Крейсер Ириан

Виталий Бердышев
Что означает «Ириан» по-индонезийски, я не знаю. Но именно так назвали дружественные нам в 50-60-ые годы индонезийцы великолепный легкий крейсер «Орджоникидзе» проекта 68-бис, типа Синявина и Пожарского, купленный у нас вместе с несколькими другими кораблями с целью создания собственного военно-морского флота. Несколько лет индонезийцы осваивали новую технику в своих водах под руководством наших специалистов, но настало время текущего ремонта, который предстояло выполнить у нас, на Дальзаводе, естественно силами наших инженеров и техников.

И вот он снова здесь, в наших водах, у нашего причала, обвешанный красочными флагами, с индонезийской командой в парадной форме, выстроившейся на палубе, и массой отечественных специалистов, военных и гражданских, прибывших на встречу с дружественными моряками с желанием присутствовать на торжественном банкете.

На подобные торжества я, ещё совсем молодой гигиенист из санэпидотряда флота, не попал. Из всей флотской гигиенической службы туда был допущен один лишь Саша Слободин – майор медицинской службы Александр Зиновьевич Слободин – главный гигиенист флота, не так давно занявший эту высокую должность, и одновременно начальник санитарно-гигиенической лаборатории санэпидотряда флота.

Мы, его подчинённые работники лаборатории, с нетерпением ждали возвращения начальника и рассказа об особенностях индонезийской жизни на одном из лучших наших боевых кораблей. Однако Саша приехал в отряд только на следующий день и большую часть времени провёл в кабинете командира отряда, полковника медицинской службы Николая Васильевича Дьякова, видимо, докладывая ему ситуацию и предложения о нашей дальнейшей деятельности.

Спустился в лабораторию он только к концу рабочего дня и продемонстрировал нам некоторую часть заморской экзотики в виде продуктов, отобранных на анализ: ананасы, кокосовые орехи, сушёные индонезийские фрукты, кстати, очень приятные на вкус, и многое другое. Правда, много попробовать нам не предложил, отдав часть продуктов врачу-биохимику Людмиле Ивановне Селивановой для углублённого их биохимического анализа. Основное же надёжно упрятал в личный металлический сейф с кодовым замком, шифр которого не доверял даже мне – своему непосредственному помощнику и подчинённому.

Работы на крейсере, как оказалось, хватило на весь летний период, и не только гигиенистам. Прежде всего, следовало не допустить распространения в городе всякой иноземной заразы в виде микробных и вирусных инфекций, а также их переносчиков: крыс, тараканов, клещей, и иной бегающей и ползающей нечисти, которых, по словам Саши, на корабле было видимо-невидимо.

В первую очередь на борт были направлены дератизаторы во главе с подполковником Николаем Павловичем Левцовым, начальником дезинфекционно-дегазационного отделения отряда. Однако, как он не спешил, выезд оказался несколько запоздалым, поскольку добрая половина корабельных крыс к моменту прибытия дератизационной бригады уже успела перебраться на причал и начала осваивать новую для себя территорию. Правда, и на корабле их осталось столько, что нашему другу и единомышленнику потребовались недели непрерывной работы, чтобы снизить их численность до терпимого, по нашим меркам, уровня.

Не менее сложную задачу по наведению на корабле санитарного порядка пришлось решать и нам, гигиенистам. Тут уж одного Саши оказалось явно недостаточно, и он взял с собой и меня – прежде всего в качестве надёжной «тягловой силы», способной унести на себе максимум отобранных на анализ продуктовых проб.

И вот мы, преодолев барьеры контрольно-пропускного пункта завода, уже на крейсере. На палубе нас встречает дежурный офицер, свободно говорящий по-русски, приветливый, очень доброжелательный. Узнаёт цель нашего визита, отводит к одному из корабельных начальников. Тот даёт нам русскоговорящего сопровождающего, и мы трогаемся в путь.

Путь оказался далеко не простым, ибо разобраться с непривычки во всех хитросплетениях межпалубных переходов нам, до той поры незнакомым с крейсерской корабельной архитектурой, было довольно сложно. Александр Зиновьевич редко бывал на подобных военных объектах, предпочитая решать стратегические задачи флотской гигиенической службы где-нибудь в отделе медицинской службы, или в штабе флота. Поэтому он замыкал шествие, отдавая команды о направлении движения нашему предводителю: «На камбуз! В кают-компанию! В продовольственный склад! В кубрик и т.д.»

Честно говоря, кубрики нас тогда меньше интересовали. В первую очередь следовало заняться продуктами… Много ли может остаться в памяти конкретно увиденного почти пятьдесят лет назад?.. Однако в данном случае впечатление было такое, что сохранилось у меня в мельчайших деталях, особенно в кладовой сухой провизии.

Первое, на что мы обратили внимание, зайдя в помещение, – это какой-то непрерывный шелест, явно не машинного происхождения, и периодическое попискивание. На наш вопрошающий взгляд сопровождающий сразу дал развёрнутое пояснение:
– Да это крысы. Они мирно с нами живут. Одни – ваши, это большие серые. Другие – наши, индонезийские: чёрные и поменьше. Сначала они делили между собой складскую территорию. Мирно делили, ни битв, ни драк не устраивали – продуктов-то на всех хватало. А сейчас вот даже брататься стали – по всем складам перемешались. Разве что только в рефрижератор пока не забрались. А то беда была бы. Могли бы все коммуникации перегрызть. Это они умеют!.. Вроде как смешанное потомство появляться стало. Ну, с этим уж учёные должны разбираться. Может, ваш подполковник-дератизатор заинтересуется. Это был намёк на Левцова Н.П.

Пока индонезиец говорил, мы с Александром Зиновьевичем стояли молча, находясь в несколько обалдевшем состоянии и созерцая этих препротивных тварей, бегающих по мешкам с продуктами и то и дело прыгающих со стеллажа на стеллаж через наши головы. Видимо, Саша ещё не заходил сюда во время первого визита на корабль, уделив особое внимание помещениям с заморскими экзотическими продуктами. Первым вопросом его было: «А почему вы не боретесь с ними сами?»

– Нам наша вера не позволяет – таков, кажется, был ответ гида. – Да и зачем бороться! Этих четвероногих всё равно не выведешь. Травить нельзя – от вони задохнёмся. Ловить – не переловишь.
Действительно, в замкнутых помещениях кораблей возможен только механический способ ловли – с помощью петель и ловушек. За пойманных крыс у нас на флоте даже поощрение давали, вплоть до краткосрочного отпуска. Правда, твари быстро и к ловушкам приспосабливались. Поэтому некоторые матросы, что посмекалистей, выращивать серых пытались, но уже в береговых условиях. И один за другим уходили в отпуск, принося порой по сотне и более хвостов в месяц. Командование не на шутку забеспокоилось – откуда на кораблях столько тварей расплодилось! И вскоре выяснило причину. Что уж было тем «находчивым» бедолагам вместо отпуска – об этом моряки как-то не распространялись…

Пришлось нам с Сашей работать в крысином окружении, всё время опасаясь, как бы те не свалились, в прямом смысле, на наши головы. А вдруг они на чужаков прямой атакой пойдут! К счастью, этого не случилось, и, кроме отвратительного писка, они нам ничем не досаждали. А вот нам приходилось гонять их из ящиков, в том числе и металлических, из которых мы брали пробы круп, а также с мешков, чтобы с помощью специальных щупов доставать оттуда пробы муки. И, о ужас! В двух из десяти проб вместе с мукой из щупа посыпались малюсенькие розовые крысиные младенцы, чуть было не пошедшие на развод в нашу лабораторию.

Крысиной атаки нам удалось избежать. Однако тут была масса и другой живности. В отдельных ящиках мука и подобные ей мелкосыпучие продукты просто шевелились по всей поверхности от избытка мучного клеща и иных мелких существ. Ко всему, здесь была масса разнокалиберных, разноцветных тараканов, устремлявшихся сразу по углам в свои укрытия. Можно было предположить, что тараканья добавка к блюдам была не редким явлением в местной индонезийской кулинарии. Кстати, гостеприимные хозяева предлагали нам «снять пробу» в корабельной кают-компании вместе с офицерским составом. Мы, конечно, вежливо отказались, не надеясь на переваривающую силу своих желудков.

Загрузив меня пробами и отправив с ними в отряд, Александр Зиновьевич ещё какое-то время занимался изучением индонезийской плодово-овощной экзотики, отобрав на анализ бесчисленное количество кокосов, ананасов, апельсинов и иной снеди, которые с трудом уместились в отрядовском газике и которые потом целый месяц исследовали сотрудники нашей лаборатории.

Помнится, встречали и разгружали газик всем отрядом. Подобный товар был для нас в те годы в диковинку, и каждому хотелось вкусить и бананы, и ананасы, и кокосовые орехи.
– Как тебе удалось вывезти столько?
– Бедных индонезийцев, наверное, на голодном пайке оставил. Они без естественных витаминов жить здесь не смогут…
– Саша всё может. Что угодно достанет, и откуда угодно вывезет!..
– Александр Зиновьевич, вам следовало бы быть чуточку поскромнее, – слышались со всех сторон восторженные реплики сослуживцев…

Чем уж закончилась вся эта «научно-исследовательская» эпопея – не помню. Однако отлично помню здоровенных красно-чёрных тараканов, летающих вечерами в темноте наших высоченных комнат и коридоров. И поймать их, опять-таки с целью научного исследования, было совершенно невозможно. Они легко улетали от меня, гонявшегося за ними от стены к стене с приставной лестницей – как в детстве за майскими жуками вокруг наших дубов. Пулять же в них фуражкой, или какой тряпкой было опасно из-за возможности разбить одну из люстр, на которые почему-то и устремлялись эти заморские создания… Всё же я долго старался и прекратил преследование только тогда, когда в один из моих преследовательских порывов лестница не выдержала напора и рухнула вместе со мной на пол.

Можно было ожидать, что эти летающие твари быстро оккупируют и наш регион, создав конкуренцию всей нашей, отечественной тараканьей братии. Но этого, к счастью, не произошло. То ли Саша затащил сюда вместе с коробками особей только мужского тараканьего пола, то ли по каким иным причинам, но через месяц-полтора полёты прекратились, и можно было уже не опасаться чужеземного тараканьего вторжения.

В последующие месяцы наша лаборатория «Ирианом» больше не занималась, а я занялся изучением в первую очередь уже наших боевых кораблей – их обитаемостью, по спущенной сверху целевой программе. В свободное же время вместе с Борисом Александровичем Федорцом, проводил исследования закономерностей адаптации переселенцев в местных, весьма специфических, климатических условиях.

Надо сказать, что визит индонезийской корабельной бригады произвёл впечатление не только на нас с Александром Зиновьевичем. Откликнулся на него и наш отрядовский поэт Коля Абрамов, тоже гигиенист, капитан медицинской службы. Один из его поэтических сонетов в честь «Ириана», напечатанный на машинке, долго висел в отрядовской стенгазете, приводя в восторг сослуживцев.

И вновь мы встретились с тобой,
Наш крейсер – «Ириан» родной.
Как тяжек был твой дальний путь –
Команде надо отдохнуть…
А мы покопаемся в трюмах твоих
И всякую нечисть изгоним из них.

Офицеры восторгались талантом собственного флотского поэта, актуальностью и своевременностью его публикаций. Особенно неравнодушен был к его творчеству Леша Вадов, тщательно переписывающий в блокнот все Колины шедевры.

Заглядывая в будущее, хочу отметить, что крысиное нашествие с «Ириана» имело на Александра Зиновьевича такое глубокое эмоциональное воздействие, что после демобилизации он полностью посвятил себя борьбе с этими отвратительными созданиями, возглавив Московскую дезстанцию № 2. И, по-видимому, добился в этом деле немалых успехов. По крайней мере, вид приведённых в Интернете устрашающих котов, воюющих с здоровенными крысами, производит впечатление.