В свободное, от домашних дел, время Олеся любила рисовать. Это её занятие смешило домашних: «Ну, какой из тебя художник?- с иронией выговаривали дети, а муж вообще просил никому не говорить и тем более ,-«не показывать свою мазню», – как он выражался.
Олесе было обидно до слёз, что самые родные люди не понимают и не поддерживают её. Однако, вопреки всем, любимое дело не бросала. Желание выразиться в живописи брало верх и она, закрывшись в комнате одна, творила.
Олеся была удивительной женщиной. Не требуя внимания, она отдавала себя людям. Это относилось как к родным, так и к малознакомым, и к совсем чужим людям. Она просто любила быть полезной, помочь нуждающимся, даже, если это было практически невозможно. Ей часто пеняли на это, мол, что уж так стараться, всем не поможешь, себя бы поберегла. А она старалась, не ожидая благодарности. Доброго слова, сказанного ей в ответ, было уже достаточно, чтобы у неё поднялось настроение, и мир заиграл красками.
Желание рисовать появилось у неё внезапно. Олеся сначала растерялась – она ведь и карандаш-то в руках сто лет не держала не то что краски. Но рисунок на полотно ложился сразу чётко, и она даже не замечала, как мелькает её рука, нанося мазок за мазком, и как течёт время. В такие минуты она была вся во власти творчества, и отвлечь её было невозможно.
Дети, муж пытались поначалу вмешиваться в её нереальный мир, но, видя, что она их просто не слышит, отступили. Хотя мысли, что с матерью творится что-то неладное, не оставляли. Консультировались у психолога, записывали её к лучшим «светилам» психиатрии, только она на их «заботы» не отвлекалась и даже не раздражалась, а только всё чаще закрывалась в своей комнате и работала. Правда, сама она это работой не считала, наоборот, тут она отдыхала. И пусть от долгого творения затекала спина, ломило ноги и руки, но это были мелочи по сравнению с тем, как окрылялась и парила душа, какой восторг блистал в глазах, каким счастьем наполнялось всё её существо.
Работы множились, и хотелось бы поделиться с кем-то радостью творчества, но таковых не было рядом. Добиваться же признания в кругах богемы для Олеси было чуждо. Она не считала себя художницей и оставалась со своим даром наедине.
Однажды после работы, совершенно случайно, Олеся забрела в парк, хотелось побыть одной на природе, пока позволяла погода. Шла, тихонько ступая по опавшим листьям, загребая их ногой, и ни о чём не думала, совсем ни о чём, будто унеслась куда-то в неизведанную даль. В таком состоянии невесомости она и наткнулась на юного художника, писавшего натуру. Олеся чуть было не сбила мольберт вместе с мальчиком.
Остановилась, медленно возвращаясь в реальность.
Мальчик смотрел на неё испуганными и очень чистыми глазами. Она улыбнулась. Стала расспрашивать о том, как давно он занимается живописью, что ему больше всего нравится писать, какие краски использует… Вобщем, у них нашлись темы для разговора. Игорь, так звали мальчика, сначала с опаской, а потом с удовольствием объяснял незнакомке новые веяния в живописи, основы маркетинга – это как раз то, о чём Олеся не имела ни малейшего представления. Как оказалось, Игорь уже выставлялся и не раз, и был узнаваем в кругах художников. Кроме того, что он был, безусловно, талантлив, отец его занимался организацией художественных выставок, держал галерею, и всячески поддерживал молодые таланты.
Игорь подумал, что у Олеси дети занимаются живописью, поэтому он её так заинтересовал. Однако, узнав, что она сама рисует и у неё много не востребованных работ, решил, что увлечённой и приятной женщине можно и посодействовать, хотя, вероятно, ничего стоящего там нет. Они обменялись координатами, и ещё Игорь дал адрес отцовской галереи.
Олеся почему-то ему поверила. Вероятно, сказалось обострённое чувство одиночества, но ей очень, очень захотелось ещё встретиться с мальчиком и слушать его, и видеть его глаза. А ещё ей просто нестерпимо понадобилось написать его портрет. По памяти. Она и сама не знала, что это за память у неё объявилась, но откуда-то же это бралось?..
Придя домой, Олеся наскоро перекусила, благо, что дома никого не было, и ушла творить. Ей совсем немного понадобилось времени, как показалось, чтобы с полотна на неё посмотрели лучистые глаза её нового знакомого. Она даже сама удивилась, как точно передала взгляд и одухотворение в лице мальчика.
На другой день, когда она совсем не ждала, раздался звонок и уже знакомый голос приветствовал её и пригласил приехать к назначенному часу в галерею.
Олеся растерялась. Так сразу она вроде и не готова…
Но Игорь по-мужски твёрдо сказал, что отец очень занят и другого времени у него может не быть.
Тогда, забросив все дела, Олеся решительно сбежала с работы, поймала такси и, захватив наугад несколько картин, явилась в галерею.
Игорь был уже там и встретил её. Он, пожалуй, волновался больше, чем его протеже. Олеся же, как раз, была спокойна. Она никому ничего не должна, просто выполняет просьбу знакомого мальчика.
Отец его был копией сына, хотя, скорей наоборот.
Он некоторое время молча, смотрел на неё, пытаясь понять, что это перед ним и как оно попало к его сыну. Потом, нехотя, жестом руки пригласил пройти в кабинет вместе с картинами. Игорь следовал по пятам. Ему было любопытно и хотелось, чтобы женщина оказалась не полной пустышкой. Она ему почему-то нравилась.
Мэтр-отец бросил небрежный взгляд на первое попавшееся творение. Ему вдруг показалось, что время отступило, и он смотрится в зеркало тридцать лет назад. Он оглянулся. Рядом стоял Игорь и тоже, как в зеркале видел себя. Олеся, не задумываясь, прихватила свою вчерашнюю работу – «Портрет юного художника», так она её назвала. Другие работы были тоже хороши, но их можно было уже не смотреть. Грозный занятой хозяин галереи для себя всё решил с первого взгляда. Он был профессионалом.
Было решено, что открытие её персональной выставки состоится в день её рождения – так захотел Игорь, а он имел право первого голоса. Они подружились, и с полунамёка понимали друг друга.
Игорь рос без матери, и Олеся, кроме творческого вдохновения, дарила ему материнское тепло. У неё этого добра было полно! А он просто понимал и принимал её. Ей этого было больше чем достаточно.
Олеся волновалась. Без конца поправляла новое, идеально сидевшее платье, причёску. Больше всего она боялась, что дети и муж не придут, и надо будет как-то объяснять это Игорю. Хотя, шутя, она ему уже говорила, что в семье её считают сумасшедшей, но сейчас было другое, сейчас ей было жизненно важно, чтобы они пришли.
Галерея быстро наполнялась. Откуда и кто эти люди Олеся не знала. Она пригласила только коллег и семью, но её-то она и не видела. Началась процедура открытия, представления художника.
Олеся опять была в нереальном мире. Выступающие говорили о несомненном таланте, о божьем даре, о новом художнике… К себе она эти слова не относила. Это, конечно, говорят о каком-то очень важном человеке…
И вдруг, Олеся увидела своих детей. Они стояли недалеко от входа, видно, припоздали. Всё что увидела Олеся-мать – это слёзы, катившиеся ручьём по щекам дочери. Она страшно испугалась: «Что-то случилось!?»,- и кинулась к дочери. А та, прильнув к груди матери, разразилась рыданиями: «Прости нас, мама! Мы были слепыми и очень обижали тебя!»
У Олеси, будто, камень с души упал. Она улыбнулась всем: «Всё в порядке. Просто ко мне вернулись дети. Их у меня теперь трое!»