Я легко засыпал где-бы то ни было: в поле, лесу, на берегу реки. В детстве от этой способности, заключающей в себе неоднозначные последствия, подхватил двустороннее воспаление лёгких и чуть не умер, потому что после долгого перехода (я всегда был ярым путешественником) заснул на мягком тёплом песке устья реки Коён - когда ещё светило ласковое солнце, а проснулся ночью - с тяжестью и острыми коликами в боку. Был конец апреля, к ночи песок остыл, и холод пробился сквозь новое походное пальто, которое мне тогда казалось надёжным и толстым.
Несмотря на полубредовое состояние, мне удалось выбраться и выжить, жестоко переболев. Но с той поры, когда приходилось ночевать в походных условиях, я усвоил железное правило - прежде всего думать о подстилке. Если б в упомянутой ситуации с собой имелся достаточный отрез полиэтилена, лёгкого и транспортабельного, такого конфуза с возможно трагическим исходом наверняка бы не случилось. Для близкого контакта с матерью - сырой землёй при экстрим-ночёвках желательны либо упомянутая гидроизоляционная прослойка, либо просто копна сена из стога или куча нарубленного хвойного лапника.
Это на природе - под открытым небом. А под крышей ни в коем случае нельзя спать на бетонном, мозаичном и другом подобном каменном основании. Их быстро меняющаяся теплопроводность также опасна для уснувшего в безмятежности человеческого организма.
Однако пол в нашей комнате, отделанный сначала ламинатом, а потом сверху крытый паласом, в этом смысле для меня был вполне безопасен.
Я без боязни улёгся прямо под овальный стол, чтобы ночью, спросонок, никто не споткнулся о моё распростёртое тело. Какое-то время я ощущал нечаянное или умышленное тырканье ногами моих товарищей, продолжающих вечерять, но поскольку все они мне были симпатичны, я терпеливо перенёс это небольшое беспокойство, не помешавшее мне блаженно погрузиться в заповедный сон.
Зато проснулся я раньше всех и, стараясь никого не тревожить, выскользнул во двор. Наша машина стояла на месте, присыпанная свежевыпавшим искристым снегом. Он был крупитчато-рассыпчатым, и вылезший из своей контрольно-постовой конуры охранник легко сметал его прикреплённым к длинной палке обычным домашним веником к высокому боковому забору.
Я приблизился к нему, делая на ходу гимнастические упражнения плечевого пояса, поздоровался, и предложил свои услуги в качестве бесплатного дворника. Он сдержанно улыбнулся и молча передал мне комбинированную метлу.
"Видно, немой!" - подумал я, ещё не прочувствовав ситуации, что многие патриотически настроенные эстонцы, согласно круговой поруке, взяли за правило вообще не разговаривать по-русски - даже с приезжими, что было довольно глупо.
Я с удовольствием промёл небольшой дворик, сожалея о его относительно малой площади. Постовой, заметив что я завершил взаимовыгодную утреннюю зарядку на свежем воздухе, энергично замахал мне рукой через стекло, приглашая зайти к себе.
Продолжая молчать, он предложил мне разделить с ним завтрак, разливая из термоса в чашки кофе с молоком и пододвигая бутерброды с маслом, колбасой и сыром. Всё оказалось добротным и вкусным - на мой вкус, потому что я умел различать домашнее от магазинного. Хлебосольный хозяин, наверное, не терял связь с хуторскими родственниками, а может и сам жил где-то рядом в сельской местности.
Я вспомнил своё деревенское житьё-бытьё, и решил по возвращении непременно освоить такого же рода домашнее производство продуктов.
Между тем, ночное безмолвие стало нарушаться движением первых автобусов и автомашин. Я решил, что пора поднимать своих соратников и потихоньку убираться, пока не появились другие ответственные люди из обслуживающего персонала.
- Thank you very much! - поблагодарил я ночного сторожа за угощение без всякой задней мысли, сметая оставленные после себя крошки со стола.
Он с дружественным пониманием кивнул мне в ответ и ответил что-то по-эстонски.
"Вот гад!" - подумал я, не озвучивая. - "Не захотел разговаривать на великом и могучем, а на мой английский всё-таки ответил, хоть и по-своему!"
Но злости я к нему не испытывал, потому что чувствовал в такой позиции скрытую ущербность, свойственную многим европейским народам, особенно ближним к России. Пусть немного повыпендриваются. Всё равно им без неё никуда. Будущее за ней, потому что такого мощного потенциала больше нет ни у кого в мире. Вот только бы нам бросить бухать...
На такой праведной и спасительной волне я решительно поднял на ноги почивавших ещё моих товарищей, и пока они приводили себя в порядок, собрал пустые бутылки в большой пакет и вынес в мусорный контейнер, который был за пределами гостиного двора. Охранник с одобрением наблюдал за моими действиями, но на русский переходить не собирался, хотя я всячески его на это провоцировал, походя задавая озорные вопросы.
Завтракать мои соотечественники не собирались, мы сразу же выехали и правильно сделали, потому что в фойе гостиницы нас в нетерпении ожидали Вероника, Патрик, Бергельсон и прочая актёрская братия с заметно встревоженными лицами. Все они были с вещами на выход - даже Вероника.
Мы с Афанасием вошли в гостиницу первыми, и она сразу же подошла к нам, обращаясь ко мне и поглядывая на моего спутника, остановившегося на деликатном расстоянии:
- Они хотят взять меня в поезд вместо него... - она кивнула в сторону актёра. - Чтобы продолжить чтение и репетировать. Говорят, мало времени, а хочется записать мои сопроводительные вступления до вечернего представления.
Афанасий стоял рядом и слушал. К нему вернулось то скорбное и строгое выражение лица, какое было недавно во время разыгранной трагикомедии в гостевом доме. Мы ожидали услышать от него "вето" на такую бесцеремонную коллективную установку его коллег, но он только вздохнул и смиренно согласился:
- Это по-нашему. Всё делается на скаку. Без учёта интересов маленьких людей... Но я не против. Доеду в Таллинн с ребятами. Они мне понравились...
Глаза Вероники возбуждённо и виновато блестели. Я хотел было забрать у неё саквояж, чтобы не утруждать новоиспечённую актрису грузом и отвезти его в столичный город на машине самому, но она не отдала:
- Пусть лучше останется со мной. Скорее всего, мы встретимся только на представлении. Афанасий знает, где оно будет проходить.
- Афанасий знает... - как эхо отозвался актёр.
Что ж! Установка была разумна. А возникшую неловкость с драматическим оттенком пора было пресечь.
- Ну, тогда - пока! Встретимся на спектакле. А потом - дальше! Ты не забыла? - стараясь казаться бодрым, подвёл итог переговорам я.
- Конечно, нет! - обрадовалась Вероника нашей покладистости. - Потому и хочу по максимуму поработать сейчас. Между прочим, не безвозмездно...
Я вспомнил, как часто выручал нас Вероникин прагматизм, и сдержанно пожал ей руку на прощание - чтобы не сделать большего и не раскрыться полностью перед заинтересованно наблюдавшей нас с двух сторон застывшей в молчании публикой.
От имени нашего войска я помахал "до скорой встречи!" противостоящему ряду воинов искусства с меценатом-торговцем, и мы разошлись, обменявшись членами наших команд - согласно устному договору о непротивлении сторон. Я засунул пакет Афанасия с туалетными принадлежностями к себе в сумку, предусмотрительно спущенную вниз Вероникой, закинул её в багажник нашего авто, и через несколько минут мы выбрались на ухоженную по-европейски трассу Е-20 в направлении Таллинна.
Отдохнувший Марат весело рулил, балагурил и всех обгонял по дороге в местную столицу, рискуя нарваться на ненужные неприятности на ровном месте: однако никто из пассажиров не делал ему должного замечания за такую быструю и безбашеннную русскую езду. Он, пожалуй, единственный не был отягощён какими-либо серьёзными думами, и мы были даже рады, что хоть один из нас чувствует себя легко и беззаботно, разгружая тем самым общее напряжение и разбавляя молчание.
Я как всегда сидел на заднем сидении - зажатый посерединке. Справа притих Афанасий, а слева грустила Нина. Я покосился на неё и хотел было натужно пошутить на тему восстановления отношений её с "обманутым мужем", но увидев, что она промокает платочком уголки глаз, спросил другое:
- О детях думаешь?
- Да.
- Хочешь повернём к границе, пока далеко не отъехали?
- Нет. Я договорилась на неделю.
- А не боишься?
- Боюсь. Но иначе нельзя.
- Ты уже помогла нам.
- Хочешь сказать, что роль свою отыграла и теперь не нужна? - с напористой обидой в голосе спросила она
Я опять посмотрел на неё и порадовался изменению выражения похорошевшего от праведного возмущения её лика. "Тоже Жанна дэ Арк! Пусть будет с нами. Она закисла там в своём милом городишке. Ей хочется простора, новых людей и страстей! И вообще - жалко с ней так быстро расставаться. Она интересная..."
Успокоившись, я повернул голову вправо. Афанасий сидел полусогнувшись со скрещёнными руками на груди, закрыв глаза и тихо вздыхая. "Крутит в голове несбыточные мечты о Веронике", - решил я. - "Хорошо бы его перенаправить. Судя по всему, он одинокий и неприкаянный мужичок, талантливый актёр без нужного ему режиссёра. Надо соединить его с Ниной, пока она свободна и он свободен..."
Неожиданно возникшая мысль показалась мне толковой и конструктивной. Они стоили друг друга.
В Таллинне мы не стали останавливаться ни в какой гостинице. У Григория здесь жила родственница, а именно двоюродная тётка по матери, тоже рыжая и тоже довольно красивая, которая с радостью нас приняла. Она прекрасно чувствовала себя в Эстонии, бойко разговаривала на трёх языках, владея кроме местного и русского, также и немецким. На последнем она запросто говорила по телефону, перезваниваясь с родственниками, жившими в каком-то неизвестном нам Зефтенберге.
Мне очень хотелось задать ей несколько вопросов, но за общим столом я стеснялся это сделать. Она это чувствовала, перехватывая иногда мой взгляд, и когда мы с Ниной вызвались ей помочь с мытьём послеобеденной посуды, принимая от нас сполоснутые тарелки и протирая их специальным полотенцем, она вдруг заявила, полагая растопить наше замороженное любопытство :
- Вы, наверное, думаете, что русским здесь плохо живётся. Если бы это было так, они бы вернулись в Россию.
- В России сейчас беспредел, - ответила вместо меня Нина. - Пьяница президент устроил беспрепятственный доступ к алкоголю всем желающим в течение круглых суток. Пьют все - от девчонок-малолеток до стариков-пенсионеров, которые потеряли веру в жизнь. От этого на каждом шагу безобразия. А здесь всё спокойно и культурно.
- Здесь тоже, насколько мне известно, можно купить выпивку когда угодно. Сухого закона, как в Финляндии, нет.
- Там тоже отменили, - заметил я.
- Правильно, отменили. Когда жизнь наладилась и население отвыкло от пагубной привычки...
- Унаследованной от царского режима, когда Финляндия была в составе Российской империи? - горько сыронизировал я.
- Может и так. Но то, что они сейчас живут хорошо, потому что никогда не прекращали на правительственном уровне борьбу с массовым пьянством - это факт. Эстонцы тоже к этому стремятся и всячески пытаются уйти от российского влияния, потому что оно разрушает их хуторской менталитет и национальные традиции.
- А как местные русские общаются с эстонцами? - наконец задал я вопрос, который меня волновал больше всего после контакта с добрым, но молчаливым охранником. - На работе, в разных инстанциях и просто на улице?
- Так и общаются. Кто знает язык (но таких мало), те чувствуют себя вполне комфортно, кто не знает - тоже особенно не страдают, потому что эстонцы сделают всё как просят, потому что все понимают русский... но лясы точить не будут.
- Лясы точить... А просто разговаривать на великом и могучем. Что в этом плохого?
- На великом и могучем люди разучились разговаривать и у нас, - опять вмешалась Нина. - Через каждое слово употребляют матерок... Что взрослые, что дети.
"Вот коза! Потворствует местному национализму!" - подумал я с досадой. И решил идти ва-банк, используя убийственный аргумент:
- Эстонцы воевали на стороне Гитлера...
- Эстонцы воевали и на стороне СССР. Как раз в наших местах под Порховым - целых две дивизии - 180-я и 182-я! - тут же откликнулась всезнающая Нина. - Об этом у нас в музее на экскурсиях говорят... и детям в школе на уроках мужества.
- Эстонцы были разными. Как и немцы. Как и русские... - миролюбиво подытожила дискуссию хозяйка, принимая последнюю тарелку.
Если б было время, я, наверное, спросил о Клооге, концлагере под Таллинном, где служили охранниками эстонцы и где накануне освобождения его советскими солдатами гитлеровцы заставляли заключённых евреев и славян таскать на себе брёвна откуда-то издалека, чтобы потом поэтапно расстреливая их, укладывать перемежающимися штабелями с топливом для большого погребального костра. Но до конца они не успели провернуть свою сверхаккуратную операцию, предвосхищая мероприятия по стерилизации памяти последующим поколениям. 80 лагерников, благодаря возникшей панике среди палачей с приближением Красной армии, спрятались в казармах, оставшись живыми свидетелями творимого и ставшего уже привычным ужаса. Верхняя часть трупов не успела сгореть, и тоже, без слов, подтверждала о попытке сверхчеловеков замести следы преступлений...
Мы вернулись в гостиную. Марат с Григорием смотрели по телевизору фильм о Рэмбо - самый первый из этого ряда и единственный из всех, который мне нравился. Последующие, где он дубасит наших в Афганистане и Вьетнаме, конечно, не вызывали у меня положительной реакции. Хотя некоторые моменты забавляли. Например, где "советские солдаты" бестолково топчутся в минуты отдыха, изображая пляску под "Калинку-малинку". В этом месте, во время коллективного просмотра, мы с сослуживцами самозабвенно хохотали.
Такое ограниченное представление Голливуда о самом продвинутом народе мира, представители которого первыми вырвались в космическое пространство, в то время как наследники римской цивилизации и хранители западных ценностей развивались больше в сторону порноиндустрии, казалось нам очень забавным и странным...
- А где Афанасий? - спросил я, беспокоясь не убёг ли он в свой передвижной театр.
- Я здесь! - откликнулся актёр из соседней комнаты. - Готовлюсь к представлению.
Он сидел перед трюмо и мазал лицо пигментирующей краской.
- Вот эта чёртова процедура занимает больше времени, чем само моё участие в спектакле, - пожаловался он, не поворачивая головы в нашу сторону.
- А можно я вам помогу? - вызвалась Нина. - Я умею.
- Даже если и не умеете - я рад отдаться в ваши руки. Тем более что, это мой последний выход в этом амплуа. Надоело...
Он уже знал, что мы с Вероникой уезжаем в Палангу - "местечко под Клайпедой", как уточнил бывалый актёр, обладая гораздо большей информацией о местонахождении съёмочной группы.
- Там снимался "Король Лир"! Частично, правда... когда надо было запечатлеть сильный ветер, несущиеся по небу серые тучи, секущий по лицам дождь и прочую мятущуюся стихию... - многозначительно заявил он во время трапезы, когда зашла речь на эту тему. И подчеркнул с уважением. - С Юри Ярветом в главной роли.
- Да, - подтвердила тётя Григория, подкладывая нам разные немецкие вкусности, что-то вроде штруделей. - Великолепный актёр. Эстонец, между прочим.
- Это который фашистов всё время играет? - спросил благодушно Марат, более других оценивший достоинства немецкой кухни.
- Фашистов он никогда не играл! - возмутился Афанасий. - Такие одиозно-тупые роли не для него.
- Он играл в "Солярисе" маленького взлохмаченного учёного, - напомнил я Марату знакомый ему фильм.
- Он большой актёр и много чего играл, - вступила Нина. - Особенно мне понравился судья в фильме по Дюрренматту... Там ещё Мирошниченко с Адомайтисом в главной роли.
- Адомайтиса я уважаю, - подтвердил самодовольно Марат, ослабляя ремень на животе. - Одна умная женщина как-то даже сказала, что я на него похож.
- На Чёрного Абдуллу ты похож, а не на Адомайтиса! - прервал его Гриня, догадываясь кого он имеет ввиду. И сразу перешёл к делу. - Кого-то надо оставить здесь в качестве резидента... Да и мест на всех в машине не хватит ехать в Летову.
- Мест хватит, - успокоил я. - Вероника и я поедем в другой машине. Но дело не в этом. Кому-то действительно надо остаться здесь и дождаться Артура с Константином... моим приятелем.
- Он и мой приятель... во всяком случае - добрый знакомый! - откликнулся актёр Афанасий.
- Хотите остаться? - спросил Гриня.
- Я бы предпочёл ехать в Палангу. Вдруг и для меня найдётся там какая-нибудь роль?
- Найдётся, - уверенно пообещал я. - Останется Нина. Ни к чему ей так далеко забираться... удаляться от дома. Не правда ли?
Я посмотрел на неё испытующе.
- Правда, - согласилась она. - Здесь мне будет спокойнее.... Но через пять дней я должна вернуться домой!
- Этого достаточно. Только постарайся держаться ближе к этому телефону. Костя с Артуром могут позвонить в любой момент.
С Константином я уже на эту тему переговорил, как только мы приехали к одинокой тёте нашего начальника экспедиции. Гриня вкратце посвятил её в наши проблемы, убедив не поднимать зря шум и не сообщать ничего своей матери и её сестре - дабы у той не случился рецидив. С отцом он тоже пообщался насчет Артура, и тот немедленно отправил верного человека вытащить отдыхающего секьюрити из зауральской глубинки.
К месту представления мы отправились втроём - на общественном транспорте. Я решил не светить лишний раз Марата и Григория. Они согласно кивнули, не отрываясь от захватывающего сюжета на экране телевизора. Перекликаться и согласовываться друг с другом на литовской земле мы договорились через эстонскую тётю и Нину, уполномоченных быть диспетчерами наших дальнейших действий в районе Мемеля, как называла Клайпеду по старой памяти Андреа Виттих, родственница молодого барона.
Она передала мне на прощание самодельную визитку со своими данными, которые были красиво выведены на трёх языках соответствующими национальными вензелями от строгих готических до закрученно-завитушных, как в русских народных сказках.
Я с удовольствием узнал, что она преподаёт историю в университете.
- Очень надеюсь увидеться ещё с вами... С вашей красавицей Вероникой! - обратилась конкретно ко мне умная и добрая профессорша, отчасти посвящённая Ниной куда и зачем мы сейчас едем, провожая на ближнюю автобусную остановку. А потом, доверительно улыбаясь, уведомила уже Нину по простому. - А за тобой с Афанасием Петровичем, я заеду сама, раз такая конспирация. Буду ждать после спектакля у театрального входа в белой "Ниве".
- "Ниве"! - обрадовалась Нина. - У меня тоже "Нива"...
- Значит мы с тобой одной крови, - продолжала улыбаться Андреа Виттих. - И скорее найдём общий язык.
- Мы уже нашли! - продолжала ликовать наша российская автоледи.- Только у меня машина другого цвета.
- Вот и хорошо. Должны же быть какие-то различия между людьми и вещами, иначе мир стал бы однообразно унылым... Всего вам хорошего! Вот ваш автобус. Тут рядом. На третьей остановке выходите.
Мы очень быстро и спокойно доехали до места. На загримированного артиста никто из пассажиров не обратил никакого внимания - либо по причине национальной невозмутимости, либо потому что в европах с их нововведёнными хэллоуинами удивить такой скромной раскраской, подчёркивавшей мужественную преданность слуги своему господину, было невозможно.
Здание театра показалось заурядно скромным. Судя по внешнему виду и внутреннему устройству это был дом культуры какого-то бывшего советского предприятия.
Следом за актёром мы заскочили в театр со служебного входа, и Афанасий сразу нырнул к своим переодеваться. Мы с Ниной немного потоптались на пороге их "предбанника" в надежде увидеть Веронику, но её там не оказалось, хотя другие женщины-артистки присутствовали. Нисколько не стесняясь мужчин, они ходили среди них в исподнем и, тихо переругиваясь, разыскивали все вместе свои средневековые платья и костюмы, сваленные в кучу.
- На войне как на войне, - сказал я, вытаскивая завороженную Нину из костюмерной, больше похожей на французский публичный дом из зарисовок Тулуза Лотрека.
Веронику мы услышали сразу - как только началось представление. В сопровождении позвякивающей мечами и раздираемой воплями негромкой авангардистской музыки, она что-то быстро и проникновенно говорила по-французски записанным на магнитофон прерывистым задыхающимся голосом.
- Ты понимаешь по-французски? - спросил я тихо Нину в самое ушко.
- Нет, - ответила она. - Но это неважно. Здесь главное создать настроение... А говорит она очень убедительно! Разве не чувствуешь?
- Чувствую... Я пойду... К тебе скоро придёт Афанасий, а мне пора на бандитскую "стрелку"...
На самом деле мне хотелось поскорее найти Веронику. Видимо, под впечатлением близко услышанного голоса, я был уверен, что она пристроилась где-то там - на задворках за сценой.
В поисках разыскиваемого входа я пробежал на второй этаж, полагая, что именно оттуда должен быть специальный спуск вниз к сцене, прошёл в правое крыло здания и увидел сидевшую за буфетным столиком Веронику. Она была не одна...