Только в коляске

Ирина Беспалова
                Только в коляске

     Только в коляске Дады-внука "незаметно дни растут", как написал Сергей Пономарев о своем внуке-Теме, первом внуке, в свои-мои шестьдесят лет. Дада у меня хоть и не первый, но шестьдесят мне исполнится впервые, и вот, с высоты этого возраста ( а может, уже пора с холма спускаться, и "склон тот крут", как написал Пономарев), у меня возникло чувство, что Дада для меня тоже единственный.

     Владика мне в подоле принесла Наташа, когда ей было неполных шестнадцать, мне, соответственно, тридцать шесть лет. Это были "лихие девяностые", я работала на трех работах, чтоб прокормить себя и ребенка, не доглядела.
      Хорошо, хоть Сашка на ней женился, хоть и прожили не полный год вместе, имя свое ребенку дал. И вот, когда Владику исполнилось полтора года - они уже были здесь, в Праге, у меня.
     У меня - это громко сказано. Я снимала квартирку на Вышеграде, где кухня помещалась в коридорной нише, зато ванна была чугунная и комната с высокими потолками, с высоченным окном. Я в то время встречалась с Францисом, веселым голландцем, галерейщиком, (галеристом?), на деньги мамы скупающим холсты у русских художников за копейки, я еще ему помогала в этом, боже, и вот мы вчетвером не смогли разместиться в этой квартирке. Францис купил раскладушку для Наташи, мы спали на диване, а Владик в раскладывающемся кресле. Через неделю Францис сбежал, оставив мне четыреста долларов, чтоб я к следующему его приезду сняла квартиру какую-нибудь побольше, чтоб там, как минимум, было две комнаты.
     И мне повезло. Через знакомую я нашла "двушку" на Моджанах, всего за восемь тысяч пятьсот в месяц, правда, нужно было заплатить "кауцы"(месячная плата вперед, деньги используются как страховка, если по каким-то причинам жилец не может заплатить очередную плату, хозяин дает ему время на то, чтоб подыскать другое жилье), но тогда доллар стоил сумасшедшие деньги, что-то около сорока крон за доллар. Вышло аккурат. Отдельная ванная, отдельная уборная, большой коридор, большая комната, с "кухинским коутом" - кухонная стена с плитой, холодильником, моечной машиной, барной стойкой, и комнаткой налево, зато с балконом. Но Францис этой красоты уже не увидел. Несколько раз звонил, один раз даже послал с оказией двести долларов на оформление Наташиных документов, но заврался и пропал. Не пережил он, что у меня есть внук.
     Потом, почти одновременно, появился у меня Виталик, мы с ним кувыркались в комнатке налево, зато с балконом, это была моя комната, а у Наташи появился Франта, который ночь через ночь оставался у нас ночевать в зале, где стояли две кровати, для Наташи и Владика. Франта помещался на Наташиной кровати, и он же женился на ней, узнав, что она делает документы на рабочую визу в Чешской республике. Автоматически, после свадьбы, она получила статус "прислушника" чешской родины и постоянное место жительство сроком на десять лет. Через год родился Франтик, мой второй внук, и нам опять стало тесно, и опять мне повезло.
 
     Через знакомую Наташи можно было переехать с первого этажа (он в Чехии второй) на седьмой, в том же подъезде, в трехкомнатную квартиру за двенадцать тысяч в месяц, причем, договорились, что без "кауцы".
     В свою очередь, с Франтой-старшим, мы договорились, что я плачу семь пятьсот, а он четыре пятьсот, соответственно, а за свет, за который хозяин платит половину залога, вторая наша напополам, что-то тогда по всего триста крон с носа. Ну, и еще Франта-старший по субботам будет ездить на "накуп" (еженедельную корзину продуктов), в оптовый магазин, и закупаться на две тысячи крон, то есть, тысяча с меня, тысяча с него. Наташу мы в расчет не брали, она с Франтиком до трех лет дома сидела, я уже рассказывала не раз, в Чехии государственных яслей нет, только частные. Частные берут до десяти тысяч в месяц. Лучше до трех лет с ребенком дома сидеть, государство платит "детские", что-то около восьми тысяч в месяц. Будешь работать и малыша в ясли сдашь, средняя зарплата восемнадцать тысяч в месяц, то на то выходит.
     Я платила семь пятьсот до тех пор, пока Виталик свои две тысячи приплачивал исправно ( мы жили в самой большой комнате, Франта с Наташей в маленькой, зато с отдельным входом через длинный коридор и балконом, Владик и Франтик в комнате напротив, а самой большой была кухня, разгуля-поле), потом он начал "то ночевать, то не ночевать", потом он "познакомился с девушкой", в общем, Тишкино детство, вот это вот самое сладкое младенчество, когда еще только в коляске, не доглядела, опять не доглядела.
     С Виталиком мы тяжко расставались, почти три раза, но все-таки расстались. Не пережил он, что у меня уже два внука.
      А он о детях мечтал, соответственно, должен был знакомиться с девушками, а не с бабушками. Сказал мне "дай мне, Ира, пять лет, я нарезвлюсь, и вернусь, или не вернусь", я не пять, я все шесть лет ему дала. Но переехала из зала в маленькую комнату, зато с балконом, зато за четыре пятьсот в месяц, и арендатором квартиры стал Франта-старший. Уже ко мне прежней возврата не было.
      Я вообще перестала брать мужчин всерьез, я просто тупо работала, каждый день, день за днем, без выходных-без-проходных, и все равно иной раз была должна Франте-старшему, то тысячу за "накуп", то все четыре пятьсот за наем, я билась из последних сил, особенно зимой, потому что целую зиму проходить на Гавелак мало кто выдержит - платишь место и платишь товар, а за что жить самому, не знаешь. Там отщипнешь, тут перехватишь, к весне, к началу сезона - как ощипанная курица - и все начинай сначала. Часто в долг. Правда, ко времени, когда Франтику исполнилось три года, он пошел в тот же садик у нас во дворе, куда с трех ходил Владик, и куда лет тридцать назад ходил Франта-старший, там даже та же заведующая была, Наташа закончила высшую полицейскую школу по специальности "профилактика преступлений" (мы с Франтой-сташим заплатили я первый курс, пятнадцать тысяч, второй курс пополам, третий он), и вернулась в "Альберт", где работала начальником смены, и все на ней воду возили, кому не лень. Франта-старший брюзжал "зачем мы тогда за школу платили", дети росли, цены росли, мы уже платили за "недельную корзину" три тысячи, каждый из взрослых по тысяче, и просвета не было.