моей памяти, и которая может быть ещё и больше созвучна в прямом смысле образу Алёнушки.Песню называют народной, но автор её жил в своём имении Карабиха всё по той же Ярославской дороге. Это был поэт Некрасов. А песня называется «Тройка». Автор музыки неизвестен. А песня стала воистину народной. Кто ж её не знает. И стала эта песня одной из жемчужин нашего национального песенного творчества.
Некрасов. Певец русской женщины. Мы помним его строку «Есть женщины в русских селениях...». Нет, конечно, Алёнушка никак не тянет на этакую крутую бабу, способную остановить на скаку коня. То есть сделать то, что и не всякий мужик сделает. Да и весь шарм, всё очарование Алёнушки совсем не в том. В слабости и беззащитности. Хочется подойти, утешить, по головке погладить. Какое уж там «коня остановит»!
Сам же Некрасов нам дал образ и другой женщины. Скорее юной девушки, судьбу которой так вероятно может повторить наша Алёнушка, сидящая в неизбывной грусти на камушке. И тут тоже не про горящую избу. Совсем о другом. Слова Некрасова. А музыка действительно народная. Ну был у неё , конечно, свой автор музыки. Но никто его не знает. И не надо. Пусть лучше будет народная. А на самом деле так оно и есть. Сама тема очень уж народная. Она как бы выплеск из народной души. И меня эта мелодия трогает до слёз с первых же нот.
Давайте вспомним. И you tube нам в этом снова поможет. Но надо помнить, что мы знаем только первую часть стихотворения. В ней звучит только печаль по недоступному и не состоявшемуся счастью. О напрасном ожидании счастья и другой жизни. И только это.
Тройка.
Что ты жадно глядишь на дорогу
В стороне от веселых подруг?
Знать, забило сердечко тревогу —
Всё лицо твое вспыхнуло вдруг.
И зачем ты бежишь торопливо
За промчавшейся тройкой вослед?..
На тебя, подбоченясь красиво,
Загляделся проезжий корнет.
На тебя заглядеться не диво,
Полюбить тебя всякий не прочь:
Вьется алая лента игриво
В волосах твоих, черных как ночь;
Взгляд один чернобровой дикарки,
Полный чар, зажигающих кровь,
Старика разорит на подарки,
В сердце юноши кинет любовь.
Эта девушка, на которую заглядеться не диво,но из простых, не знала, что по этому поводу сказал Ги де Мопассан в рассказе «Ожерелье» :
«Для женщин нет ни касты, ни породы, — красота, грация и обаяние заменяют им права рождения и фамильные привилегии. Свойственный им такт, гибкий ум и вкус — вот единственная иерархия, равняющая дочерей народа с самыми знатными дамами»
Но это так только, я думаю, до известных пределов. И заглядевшийся красивый корнет вряд ли переступит предел. В постель – пожалуйста, но под венец – это вряд ли. Хотя, конечно, бывали редчайшие случаи. Вот, например, высокородный богач граф Шереметов женился на крепостной актрисе Параше Жемчуговой. Она же, зная жизнь в бедности и нищете, предложила своему супругу построить странноприимный дом с больницей. Сегодня это всем известная больница Склифосовского рядом с Сухаревской площадью. Вот и у Пушкина «Барышня – крестьянка» совсем не крестьянка, а барышня-дворянка. Да, бывают редкие исключения. А правило было таким.
Вот что со всею безжалостностью предсказывает поэт девушке с красной лентой в волосах всё в той же песне. А он знал, что говорил. У известной и любимой песни есть продолжение, которое, как правило, не исполняется и мало кто его знает.
Поживешь и попразднуешь вволю,
Будет жизнь и полна и легка.
Да не то тебе пало на долю:
За неряху пойдешь мужика.
Завязавши под мышки передник,
Перетянешь уродливо грудь,
Будет бить тебя муж-привередник
И свекровь в три погибели гнуть.
От работы и черной и трудной
Отцветешь, не успевши расцвесть,
Погрузишься ты в сон непробудный,
Будешь нянчить, работать и есть.
И в лице твоем, полном движенья,
Полном жизни, — появится вдруг
Выраженье тупого терпенья
И бессмысленный, вечный испуг.
И схоронят в сырую могилу,
Как пройдешь ты тяжелый свой путь,
Бесполезно угасшую силу
И ничем не согретую грудь.
Не гляди же с тоской на дорогу
И за тройкой вослед не спеши,
И тоскливую в сердце тревогу
Поскорей навсегда заглуши!
Но вот здесь вот и заканчивается щемящая и такая притягательно боль от ожидания того, что может быть и исполнится. Девушке кажется, что жизнь не может не ниспослать блаженные муки радости и любви, к которому устремлено все её девичье существо.
А Некрасов со всей суровостью предсказывает судьбу русской красавицы со всей её природой данной красотой. И песня в этом месте по сути прекращается. Потому как настроение и припев у этой песни становится другой, который требует и другой мелодии. Грубый и беспощадный реализм рвёт в клочья романтический флёр.
Вот не об этом ли с болью в душе, с печалью в сердце думает наша Алёнушка, глядя на непроницаемую темень воды.
*****
Но мы, детишки обо всем этом, конечно, ничего не знали. Даже помыслить об этом пока ещё не могли. Мы пришли так вот попарно держась за руки в святое для всей России место. Я думаю так, что не менее святое, чем Свято-Троицкая Лавра, находящаяся в двух десятков верст от Абрамцево. Сколько талантов притянуло к себе это живописное место на берегу речушки Воря. Что ни имя - то только с очень большой буквы. От Аксакова, Тургенева, Гоголя до Серова, Шаляпина, Васнецова и многих –многих других. Нет такого другого места во всей обширной России.
Но мы никого из этих славных имен в нашем нежном возрасте пока ещё не знали, и знать не могли. Но ничего, всё ещё у нас было впереди. Нам было важно тогда только то, что мы были здесь, в тенистом саду у заводи у подножья старого деревянного двухэтажного дома с террасой- балконом. А более всего нас привлек собственно даже и не дом со всеми его знаменитыми посетителями, а избушка на курьих ножках. Настоящая избушка на настоящих деревянных ножках, обиталище жуткой и злобной Бабы-Яги. И кто бы мог из нас знать, что и эта избушка, и печальный образ Алёнушки, это всё было творение одного человека, одного художника. Всё того же художника , который сотворил и другое изображение, нам хорошо известное. Мы и его тоже хорошо запомнили. Оно тоже находилось в простенке между двумя окнами в детсаду на улице Щипок. Символ и слава защитников Руси. «Три богатыря». И нам поведали вещь невероятную: эти Богатыри тоже были написаны вот тут вот, в этом же живописнейшем месте, в отдельно построенном для этого домике, похожим на теремок.
Картина родной природы за нашими Богатырями, тоже ведь была написана в окрестностях Абрамцево. И эти живые видения родной нам природы оставались всё теми же самыми. И они тоже впитывались в наше детское сознание, и связывались напрочь с тем, что мы называем Родиной. Родина для нас начиналась с этих картин. И Алёнушка будет в этом ряду не последняя.
*****
Возникает вопрос. А существовала ли в жизни эта девочка по имени Алёнушка. Нет, не сказочная. Настоящая. Ведь художники – реалисты тех времён всегда находили прототипы для своих живописных полотен. И у Репина, и у Сурикова, и у Поленова и у Васнецова тоже. Вот и у Алёнушки был прототип. Но сначала у художника зрел замысел. Он ведь вообще был преимущественно художником- сказочником. Вот ему и захотелось дать такой сказочный образ русской девочки. Ну и лучшим таким воплощением девочки, по его мысли, должна быть всем известная Алёнушка.
Да где её взять? Воображение ничего не подсказывало. Хотелось оттолкнуться от чего-то такого близкого, узнаваемого и реалистичного. Вот он и стал ходить и искать такой образ по окрестным деревням.
Попутно напомню, что и художник Нестеров ходил в окрестностях Абрамцево и искал мальчика для своей картины «Видение отроку Варфоломею". И нашёл однажды. Только не мальчика, а девочку. Лицо её поразило его своей глубокой одухотворенностью. Девочка эта была больна. Чахотка. По тем времена болезнь неизлечимая. От туберкулёза умерла жена Александра второго, императрица Мария Александровна. Несмотря на все усилия врачей. Что уж тут говорить о девочке из нищей семьи. По словам художника, его поразила хрупкость ребёнка и особенно её взгляд. Такой взгляд бывает только у смертельно больных детей. Вспомним об этом, когда будем смотреть одно из лучших полотен Нестерева.
Вот и Васнецов тоже искал нужный прототип в народной среде. Ходил, ходил, заглядывал в каждый двор. А семьи в ту пору были все многодетными. И нашёл в деревне Ахтырка. В семи верстах от Абрамцево. Её в деревне звали дурочка Алёнушка. По его словам, он увидел в ней «море одиночества, тоски и чисто русской печали». Он написал с неё портрет. А потом так и назвал его, не удивляйтесь, «Дурочка Алёнушка». Но не торопитесь удивляться. Так в те времена называли маленьких юродивых и сирот. Вот такой мы её и увидим на первоначальном этюде художника. И заметите также, насколько этот образ несчастной девочки далёк от того, который мы все знаем. Нет, вряд ли такая картина имела бы успех на выставке Передвижников.
И Васнецов стал подправлять натуру, убирать из неё реализм и добавлять больше сказочности и поэзии. И на этот раз ему много помог совершенно другой образ. В чертах лица и особенно в глазах изображения посетители Абрамцево узнавали лицо уж как им уже знакомое. Это было лицо Веруши Мамонтовой. А чтобы совсем уж узнать это лицо, то внимательно посмотрим на знаменитый портрет, исполненный Серовым, «Девочки с персиками» Да, да, это она, наша Алёнушка, или девочка с персиками, разложенными на столе, покрытым белой скатертью.
Отметим ещё одну интересную деталь. Мы все хорошо знаем картину Репина « Не ждали». Давайте вспомним девочку за столом, которая оборачивается и со страхом смотрит на входящего в комнату неизвестного ей человека. Она не узнаёт в нём своего отца. В её лице страх и настороженность. Так вот, и это девочка всё та же Верочка Мамонтова. Здесь только персиков на столе не хватает. Да и взгляд у девочки совсем другой.
Да, конечно, Верушу трудно узнать в образе Алёнушке. Повзрослела девочка. Ушли, остались в детстве озорство, непосредственность и какой-то немой вопрос, обращённый к молодому художнику: И сколько мне ещё тут сидеть и позировать тебе, Валя. Нет, теперь на новом портрете в чертах лица грусть и печаль. И знаете, мне так кажется, художник предсказал нам судьбу этой девочки. Печальную судьбу. Умерла девочка с персиками в 32 года. В эти годы она была замужем и у неё было уже трое детей. Умерла внезапно. Можно сказать, погибла. Унесла её пневмония за несколько дней.
Она не ушла из Абрамцево. Будете в там, поклонитесь её праху. Скорбное место находится рядом с церковью Спаса Нерукотворного. Церковь тоже была построена по эскизу художников Поленова и Васнецова. А рядом с могилой Веры Мамонтовой находится могила ее брата. Андрей, или Дрюша, как его звали в семье. И его участь тоже была печальна. И он тоже умер от пневмонии. И было ему немного за двадцать. А если мы хотим узнать, каким было его живописное изображение, то снова обратимся к Васнецову. А именно к его знаменитым Богатырям. Вот тот всадник, что по левую руку от Ильи Муромца, – это и есть Андрей Мамонтов в обличье Алёши Поповича. Помянем и его тоже.
*****
А картина «Аленушка» первоначально и не имела большого успеха на выставке Передвижников. Её не очень заметили. Поэтому Третьяков не приобрёл её для своей коллекции. Купил картину меценат Савва Мамонтов. Думаю, не надо объяснять почему. Заплатил 500 рублей. Говорят, большие деньги по тем временам. Но сегодня мы все-таки увидим картину вполне заслужено в зале Васнецова среди самых известных его полотен в Третьяковке.
Когда я прихожу в этот зал и смотрю на эту картину, то я не могу не вспомнить мое детсадовское детство. Улицу Щипок, деревню Жучки и, конечно, родное Абрамцево.И буду помнить о том, что, может быть, с этой картины мы, детсадовская ребетня, стали постигать очень нужную науку – быть человеком. Потому как только человеку свойственны чувства жалости и сострадания к ближнему своему. И к дальнему тоже. Алёнушка учила нас чувствовать боль другого существа, и не обязательно человека, как свою. С чувства сострадания начинается человек. И это чувство внушает нам печальной образ Алёнушки.