Свенцянский прорыв 1915 года.
Общая обстановка.
Одной из самых интересных (и малоизвестных у нас) страниц истории Первой мировой войны на Восточном фронте является Свенцянский прорыв германской кавалерии ранней осенью 1915 года.
Я давно интересовался этой темой и собирал материалы о ней, но написать об этом, почему-то, все время «руки не доходили».
Недавно один из авторов нашего сайта обратился ко мне с такой просьбой, и я решил, что называется, «бросить всё», и написать несколько статей об этой поучительной операции германской кавалерии.
(Иногда эту операцию у нас называли «Молодеченским прорывом», по названию одного из тамошних городков, Молодечно.
В одном из военных стихотворений К. Симонова «Слепец» есть упоминание об этом:
«Ослепнувший под Молодечно,
Еще на той, на той войне,
Из лазарета он, увечный,
Пошел, зажмурясь, по стране.
Сама Россия положила
Гармонь с ним рядом в забытьи
И во владенье подарила
Дороги длинные свои.
Он шел, к увечью привыкая,
Струились слезы по лицу.
Вилась дорога столбовая,
Навеки данная слепцу…)
Надо сказать, что глубоко интересующиеся военной историей нашей страны ХХ века и эпохой ПМВ, в частности, могут прочитать подробные исследования этой операции, содержавшиеся в фундаментальной работе Н. Ф. Евсеева «Свенцинский прорыв», которая была опубликована в СССР, еще в далеком 1936 году, книгу А.А. Свечина «Искусство вождения полка по опыту войны 1914-18 г.г.», а также работы генералов Зайончковского А.М., Н.Н. Головина, В.И. Гурко «Черты и силуэты прошлого. Годы мировой войны», П.К. Кондзеровского «В Ставке Верховного. Воспоминания дежурного генерала при верховном главнокомандующем», многих других русских авторов.
Очень интересно проанализировать и германский «взгляд» на эти события.
В первую очередь - воспоминания германского генерала М. Позека, который был непосредственным участником тех боев, «Германская конница в Литве и Курляндии в 1915 г.», а также мемуаров германских генералов: Макса Гофмана «Война упущенных возможностей» (Der Krieg der versaumten Gelegenheiten), Эриха Людендорфа «Мои воспоминания о войне. Первая мировая война в записках германского полководца. 1914-1918», и Эриха фон Фалькенгайна «Верховное командование 1914–1916 годов в его важнейших решениях».
К сожалению, традиционно у нас в стране, даже в военных училищах и академиях, не очень-то любили изучать мемуары недавних врагов, или тщательно анализировать причины поражений русской армии.
Как правило, все эти (и многие другие) работы германских полководцев, в лучшем случае, фигурировали в качестве «дополнительной литературы», за незнание которой никого особенно и не ругали.
А ведь глубокое знание стратегии и тактики своих врагов, их взгляда на прошедшие сражения, их оценки сильных и слабых сторон русской армии – очень важны (и актуальны) по сей день.
В настоящее время в нашей историографии, почему-то, господствует мнение, что Германская империя в 1915 году планировала чуть ли не полное завоевание всей европейской территории Российской империи и её покорение.
«Ходульным» аргументом сторонников этой версии (и многих любителей «обгадить» советский период истории нашей страны), служат слова о том, что «в годы Первой мировой войны немцев на русскую территорию вообще не пустили, они смогли захватить только Польшу, а также часть Белоруссии и Прибалтики», а вот в годы Великой Отечественной они-де до Москвы дошли!
Тот факт, что в годы ПМВ Германия постоянно воевала на НЕСКОЛЬКИХ фронтах (а ведь кроме основного, Западного и второстепенного Восточного, германские войска тогда также достаточно успешно воевали: на турецком фронте, в Сербии, Италии, Греции и даже Африке и Китае (против Японии, некоторое время)), а в 1941-1942 годах у Гитлера просто НЕ БЫЛО никакого второго фронта, и он мог бросить против СССР свои лучшие дивизии, во внимание не принимается.
Безусловной глупостью, разумеется, является и современная попытка некоторых «знатоков» рассматривать земли Российской империи времен ПМВ на основании ленинского административно-территориального деления СССР.
В годы Первой мировой никакой «Прибалтики», или «Белоруссии» попросту НЕ СУЩЕСТВОВАЛО ни «де-юре», ни «де-факто»!
Это были русские земли, столетиями входившие в состав империи и их потеря для всех русских граждан тогда была также чувствительна, как и потеря любого другого «клочка» русской земли.
Та же Русская Польша более 100 лет входила в состав Российской империи и долгое время юридически именовалась «Привисленским краем». Кстати говоря, основная часть местного польского населения ТОГДА была вполне лояльно настроена к русской власти и недолюбливала немцев, даже на бытовом уровне.
Так что ЛЮБОЙ царский офицер (или грамотный солдат) той поры страшно удивился (и возмутился бы) услышав нынешний «либеральный» аргумент, что в 1915 году Россия потеряла «не свои» земли, о потери которых она-де не слишком-то и скорбела. Мол, «главное, что немцев до Москвы и Петрограда не допустили»!!!
Простой вопрос о том, а собирались ли германские полководцы в 1915 году завоевывать Москву и Петроград (как это планировал Гитлер в 1941 году) в головы нынешних «демознатоков» попросту не приходит.
Вот, в начале этого исследования, давайте и посмотрим, что же рассказывали «железные прусские генералы» о ходе боевых действий на Восточном фронте в 1915 году, и планах германского командования.
Было ли у Германии тогда намерение захватить Москву и Петербург, куда их, якобы, «не пустили» царские войска?!
Генерал Эрих Людендорф в своей книге «Мои воспоминания о войне», так рассказывает о весенне-летней кампании Германии 1915 года на Восточном фронте:
«Генерал фон Макензен, командующий 11-й армией, вновь сформированной из частей, переброшенных с Западного фронта, получил приказ: в начале мая нанести в Западной Галиции сокрушительный фланговый удар по неудержимо рвущимся вперед русским войскам.
Командующему на Востоке было поручено активизировать свои действия на передовых позициях, сковывая противника и не позволяя ему перебрасывать подкрепления в Карпаты. Осуществить подобный маневр можно было только севернее Немана в направлении Литвы и Курляндии.
В апреле 1915 г. генерал фон Лауэнштейн, имея в своем подчинении прекрасно оснащенные три кавалерийские и три пехотные дивизии, двинулся тремя колоннами из Восточной Пруссии, держа курс на Шаулен. 30 апреля город был занят и цель достигнута: русские не взяли отсюда ни одного солдата, но стали спешно укреплять этот участок фронта.
В итоге вокруг Шаулена и далее к западу развернулись ожесточенные кровопролитные бои, продолжавшиеся весь май и июнь. Нам, естественно, потребовалось усилить свои войска, с этой целью была создана новая Неманская армия под командованием генерала Отто фон Белова. Уже в мае нам вновь пришлось оставить Шаулен и отойти к югу. Под Виндавой наша кавалерия занимала позиции вдоль реки Дубисса от Куршан до гавани.
7 мая 1915 г. лихим налетом была взята Либава. Малочисленный гарнизон ее и не защищал, а сразу сдался. Хотя и не из ряда вон выходившая операция, но проведенная успешно, а главное – без потерь».
Подчеркнем, что главной целью Ставки русского Верховного главнокомандующего на весну 1915 года было стремление перенести боевые действия на Венгерскую равнину и вернуться к реализации своего главного плана войны о «нанесении удара в самое сердце Германии», используя основную массу войск, расположенных в Русской Польше.
Именно этого опасались тогда германские стратеги, и для предотвращения этих угроз и были задуманы все весенние контрудары и наступления германских и австрийских войск на Восточном фронте.
К сожалению (для России) немецкому и австрийскому командованиям блестяще удалось организовать и провести эти стратегические операции, что окончательно похоронило надежды нашей Ставки на перенос боевых действий на вражескую территорию и быстрое завершение войны.
Очень тревожным «звоночком» для царских войск стала постоянно расширяющаяся деморализация целого ряда второочередных дивизий и ополченческих частей и полная потеря ими боеспособности и готовности воевать.
Это, еще в конце декабря 1914 г. заметил великий князь Андрей Владимирович, совершавший инспекционную поездку войск нашего Северо-Западного фронта.
Он делает такую запись в своем военном дневнике:
«Офицерский состав почти во всех пехотных полках не превышает 10 - 15 и лишь в редких случаях достигает в некоторых полках 25. Были полки с одним офицером. Этот вопрос сильно озабочивает всех корпусных командиров и командующих армиями. Без офицеров вести атаки почти невозможно.
Даже сидение в окопах без офицеров пагубно действует на людей.
Командир 1-го армейского корпуса рассказал случай, когда пришел из окопа унтер-офицер просить дать им в окоп офицера, который хотя бы «ни пущал» ходить, но чтобы сидел у них, а то, как он выразился: «Мы сбегим». (!!!)
Командующий 1-й армией предлагал расформировать 67-ю и 76-ю пехотные дивизии, как проявившие недостаточную доблесть, и влить их в другие дивизии, чем увеличится состав офицеров. В крайнем случае, взять офицеров с этапов».
Как видим, уже в декабре 1914 года настроения в русских окопах, порой, было не самым воинственным и стремление к дезертирству, или сдаче в плен стало все больше овладевать умами многих царских солдат.
В мае 1915 года весь гарнизон Либавы (новейшей передовой военно-морской базы Балтфлота, на строительство которой в начале ХХ века были потрачены огромные деньги), «ее и не защищал, а сразу сдался».
(Летом 1915 г. эта цепь позорнейших сдач огромных крепостных гарнизонов, германским ландверным дивизиям, будет постоянно преследовать русское командование).
Справедливости ради, отметим, что и некоторые царские генералы тогда тоже вели себя самым неподобающим образом.
Начальник гарнизона той же самой Либавы, контр-адмирал Кисель–Загорянский, еще в августе 1914 года, после кратковременного «налета» 2-х германских легких крейсеров, которые несколько минут обстреливали ее из своих орудий, впал в такую панику, что «в ночь после бомбардировки уехал из Либавы, бросив там громадное имущество и даже не донеся об этом своим непосредственным начальникам», за что и был «смещен с должности Начальника гарнизона».
Немало было, увы, и традиционного российского разгильдяйства. Николай Врангель 25-го мая 1915 года делает такую запись в своем военном дневнике:
«Слышал ужасную историю одного эпизода в тех же окопах, занимаемых ныне Серпуховским и Ярославским полками.
Прежде здесь стоял Л-гв. Литовский полк, и в день полкового праздника все офицеры, полагая, что немцы утихли, сложили оружие и пошли в резерв в 3-х верстах праздновать радостный полковой день.
Узнав об этом, немцы неожиданно пошли в атаку, и все офицеры, застигнутые врасплох, безоружные и полупьяные, как говорит командир корпуса, — «пошли в атаку в кулаки», так как оружие осталось в окопах.
Этот праздник стоил несколько тысяч человеческих жизней, почти полного истребления полка и потери важной позиции.
Полагаю, что полковая история об этом рассказывать не станет!»
(Николай Врангель. «Дни скорби». Военный дневник. http://his.1september.ru/article.php?ID=200100903)
Впрочем, продолжим анализ рассказа генерала Эриха Людендорфа о боевых действиях германских войск на Восточном фронте летом 1915 года:
«Генерал фон Макензен настойчиво рвался к реке Сан на Ярослав и 15 мая захватил солидный плацдарм. Его фланги прикрывали австро-венгерские части, а вскоре пошла вперед и немецкая Южная армия. В начале июня русских выбили из Перемышля…
22 июня германские войска заняли Лемберг, а через несколько дней штурмом овладели Рава-Русской, вынудив противника отступить к реке Буг. Одновременно на Средней Висле русские отошли на рубеж Люблин – Ивангород…
Фронтальное оттеснение русских в Галиции не имело решающего значения для войны. Следовало подумать об осуществлении более обнадеживающих операций.
По нашему мнению, сначала следовало захватить крепость Ровно – краеугольный камень всей неманской системы обороны русских. Это открывало бы дорогу на Вильно и в тыл армиям противника, заставляя их отступать на значительное расстояние. Сильнейший удар с севера во фланг отходящих войск неприятеля мог бы помочь закончить летнюю кампанию 1915 г. сокрушительным поражением русских, от которого им никогда бы не оправиться.
Когда мы уже намеревались приступить к разработке операции, поступило приглашение от его величества генерал-фельдмаршалу и мне явиться 1 июля в Познань. Выслушав доклад генерал-фельдмаршала, кайзер, по предложению начальника Генерального штаба, приказал продолжать наступление в Польше.
Как он особо подчеркнул, 12-й армии надлежало в полосе ее действия прорвать оборону неприятеля и выйти к реке Нарев, а германским частям, расположенным в излучине Вислы, тоже следовало пробиваться к этой водной преграде. Союзные войска тем временем должны будут оперировать между Вислой и Бугом. Ничего не поделаешь, мне пришлось собственные планы, о которых шла речь выше, пока отложить…».
Как видим, поначалу генерал Людендорф планировал ударами с юга и севера отрезать основную массу русских войск, находившихся в польском выступе. Если бы это немцам удалось, то эти войска оказались бы в огромном «котле» и оказаться в плену, что могло кардинально повлиять на дальнейший ход войны.
Однако кайзер приказал продолжить фронтальное наступление на русские войска в польском выступе (которое, кстати, успешно развивалось) и эти планы Людендорфа так и остались нереализованными:
«В соответствии с указаниями ОКХ, мы приступили к подготовке форсирования реки Нарев...
Благодаря хорошей подготовке, проведенной армейским командованием и доблести германских солдат, атака, начавшаяся 13 июля, увенчалась полным успехом…
23 июля пали Пултуск и Рожаны, 4 августа германские войска на широком фронте штурмом овладели переправами на реке Нарев… В излучине Вислы тем временем перешли в наступление 9-я армия и армейская группа генерала фон Войрша. Последней удалось разбить русских у Илжи и Радома, занять эти города и заставить противника отступить за Вислу…
Я посчитал, что настала пора осуществить ранее задуманную операцию и нанести удар крупными силами от Нижнего Немана на Ковно и далее с глубоким охватом войск противника с тыла. Необходимые для этого воинские части можно было заимствовать у армейской группы Войрша, а также взять из 8, 9 и 12-й армий. Конечно, самый благоприятный момент был уже упущен: русские успели вывести свои соединения из Галиции, да и Ковно захватить без предварительной подготовки едва ли удалось бы. Но было еще не поздно нанести более чувствительный удар, чем в результате все еще продолжавшегося сражения в Польше.
Но и на этот раз ОКХ не изменило своего мнения и настояло на завершении в полном объеме операции на Висле и Нареве силами 9, 12 и 8-й армий в неизменном составе. Тем не менее мы решили, не откладывая в долгий ящик, организовать захват Новогеоргиевска и наступление Неманской армии…
Один высокопоставленный российский военачальник после заключения мира с Россией в разговоре со мной заметил, что он тогда так и не понял причину нашей остановки, когда стоило нам лишь покрепче поднажать, и русская армия развалилась бы окончательно…»
Ну, может быть, генерал Людендорф тут изрядно «прихвастнул» и просто «сочинил» этот послевоенный разговор с «высокопоставленным российским военачальником», а на деле все было иначе?
Давайте дадим слово одному из самых прославленных русских генералов времен ПМВ, В.И. Гурко, который занимал тогда самые высокие посты в царской армии, и даже замещал, на время болезни, начальника штаба Ставки М.В. Алексеева:
«В течение июля и августа 1915 года наши дела на фронте, сильно пошатнувшиеся уже в мае, становились все хуже и хуже. Общественная тревога, возрастая по мере все большего отступления нашей армии в глубь страны, достигла апогея приблизительно к половине июля, когда мы оставили, сдав их без боя, Брест-Литовск и Гродно и когда в столице заговорили о возможности ее захвата неприятелем и даже были приняты меры для постепенной эвакуации имеющихся в ней художественных сокровищ…
«Считаю своим гражданским и служебным долгом заявить Совету министров, что отечество в опасности» — так начал свое сообщение о нашем положении на фронте генерал Поливанов в заседании Совета 16 июля 1915 г.
Вслед за тем он нарисовал ужасающую картину положения русской армии:
«В войсках все возрастает деморализация.
Дезертирство и добровольная сдача в плен приняли грозные размеры.
Немцы нас гонят одной артиллерией, пехота даже не наступает, ибо против огня неприятельской артиллерии мы, лишенные снарядов, устоять не можем. При этом немцы не страдают вовсе, а наши гибнут тысячами»…
Очень тяжелое положение беженской толпы, достигающей десятков и сотен тысяч людей. Гонят эту толпу распространяемые слухи о необычайных зверствах и насилиях, чинимых немцами, но главную ее массу составляет население, выселяемое по приказу военных властей в целях обезлюдения местностей, отдаваемых неприятелю.
Толпа эта чрезвычайно озлобленная. Людей отрывают от родных гнезд, давая на сборы несколько часов. У них на глазах сжигают оставляемые ими запасы, а нередко и самые жилища. Психология подобных беженцев понятна. Степень озлобленности против властей безгранична, а страдания беспредельны…
Люди сотнями мрут на дороге от голода, холода и болезней. По сторонам дороги валяются непогребенные трупы…
По словам Кривошеина, сказанным в заседании Совета 4 августа, «беженская масса, идя сплошной стеной, топчет хлеб, портит луга, истребляет лес. По всей России расходятся проклятия, болезни, горе и бедность. Голодные и оборванные беженцы всюду вселяют панику. А за ними остается чуть ли не пустыня. Не только ближайший, но и глубокий тыл армии опустошен и разорен».
Особенно острый характер принял этот вопрос к половине августа, когда до сведения Совета дошло, что в Ставке разрабатывается проект расширения тыловой полосы до линии Тверь—Тула, а главнокомандующий Южным фронтом генерал Иванов собирается очистить прифронтовую полосу на сто верст в глубину страны от всякого обитающего его населения, да кстати эвакуировать и Киев.(!!!)
В Совете указывается, что поголовное выселение населения с уничтожением имущества и всеобщим разорением недопустимо со всех точек зрения. К тому же выселение производится грубо. Раздраженные крестьяне вооружаются, чтобы охранять свое имущество. Разрушаются фабрики и заводы с запасами сырья и продуктов, к вывозу которых не принимается никаких мер…
Наконец, тот же Янушкевич изобретает уже совершенно чудовищное по мотивам и недействительное по существу средство для восстановления крепости русской армии.
В письме на имя Кривошеина он пишет буквально следующее:
«Сказочные герои, идейные борцы и альтруисты встречаются единицами... таких не больше одного процента, а все остальные — люди 20-го числа. Русского солдата, — продолжает этот своеобразный ценитель русской военной доблести, — надо имущественно заинтересовать в сопротивлении врагу... необходимо его поманить наделением землей под угрозой конфискации у сдающихся».
Наделение предполагается Янушкевичем определить в размере от 6 до 9 десятин на воина…
Письмо это вызвало в Совете министров общее и крайнее возмущение…
К тому же самая мысль Янушкевича неосуществима: такого количества земли, какое нужно для наделения многомиллионной армии, в империи просто нет.
Превращение русской армии в ландскнехтов — вот мысль, которая еще никому не приходила.
Кн. Щербатов справедливо замечает, что «никто еще не покупал героев, что любовь к родине и самоотвержение — не рыночный товар».
(В.И. Гурко. «Черты и силуэты прошлого». Часть VI. Годы мировой войны»).
Ну, и как вам ТАКАЯ картина?!
И ведь об этом нам рассказывают не современные псевдоисторические брехуны, а участники и очевидцы тех событий, занимавшие в царской иерархии очень высокие места.
Генерал Янушкевич (предлагавший «поманить» царских солдат обещанием наделить их землей, за счет конфискации этой земли у тех, кто добровольно сдавался в плен) – в то время начальник Штаба Ставки Верховного главнокомандующего, Поливанов, Кривошеин и Щербатов – царские министры.
Часто нам нынешние псевдомонархисты и либеральные историки, любящие поливать грязью советский период, рассказывают о том, что летом 1915 года в царской России планировалась эвакуация Киева, перенос Ставки в Калугу и организация обороны Петрограда с эвакуацией ценностей из столицы в глубокий тыл России?!
А ведь немцы ТОГДА вовсе не организовывали наступления на Киев, или Петроград, не имея для этого ни войск, ни политических целей.
В отличие от Гитлера, Вильгельм 2-й вовсе не планировал захвата всей России, расчленения её на десяток псевдонезависимых «бантустанов», и постепенного истребления населявших ее славянских народов.
Он неоднократно предлагал Николаю Второму «мир без аннексий и контрибуций» и в 1915, и в 1916 годах.
Но царь «хранил верность союзническому долгу» и упрямо продолжал войну…
Вернемся к мемуарам генерала Э. Людендорфа:
«В конце июля в наших руках оказались Люблин и Холм; оперировавшая в излучине Вислы 9-я армия 5 августа заняла Варшаву…
С особым удовольствием мы восприняли известие о взятии Варшавы: припомнились тяжелые бои за этот город осенью 1914 г. Однако именно они заложили основы последующих успехов, которые венчало вступление германских войск в столицу Польши…
9 августа закончилось полное окружение Новогеоргиевска. Взять крепость поручили генералу фон Безелеру. Это была отдельная операция в тылу наших войск, продолжавшая наступление. Долго сопротивляться 80-тысячный гарнизон новогеоргиевской крепости не мог. 19 августа крепость пала…
Между тем наступление продолжалось. Укрепления Ломжи были взяты 8-й армией еще 9 августа, а 22 августа она захватила Осовец. К верховьям Буга двигалась 12-я армия, держа курс на Белосток. Южнее наступали две группы армий под командованием принца Леопольда Баварского и фон Макензена. Последний после взятия 26 августа Брест-Литовска продвигался в направлении Барановичей и Пинска.
В какой-то момент показалось, что ОКХ намерено вообще прекратить наступление на востоке.
Оно начало перебрасывать крупные соединения из группы фон Макензена, а также из 12-й и 8-й армий на запад и в Южную Венгрию.
Однако ОКХ не стало вмешиваться в нашу начавшуюся после захвата Ковно операцию по вторжению в Литву и в Курляндию».
Итак, в конце лета 1915 года, на «пике» своих военных успехов на Восточном фронте, верховное командование германской армии (ОКХ) «…начало перебрасывать крупные соединения из группы фон Макензена, а также из 12-й и 8-й армий на запад и в Южную Венгрию».
На этом, собственно, все, первое и последнее, стратегическое наступление германской армии на Востоке и закончилось.
Никто у немцев тогда не собирался «идти походом» на Петроград, Москву, или Киев.
В 1915 -1916 годах германское командование еще иногда проводило частные наступательные операции (по захвату стратегически важных для организации обороны железнодорожных узлов или рокадных линий), но никаких крупных наступательных операций на Востоке больше не вело.
Интересно посмотреть и то, в каком состоянии к этому моменту, находился тыл царской армии.
Вот, что в своих мемуарах «Черты и силуэты прошлого», об этом рассказывает генерал В.И. Гурко:
«Тем временем военный министр Поливанов подливает масло в огонь и усиленно разводит панику, доходя до утверждения, что «штаб утерял способность рассуждать и давать себе отчет в действиях. Вера в свои силы окончательно подорвана.
Малейший слух о неприятеле, появление незначительного немецкого разъезда вызывает панику и бегство целых полков».
Командир сданной им без боя крепости Ковно генерал Григорьев, по словам военного министра, удрал и исчез; его разыскивают для предания военному суду.
Со своей стороны кн. Щербатов передает, что «в сумбуре отступающих обозов и воинских частей, вольных и невольных беженцев... происходит какая-то дикая вакханалия.
Процветает пьянство, грабежи, разврат.
Казаки и солдаты тянут за собой семьи беженцев, чтобы иметь в походе женщин»…
Беспокойство правительства по поводу усушившегося народного брожения тем более понятно, что министр внутренних дел уже 11 августа 1915 г. определенно заявил Совету, что бороться с растущим революционным движением он не в состоянии, так как ему отказывают в содействии войск для подавления беспорядков, причем ссылался на неуверенность в возможности заставить войска стрелять в толпу.
«Ряды полиции редеют, — говорит кн. Щербатов, — а население ежедневно возбуждается думскими речами, газетным враньем, безостановочными поражениями на фронте и слухами о непорядках в тылу».
В течение того же августа кн. Щербатов указывает, что положение в Москве серьезное: «Войска нет, всего одна сотня казаков да один запасный батальон в 800 человек, наполовину ежедневно занятый содержанием караулов. На окраинах имеются две ополченские дружины, неверные.
Зато в городе находится до 30 тысяч выздоравливающих от поранений нижних чинов.
Народ это буйный, вольница, безобразничающая и дисциплины не признающая. В случае беспорядков эта орда станет на сторону толпы».
Не лучше положение и в Петербурге, где уже происходили шумные забастовки на Путиловском и металлическом заводах.
Война, которая вообще к тому времени народу опостылела, превратилась для него уже в определенно невыносимую».
В том, что утверждение военного министра царской России Поливанова, что «…появление незначительного немецкого разъезда вызывает панику и бегство целых полков», к сожалению, вовсе не был преувеличением, мы убедимся при анализе ряда примеров действия наших войск в ходе Свенцянсого прорыва.
В сознании громадного большинства наших солдат (да и офицеров тоже) к этому времени возникла уверенность в непобедимости германской армии и неспособности наших войск вести против немцев успешные наступательные операции.
(Более подробно об том «комплексе неполноценности» перед германскими войсками здесь: http://www.proza.ru/2012/11/29/488).
А вот у немецких солдат и офицеров, напротив, успешные наступательные операции на Восточном фронте 1914 и 1915 годов выработали ощущение своего военного превосходства над царскими войсками и уверенность в своих силах на поле боя.
Об этом прямо пишет и генерал Э. Людендорф:
« Гродно русские сдали неожиданно быстро, и 2 сентября соединения 8-й армии вошли в город…
В 8 часов утра 14 июля генерал фон Белов начал наступление, которое, сопровождавшееся ожесточенными боями, продолжалось до 23 июля и вошло в военную историю под названием «сражение у Шавли».
В результате русская 5-я армия была отброшена к Паневежу и избежала полного окружения только потому, что зашедшая ей в тыл германская кавалерия не располагала достаточными огневыми средствами. 29 июля германские войска заняли Паневеж. Действовавшие на левом крыле Неманской армии кавалерийские части присоединились к пехоте, наступавшей на Митаву, которая 1 августа оказалась в наших руках…
Во второй половине августа уже принял конкретные формы план нанесения удара во фланг отходящим из Польши русским войскам силами 10-й армии в общем направлении на Ковно – Вильно – Минск. Ее левый фланг должны были прикрывать Неманская армия и крупные кавалерийские соединения, действуя против Двинска и рубежей на линии Полоцк – Минск. Поспешное отступление противника на восток не позволяло больше откладывать реализацию замысла…
Наконец 9 сентября началось общее наступление. Неманская армия успешно шла к Ивангороду и Двинску, преодолевая отчаянное сопротивление противника. Кавалерийские отряды действовали между Двинском и Вилией и быстро ушли далеко на восток. Левое крыло 10-й армии с величайшим напряжением всех сил продвигалось по скверным дорогам и в условиях плохой погоды вверх по течению Вилии в сторону Вилейки, а в это время ее части, ведущие фронтальные атаки, тоже поспешно продвигались вперед. Не выдержав двойного давления, противник, осознав грозящую ему опасность, стал медленно с боями отходить по всему фронту. Получив восточнее Двинска подкрепление, русские сосредоточились около Лиды и Слонима и нанесли через Вилейку мощный контрудар, сорвав наши планы тотального окружения армии противника.
Нам стало ясно: операцию следует прекратить. Мы отвели далеко ушедшее вперед левое крыло 10-й армии. Русская накатывавшая волна разбилась о новый рубеж обороны, отхлынула назад, и постепенно все успокоилось.
Летняя кампания против России на этом закончилась. Противник хотя и не был разбит, но все же оттеснен по всему фронту, а мы сделали еще один большой шаг вперед.
Волевой великий князь Николай Николаевич был отстранен от должности Верховного главнокомандующего, эти функции взял на себя царь Николай II.
Наши солдаты и командиры повсюду с честью выполнили свой долг, и в них окрепло сознание собственного военного превосходства над русскими, чье огромное число уже не страшило».
Как видим, тот факт, что вместо «волевого» великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим русской армии стал Николай Второй, немецкими военачальниками был воспринят с нескрываемым удовлетворением.
К в.к. Николаю Николаевичу (при всех его промахах и неудачах) они относились с уважением, а вот полководческие «таланты» Николая Второго не вызывали у них никакого почтения.
Они понимали, что царь будет лишь номинальным Верховным, что в реальности и произошло.
Никаких серьезных, полководческих решений, способных изменить ход войны на Восточном фронте, ни от Николая Второго, ни от генерала М.В. Алексеева, которого царь назначил начальником Штаба Ставки, они не ждали, и не опасались такого развития событий.
В следующей главе продолжим рассказ о боевых действиях летом и осенью 1915 года в Прибалтике и "отцах-командирах" царской армии.
На фото: карта Восточного фронта, на период апрель-май 1915 года. (Время наибольших успехов русских войск)
Продолжение:http://www.proza.ru/2018/11/01/620