30 лет назад был спасен Битцевский лесопарк

Иосиф Сигалов
   
Но вначале, краткая предыстория этих драматичных событий.
  Всвязи с тем, что старый зоопарк в центре Москвы на Красной Пресне был уже мал и тесен, власти решили построить в 1988-м году новый – большой и современный. И не придумали ничего лучшего, как сделать это в Битцевском лесу, вырубив огромное количество деревьев, изменив вид и ландшафт замечательного лесопарка.
   Сам проект, выполненный Московским институтом проектирования объектов культуры и отдыха, был очень интересным. Предполагалось, что зоопарк будет состоять из открытых, обособленных территорий, представляющих основные природно-климатические зоны нашей планеты: саванны, пустыни, зоны умеренного климата и т.д. В каждой из таких территорий должны обитать в условиях, близких к естественным, соответствующие животные, птицы и прочие. Но сделать все это предполагалось варварским методом. Вырубить десятки тысяч(!) деревьев: елей, дубов, сосен, берез и поставить на месте вырубок муляжи тех растений и деревьев, которые соответствуют определенной зоне, например: баобабов, пальм, саксаулов и т.д. Основная часть зоопарка должна была располагаться у Балаклавского проспекта. На том месте, где сейчас построен горнолыжный центр на Севастопольском проспекте, должны были по проекту размещаться ветеринарные лечебницы. Остальной лес собирались отдать Институту морфологии животных им. Северцева. Весь лесопарк собирались обнести высокой оградой, вход в него только со стороны Балаклавского проспекта.
  Об этом проекте узнала, работавшая руководителем одного из отделов Мосархитектуры, Людмила Александровна Тихомирова – наш замечательный руководитель.  Она организовала небольшую инициативную группу. У входа в лес, возле лавочек и стендов были расклеены десятки листовок и в начале марта на Лысой (правильно – Лисьей) горе в начале марта состоялся массовый митинг. На этом митинге, помимо сотен людей присутствовали журналисты и телевизионщики, которые отсняли репортаж, попавший в московскую телехронику. Информация о готовящемся уничтожении леса быстро распространилась среди окрестных жителей.
  После митинга была образована большая инициативная группа (более 10-ти человек), в которую вошли представители трех окружающих лес районов: Севастопольского, Советского и моего Черемушкинского. Я тоже вошел.  Нашими лидерами стали две замечательные женщины. Если Людмила Александровна была нашей душой, нашим руководителем и великолепным организатором, то Наталья Сальникова, порывистая, страстная - олицетворяла митинговую стихию. Она была, что называется народным трибуном. Когда она выступала – голос ее призывно и мощно гремел над лесом; слова не успевали за мыслью; жестикулируя, она словно рубила головы невидимым противникам. В нашей группе было несколько ученых, в том числе два доктора наук, были архитекторы, художники, инженеры – люди разных профессий и возрастов. Всех нас объединяло одно: любовь к нашему лесу, который собирались принести в жертву амбициозному проекту, стремление отстоять наш лес любой ценой. Позднее, у нас появилась еще одна женщина лидер, Любовь Героименкова. Под ее руководством был составлен сводный отчет различных ученых: экологов, биологов, природоведов о значении Битцевского лесопарка для экологии Москвы.
  Значение  это трудно переоценить. Наш гениальный соотечественник академик Вернадский писал о том, как нужно проектировать и строить города будущего. Он предлагал оставить нетронутыми на холмах и возвышенностях в черте города  леса и лесопарки, а улицы, строения и дома размещать в нижней части города. Идея его проста и гениальна. Загрязненный и нагретый (а потому более легкий) воздух от улиц поднимается вверх, в зону лесопарков. Оказывается, нижняя, покрытая зелеными ворсинками пластинка листа, способна очищать воздух от пыли и охлаждать его. Прохладный, очищенный воздух опускается вниз, наполняя улицы, снова нагревается и поднимается вверх. Таким образом, осуществляется естественная циркуляция и очистка городского воздуха. Лес служит своеобразными легкими города, обеспечивая его жителей чистым, свежим воздухом. Именно по такой схеме был перестроен Стокгольм, считающийся ныне одним из самых экологически чистых городов мира. Именно поэтому, так велико для экологии Москвы значение Битцевского леса, расположенного на Теплостанской  возвышенности.
  Случилось так, что митинги в центре Москвы пришлось проводить мне. Наташе и Людмиле Александровне, жившим в Севастопольском районе, где их слишком хорошо знали и «пасли», как лидеров нашего движения, пришли предупреждения из прокуратуры по поводу предстоящих митингов. Угрозы были, по тем временам, стандартные: от увольнения с работы, до высылки из Москвы за сто первый километр ( т.е. фактически – ссылке). Я же жил в Черемушкинском районе и всячески уклонялся от контактов с властями: не открывал дверь, посещавшим меня участковым ментам, не отвечал на телефонные звонки.
  Я расскажу о нашем самом главном, боевом митинге, который состоялся 14-го июня 88-го года у памятника (тогда еще стоявшего) Свердлову на площади Революции.
  До этого 30-го мая был митинг на Тверском бульваре у Пушкинской площади. По окончании его, я провел небольшую колонну прямо по проезжей части улицы Горького (менты тут же перекрыли движение с этой стороны) до здания Моссовета. Там Наташа и Людмила Александровна ушли искать Председателя Моссовета Сайкина, а мои ветераны и женщины у входа в здание крепко потрепали его зама – Юрия Прокофьева. (Позднее он стал Первым и, увы, последним в истории компартии секретарем Московского горкома партии).
  О готовящемся втором митинге на площади Революции узнали власти (от своих ищеек, которые посещали все наши собрания в лесу) и решили не допустить его проведение. В лесу были расклеены объявления о том, что 14-го июня к нам в лес придет делегация в составе представителей Моссовета и горкома КПСС. В этих объявления битцевцев призывали «не поддаваться на провокации» и не принимать участия в митинге в центре Москвы.
  Но мы были непреклонны! Задача 2-го митинга заключалась в том, чтобы рассказать москвичам о клеветнической кампании на телевидении и в прессе («Московской правде»).  В этих статьях и передачах замалчивалась правда об огромном уроне, который будет нанесен лесопарку. Нас объявляли «смутьянами», по вине которых страдают и даже гибнут бедные зверушки. (Помнится, я тогда написал пародию на одну из таких статей под названием: «Крокодильчики мои, цветики лесные»). 
  Утром, в назначенное время у памятника Свердлову стали собираться наши люди: ветераны войны, женщины, некоторые из которых, несмотря на наши запреты, привели с собой детей. Всего было более пятисот человек. У многих из них были плакаты и транспаранты. Настроены мы были решительно.
  Власти тоже «хорошо» подготовились к нашей акции. Они огородили большую территорию со стороны «Метрополя» и установили там громыхающий агрегат для забивания свай. Агрегат грохотал, вбивая никому не нужные сваи, поднимая при каждом ударе облака пыли. Грохот стоял такой, что заглушал любые звуки. Но у нас были мегафоны и мы не намерены были отступать!
  В 10 часов, когда я взял мегафон и хотел забраться на мраморный декоративный парапет у памятника Свердлову, ко мне подошел старый знакомый – Зам. Начальника ГУВД Москвы генерал-майор (или лейтенант?) Николай Степанович Мыриков – как положено в форме и при погонах.
 - «Послушай, Сигалов – сказал он – «ты знаешь, что митинг будет у вас в лесу. Мы направили к вам представительную делегацию. Почему вы, вопреки нашим предупреждениям пришли сюда?»  – «Потому, что московские власти обманывают москвичей,» – отвечал я – «скрывают правду о проекте, о вырубке леса. Клевещут на нас! Вы хотите, чтобы мы собирались у себя в лесу и, чтобы никто, кроме нас, не знал об этих проблемах. А мы хотим, чтобы об этом узнали все москвичи!» – «Ну, ладно. Давай договоримся так. Раз уж вы пришли сюда. Я даю вам 20 минут! Не дольше! Но учти. Вы – экологи, у вас задачи экологические. Вот о них и говорите. Но в политику не лезьте! И чтобы никому из этих горлопанов из «Народного фронта»** слова не давать! А то они уже, знаешь, до чего договорились? До многопартийности!» – «Да, что вы, Николай Степанович? Как же мы будем жить без руководящей и направляющей роли нашей партии?».   Мыриков внимательно посмотрел на меня. Но я состроил самую сочувственную, самую идиотски-наивную рожу, какую только мог.
  «Ну, в общем, я тебя предупредил! Я даю вам ровно 20 минут.» – он посмотрел на часы. -  «Ровно через 20 минут всем разойтись! И никакой политики!».
  Я взобрался на узкий  парапет, поднял мегафон и начал говорить.
  Странные чувства испытываешь порой, выступая перед огромной толпой. Помню, в тот раз у меня возникло ощущение, что все эти люди смотрят не на меня, а сквозь меня, на что-то расположенное за моей спиной. Мне ужасно хотелось повернуться и тоже взглянуть туда, но я знал, что делать этого нельзя – надо сохранять накал и ритм речи! Я открыл митинг и рассказал вкратце о том, почему мы пришли сюда, о кампании лжи и клеветы в московской прессе. После меня выступала Наташа Сальникова. Она была в ударе: слова ее вырывались как брызги лавы из жерла вулкана, глаза метали синие гневные молнии.
  Кто-то тронул меня за рукав: «Дай мне сказать!». Это был Володя Губарев, один из лидеров «Анархо-синдикалистов». Он принадлежал к породе людей – несгибаемых и фанатичных, тех, которые становились революционерами. Когда он выступал, клеймил нашу партийную власть, его глаза загорались неукротимым гневным огнем. Такой пойдет на виселицу, на каторгу – но не отступится от своего! Володя был «политиком». Но он был и нашим, «битцевцем». Он не был членом инициативной группы. Но он принимал участие во всех наших лесных собраниях, снабжал нас ценными сведениями, помогал во всем. И я не мог не дать ему слово!
  Как только он встал на парапет рядом со мной и начал говорить, что-то произошло в толпе. Вначале я не понял – что случилось. Ряды слушателей смешались, стали раздаваться крики. И только присмотревшись, я увидел, что в толпу с трех сторон вломились колонны молодых, одетых в светские костюмы ( тогда еще не было ни «ОМОНа», ни «СОБР»а ) крепких парней. Они расталкивали, разбрасывали людей и быстро пробивались к нам, к нашему парапету. Я видел, как эти остервеневшие молодчики били людей, раздавая удары направо и налево. Видел, как сломали ногу подростку с плакатом. Одетый в штатское громила наступил парню на ногу и тут же нанес сильный удар в лоб. Парень охнул, опрокинулся навзничь, а потом застонал, схватившись за сломанную ногу.
  Какая страшная, мерзкая, отвратная это порода – Русская опричнина! Оголтелая, равнодушная ко всему, жестокая и безжалостная!
  Вдруг кто-то из этих выродков схватил микрофон  мегафона и стал дергать его, стараясь оторвать провод. Я пытался помешать ему, но не смог отогнуть всей ладонью один его палец. Еще один рывок и – я остался без громкоговорителя.
  Моя растерянность длилась недолго! Насколько я не собран и нерешителен в обыденной обстановке, настолько же хладнокровен и смел в решающую минуту. Я понял, что митинг сейчас разгонят. Надо было во что бы то не стало выполнить вторую задачу: пробиться к зданию ЦК КПСС на Старой площади и вручить им нашу петицию.
 Я спрыгнул с парапета, выхватил у одного из наших парней рупор и перебежал ближе к станции метро «Площадь революции». Я встал на площадке, на верхнем краю лестницы, ведущей к проходу в стене Китай-города. Подо мной, внизу металась толпа. Все были растеряны, не знали, что предпринять. Я взял рупор и крикнул в него несколько раз подряд: «Всем, кто меня слышит быстро собраться здесь, на лестнице!». Через некоторое время на лестнице собралась группа женщин и несколько ветеранов. Они все  неотрывно смотрели на меня и ждали моей команды. ( Следует заметить, что женщины в решающую минуту гораздо смелее, решительнее и отважнее мужиков. Я провел немало митингов и каждый раз убеждался в этом).  Несколько фоторепортеров суетились вокруг нас и снимали меня. Я жестом подозвал двух из них: «Я прошу вас» – обратился я к ним – «быть здесь при нас! Идите рядом, снимайте нас. При вас эти гады побояться распускать руки!». Они кивнули мне и остались возле нас. ( Почему-то я подумал тогда, что это  иностранцы. Позже выяснилось, что один из них был фотокорром интересного и прогрессивного в ту пору журнала «Сельская молодежь», а второй – сотрудником вездесущего «МК» – Московского Комсомольца»).
  Когда я увидел, что женщины ( среди них я заметил и Людмилу Александровну) готовы и ждут моей команды, я дал ее: «Сейчас мы с вами пойдем через Китай-город в «ЦК». Я торопился. Я хотел быстрее двинуться со своей колонной.  Рассчитывал на то, что остальные «Битцевцы», увидев организованное направленное движение, примкнут к нам и двинутся вместе с нами. Так оно и случилось. Как только мы двинулись к проходу, к  нам стали подбегать группы людей, пристраиваясь сбоку и сзади. Но, когда мы вошли в проход, произошло непредвиденное. Слева и справа от нас пробежали вперед две цепочки ментов. Пробежав метров десять, они остановились, развернулись и стали спиной к кирпичным стенам, не препятствуя нашему проходу. Смысл этого маневра стал ясен тогда, когда мы прошли сквозь это живое ограждение. Тогда двое ментов быстро захлопнули за нами створки широких чугунных ворот. (Они были распахнуты и прижаты к стенам, поэтому я их не заметил). Менты тут же стали за ними, отделив нас от большой группы наших. В проходе остался я с группой из полутора десятков женщин. Они обернулись назад, пытаясь понять, что произошло. Надо было действовать быстро. «Девушки» – скомандовал я бодреньким голосом – «Все за мной! Поднять плакаты! Идем брать ЦК! Нас там уже заждались!».    Наша небольшая колонна вышла из прохода, повернула на улицу Куйбышева, а затем, пройдя ее, повернула направо – на Старую площадь.
  Когда мы вышли на нее, там уже все было готово к нашему приходу. Вдоль тротуара с нашей стороны стояли желтые милицейские «ПАЗ»ы (автобусы). Перед ними стояли в оцеплении сплошной цепью менты. Перед сквером у памятника героям Шипки стояла вторая цепь милиционеров. Там, за ними, у памятника собралась внушительная толпа. Кто-то кричал оттуда, сверкали вспышки фотокамер – все внимание было приковано к нам.
  Ко мне подбежал запыхавшийся начальник Кировского РОВД (районное отделение внутренних дел) Краснов (Возможно, я путаю фамилию. По рассказам ребят из «Народного Фронта» - зверь и мордоворот, похлеще Мырикова). 
 - «Убрать плакаты!» – заорал он. – «Разойтись немедленно!». Его потная морда была перекошена от злобы. «Ну, да» - подумал я. – «Х-р-то с два ты теперь нам прикажешь на глазах у толпы, где и фоторепортеры и иностранцы».
- «Так вот», – сказал я – «согласно статьи семь конституции СССР мы имеем право проводить шествия, пикеты и митинги». И, повернувшись к своим женщинам, скомандовал: «Поднять плакаты, повернуть их туда, к памятнику. Пусть прочтут и поснимают!». Как только мои дамы выполнили мою команду – в толпе у памятника засверкали вспышки фотоаппаратов. Кто-то  махал нам оттуда и что-то кричал – видимо, наши люди.
 - «Чего вам надо?» - заорал Краснов – «Чего вы добиваетесь?». Казалось, его красная рожа сейчас лопнет от напряжения.
- «Мы составили петицию…»
- «Давайте ее сюда! Я передам кому надо. И – расходитесь!».
- «Это наша петиция в ЦК партии и мы передадим ее только представителю ЦК».
  Краснов выругался и побежал в здание ЦК.  Через некоторое время он выбежал оттуда, крикнул мне: «Сейчас к вам выйдут» и побежал к своим ханурикам-ментам.
  Ждать пришлось довольно долго. Наконец, двери мраморного замка, где располагалась некогда самая всесильная и неприступная орда советских правителей распахнулась. Оттуда вывалилась жирная туша какого-то сановника и, неуклюже переваливаясь, двинулась к нам. – «Ишь, как отъелся, сволочь, на государственных харчах» - прокомментировала его появление одна из моих женщин. Наконец, сановник приблизился к нам. Он задыхался и обливался потом.
- Давайте ваше письмо или что там у вас?
- Представьтесь вначале – попросил я.
- Начальник подотдела писем ЦК Ларионов (или Лактионов – не помню точно) – ответил он.
- Так вот! – сказал я ему.- Мы принесли заранее составленную петицию с требованием прекратить кампанию лжи и обмана в прессе. О строительстве зоопарка в нашем лесу. Но теперь мы напишем еще одно заявление – о том, как нас избивали на Площади Революции. А вы будете стоять здесь и ждать, пока мы пишем, иначе мы не разойдемся!
  Мы с Людмилой Александровной оторвали от второго листа нашей петиции чистую половинку. И написали заявление, перечислив в нем  все, что было: угрозы ментов, избиение женщин и ветеранов войны. Только после этого, передав партийному холую наши бумаги, мы разошлись.
  Не помню, как я добрался домой. Никогда в жизни я не испытывал такого чудовищного напряжения. Дома я с трудом разделся, завалился в постель и проспал часов двенадцать.
  Проснувшись в середине следующего дня – воскресенья, я стал вспоминать все подробности, все детали и события прошедшего митинга и с гордостью припомнил свое «геройское»  поведение. «Странно,» - подумал я. – «откуда это во мне? Ведь по жизни я совсем другой человек – застенчивый и нерешительный. Может даже не из робкого десятка, а из трусливой сотни. Откуда же тогда во мне эта смелость? Понятна и оправдана казацкая удаль. Эти потомки рисковых ребят, разбойников, осевшие по южным границам империи, и жившие в опасной близости от абреков, горцев и других лихих племен выработали в себе отвагу. Их закалило сознание близкой опасности.
А у меня совсем не то. Одно очевидно: смелость – это преодоленный страх. Преодоление боязни во имя какой-то высокой цели, под действием сильного чувства. Как писал мой любимый Андрей Вознесенский: «Но выше жизни и смерти, пронзающее, как свет, нас требует что-то третье, - чем выделен человек». Таким сильным чувством была для меня ответственность перед моими людьми, которые доверились мне и шли за мной».

«Тот не стал при жизни жалким прахом,
   Кто подняться над бедой сумел.
   Смел не тот, кто не изведал страха –
   А лишь тот, кто страх преодолел!».

  После этого митинга власти поняли, что нас не сломить. Нужен был конструктивный подход. Через некоторое время нам сообщили, что в каком-то цветном (розовом?) зале Моссовета второй секретарь МГК КПСС К……в (фамилию не помню, из технарей) проведет двухстороннюю встречу по проблеме строительства зоопарка. С одной стороны во встрече примут участие авторы проекта и руководители зоопарка. С другой стороны – мы, руководители «Битцевской» инициативной группы. Слава богу, к этой встрече мы успели подготовиться – закончили сводный отчет ведущих советских экологов и других специалистов по этой проблеме. Получился довольно солидный, увесистый фолиант. В нем были собраны работы многих специалистов, в том числе Яблокова, Лемешева и других. Мнение их было однозначно: ввиду исключительной роли Битцевского лесопарка для экологии столицы, трогать его, нарушать естественно сложившуюся структуру, вырубать даже небольшие участки леса нельзя! Без дискуссии, однако, не обошлось. Помню, я заспорил с сидевшим напротив меня, горячим сторонником строительства зоопарка, замечательным журналистом Василием Песковым. Он сказал мне раздраженно: «Ваш этот Битцевский район взбаламутил всю Москву. Вы не знаете и знать не хотите о проблемах животных в зоопарке. Они живут в ужасных условиях, в тесноте…». – «А вы не знаете и знать не хотите о наших проблемах!» - ответил я. – «О проблемах двуногих млекопитающих, живущих рядом с лесом. Нет такого района – Битцевский. Есть Черемушкинский, Севастопольский и Советский районы. Там живут сотни тысяч людей, в том числе дети, пожилые люди, инвалиды. Им всем этот лес нужен, как воздух!». Мы спорили, зачитывали основные положения из отчетов экологов, предлагали альтернативные места для строительства зоопарка. Никаких серьезных контраргументов наши противники не привели. Мы одержали важную дипломатическую победу!
  А еще через две месяца, восьмого сентября 88-го года, нас Битцевцев вызвал к себе в Мосархитектуру на площади Маяковского главный архитектор Москвы Леонид Васильевич Вавакин. Он сообщил нам, что первый секретарь МГК партии Лев Зайков подписал указ об отмене строительства зоопарка в Битцевском лесу. Вавакин не удержался и поздравил нас с победой.
  Мы победили! Мы не побоялись выступить против московских властей, не побоялись угроз и преследований и  –  одержали победу! Мне кажется, что эта наша борьба и победа и есть проявление подлинного патриотизма не на словах, а на деле! Отстоять от уничтожения свой родной лес, частицу своей природы, своей Родины!
   Возможно сейчас, по прошествии 30-ти лет я что-то приукрасил, как это нередко бывает в изложении реальных историй. Уж очень действия мои решительны и хладнокровны, речи лаконичны и выразительны. Ну, прямо таки – народный трибун! Но в жизни (в отличие от кино и романов) все бывает проще и грубее, а порой буднично и скучновато. Речи порой прерывисты от волнения и не так внятны. И в действиях порой бывает растерянность и испуг. Но общий дух и смысл того, что происходило тогда – я передал правдиво и честно!